В голове у меня опять проснулись вулканы, и я вдруг ощутила острое желание отхватить его рыжую башку папиными садовыми ножницами, притащить ее на блюде в класс и скормить лягушкам.
И мне было наплевать, что подумают остальные, я больше не собиралась с ними дружить.
Не нужны мне такие друзья.
Я и одна проживу.
И Дэррина Пека, пожалуй, убивать не буду, а лучше стану монахиней.
Дам обет молчания, мне это вообще раз плюнуть, и обет одиночества, раз уж я все равно одна, и проведу остаток жизни у телевизора.
Я хотела было повернуться и уйти, чтобы приступить к выполнению плана, но тут Аманда Косгроув выкинула фортель.
Она протиснулась ко мне, сдернула с блюда целлофановую пленку, взяла пончик и откусила большой кусок.
Она ела пончик, выразительно жуя и облизываясь — так, чтобы всем было видно.
Ребята замолчали.
Дэррин Пек скривил рожу.
— Фу-у! — заорал он. — Аманда Косгроув лопает пончик с лягушатиной!
Аманда на него даже не взглянула.
Она взяла еще один пончик, подошла к Меган О'Доннел и протянула угощение, молча глядя ей в лицо.
Я поставила блюдо на землю, чтобы объяснить Аманде, что Меган яблок вообще не ест, но Меган почему-то взяла пончик и надкусила.
Жевала она без всякого удовольствия, но Аманду это не разжалобило.
Она подняла блюдо и стала обходить всех по очереди, молча держа его перед собой.
Каждый, к кому она подходила, брал пончик.
А когда уже человек шесть или семь жевали пончики, улыбаясь и жмурясь от удовольствия, остальные, не дожидаясь приглашения, столпились вокруг блюда и мигом все расхватали.
— Не ешьте их! — вопил Дэррин Пек. — У вас бородавки на языке вскочат от лягушатины!
Откликнулась на это одна Аманда.
— Тебе видней, Дэррин, — громко сказала она, и тут уж все, даже его дружки, захохотали.
Прозвенел звонок.
Аманда протянула мне пустое блюдо.
— Спасибо, — сказала я и раздумала становиться монахиней.
Мы пошли в класс и больше не разговаривали, но в конце второго урока, когда мисс Даннинг спросила, кто пойдет устанавливать шатер, я увидела, что Аманда вызвалась помогать, и тоже подняла руку.
Внутри полотняного тента, пока мы возились с толстыми веревками, Аманда повернулась ко мне.
— Прости меня, пожалуйста, — сказала она. — Прости, что я за тебя все решила с этим дурацким шефством. Как будто ты непременно должна согласиться. Я больше никогда так не буду.
Ее лицо, со всех сторон окруженное кудряшками, было таким серьезным, что я поняла: она не притворяется.
Ответить я не могла, потому что обеими руками натягивала веревку, но я ей улыбнулась.
А она — мне.
Но даже в эту минуту какая-то крошечная часть меня сомневалась, что Аманда сумеет сдержать обещание.
Я пыталась прихлопнуть противную мыслишку, но она все жужжала в голове.
Что не помешало мне принять приглашение Аманды выпить с ней после уроков молочный коктейль.
Пока что мы сидим в классе и мисс Даннинг очень интересно рассказывает про первооткрывателей.
Они бороздили еще не открытые океаны, исследовали новые континенты, но у них у всех была одна серьезная проблема.
Они не могли полностью доверять своим навигационным приборам.
Как же я их понимаю!
У Карлы Тэмуорт есть песня про столяра, который может смастерить отличный комод, с дверцами бесшумными, с ящичками хитроумными, а чего он не может, так это принять трудное решение.
Этого парня я тоже понимаю, потому что мне самой нужно принять решение.
Еще потрудней, чем у него.
Нет, ему, бедняге, тоже нелегко. Говорить или не говорить своей девушке, что это он, выезжая со двора на грузовике, нечаянно задавил ее карликового пуделя? Но он в конце концов находит выход.
Он мастерит для пуделя роскошный гробик с выдвижными ящичками для поводка и ошейника. И оставляет его на видном месте.
Вот бы и мне найти выход.
И пусть бы у меня все сложилось так же удачно, как у того парня. Ведь он, оказывается, не собачку переехал, а пушистый коврик для ванной, который слетел с бельевой веревки.
К сожалению, в жизни все куда сложнее.
Вот решили, скажем, два человека выпить вместе после школы по молочному коктейлю. Казалось бы, чего проще?
Ан нет!
По дороге из школы Аманда все больше помалкивала, и когда мы купили себе коктейли, я, чтобы просто поддержать разговор, спросила, давно ли у ее родителей этот магазин мужской одежды.
Мы сидели на краешке тротуара, потягивали свое питье, и Аманда ответила, что давно, уже семнадцать лет, а шесть лет назад ее папа стал президентом Ассоциации прогрессивных предпринимателей.
И вдруг она заплакала.
Ужас какой-то!
У нее был такой несчастный вид, и большущие слезы плюхались прямо в шоколадный коктейль.
Я спросила, что случилось, но она не заметила вопроса, и тогда я просто обняла ее за плечи.
Она глубоко вздохнула, вытерла глаза рукавом и сказала, что все в порядке.
Я хотела было возразить, но тут на нас упала тень. Тучка, подумала я и посмотрела вверх. Но это оказался Дэррин Пек.
Его губошлепистый рот злорадно ухмылялся, по бокам топталась свита: два приятеля.
А в руке он держал обрывок газеты.
С фотографией.
С той самой, где мы с Амандой вместе приходим к финишу.
— Что, Косгроув, обидно? — протянул он с притворным сочувствием. — Я бы тоже ревел, если б меня чуть не обошла какая-то ненормальная.
Тут я сама себя здорово удивила.
Не вскочила с места и даже не швырнула ему в рожу стаканчик с коктейлем.
Старею, наверное.
Вместо этого я достала из сумки блокнот и написала: «Уж тебя-то, придурок, она всегда обгонит». Я вырвала листок и, пока он читал, приписала на следующем: «И я тоже».
— Да неужели? — прищурился Дэррин и бросил листки на тротуар.
Я кивнула.
Аманда прочла обе записки, и в глазах у нее мелькнула тревога.
— О'кей, — сказал Дэррин, — докажите, что вы такие крутые. Пробегите со мной наперегонки до памятника воинам и обратно. Если проиграете, мы с ребятами вымоем Косгроув ее кудряшки молочным коктейлем.
