Он прекрасно начался, и пока что все идет прекрасно!
Ну, вообще-то начался он довольно странно.
Возле школы ко мне сразу подошла Аманда Косгроув.
— Хорошая черепашка, — сказала она.
Я остолбенела. Во-первых, потому что она подошла ко мне сама, во-вторых, потому что сказала какую-то чушь, и в-третьих, сказала она ее — руками!
Сердце у меня заколотилось. Может, мне почудилось? Когда не с кем поболтать, иной раз кажется, что вот человек с тобой заговорил, а это он просто муху отгоняет.
Но Аманда не отгоняла муху.
Она наморщила лоб, пытаясь что-то вспомнить.
— Хороший самолет, — сказала она. Снова руками.
Я все равно не поняла, о чем это она. Я ей так и сказала.
Аманда покивала смущенно и опять задумалась. Может, она вчера перенапряглась и у нее началось кислородное голодание мозга?
— Ты… хорошо бегаешь, — сказала она наконец.
Руки и пальцы у нее двигались не очень умело, но я разобрала.
Я кивнула и улыбнулась.
— Ты бегаешь просто здорово, — сказала я.
Она скорчила гримаску.
— Терпеть не могу соревнований, — ответила она уже вслух, — это меня папа заставляет.
В другое время я бы ей от души посочувствовала. Но сейчас я была слишком взволнована.
Наконец-то я с кем-то в этой школе нормально разговариваю. Без ругани, без затыкания друг другу ртов земноводными!
А потом вообще случилось чудо.
— Клей, — сказала Аманда на языке глухонемых.
И увидела по моему лицу, что я опять не понимаю.
Сердясь на себя, она тряхнула головой — так, что колечки запрыгали.
— Близнецы, — сказала она и сразу взмахнула рукой, перечеркивая сказанное. — Друзья, — получилось у нее наконец.
Я, по крайней мере, изо всех сил надеялась, что на этот раз у нее получилось.
Что она не пытается выяснить, не видала ли я пузырек с клеем, который дружно утащили чьи-то близнецы. Что она просто спрашивает, согласна ли я с ней дружить.
— Друзья, — повторила она и улыбнулась.
Я тоже заулыбалась до ушей и закивала, как какой-нибудь участник телешоу «Распродажа века», которого спрашивают, не купит ли он шикарную виллу за два доллара девяносто девять центов.
От радости я чуть было не прошлась колесом, но удержалась, чтобы Аманда не подумала, будто я пытаюсь втолковать ей что-то про колеса или машины.
Я спросила, где она училась языку глухонемых, и она ответила, что на солнце.
Я попросила ее объяснить это вслух.
Оказалось, в Сиднее, в летней школе, ей это нужно для какой-то там общественной работы.
Тут нам пришлось прерваться, потому что зазвонил звонок.
Зато как здорово было на уроках! Мы все время переговаривались, хоть и сидим в разных концах класса.
Когда мисс Даннинг сказала что-то смешное про капитана Кука и гамбургеры, я поймала взгляд Аманды.
— Она молодец, — сказала я под партой.
Аманда улыбнулась и кивнула.
А когда Дэррина Пека спросили про виды облаков и он завелся на целый час про своего брата- летчика, который опыляет посевы и умеет вычерчивать на небе буквы и слова, я опять переглянулась с Амандой и сказала:
— Вот долдон!
Но она подняла брови, и я вспомнила про «долдона», что этот знак мы с папой придумали сами, и заменила его на «придурка».
Тогда она поняла и закивала.
На большой перемене мы отлично позавтракали вместе, усевшись под деревом на краю стадиона и болтая обо всем на свете.
Оказывается, она вовсе не ходит в парикмахерскую, это у нее от природы такие кудрявые волосы. А она хочет прямые, как у меня, и однажды попробовала погладить их утюгом. Но тут запахло паленым, и ее папа устроил жуткий скандал: ему показалось, что это телек загорелся.
А я ей рассказала, как мне папа на день рождения подарил электрические бигуди, но однажды зимой подключил их к тракторному генератору, чтобы погреть ноги, и они расплавились.
У Аманды братишка во втором классе, так он ест пух, представляете?
Я ей объяснила, что у меня не может быть младших братьев, потому что мама умерла, и она по- настоящему расстроилась.
А когда я рассказала ей про Эрин, она чуть не заплакала.
Она вообще очень впечатлительная, с такими людьми иногда трудно иметь дело, но я заметила: если они еще и хорошо бегают, это как-то уравновешивается.
Она извинилась за своего папу, что он вчера так распсиховался, а я за своего, что он залез ее маме в платье, и мы вместе посмеялись и решили, что взрослые часто ведут себя по-дурацки.
Еще мы, оказывается, обе любим недожаренную яичницу.
Я обещала напечь ей яблочных пончиков.
Иногда мне приходилось писать в блокноте, а ей — говорить вслух, но чем больше мы болтали, тем лучше у нее получалось.
Она даже поняла анекдот про осьминога и уборочный комбайн, а там весь смысл в жестах.
Она как раз собиралась рассказать мне про свою общественную работу, но тут опять зазвонил звонок.
Это была самая лучшая переменка в моей жизни!
Сейчас мисс Даннинг рассказывает что-то интересное про динозавров, но я никак не могу сосредоточиться.
У меня только одно на уме: как хорошо наконец иметь подругу!
Интересно, мисс Даннинг заметила, что я витаю в облаках?
Если спросит, объясню ей, что у меня легкое помешательство, потому что сегодня — самый счастливый день в моей жизни.
Все пропало. Сегодня — худший день в моей жизни, даже хуже, чем вчера.
Нет, неправда.
Самый худший день был, когда умерла Эрин. Но он и начался плохо, потому что она уже тогда сильно болела.
Вот когда день начинается хорошо, а потом все идет прахом — вот это я ненавижу!
Как, например, сегодня.
Еще после завтрака все было хорошо.
Даже отлично, потому что на рисовании Аманда спросила, не хочу ли я после школы пойти к ней в гости.
Я, конечно, согласилась, а мисс Даннинг — она, должно быть, святая или у нее какая-то невероятно сбалансированная диета — разрешила нам позвонить из учительской, чтобы мне отпроситься у папы.
Сама я, разумеется, говорить по телефону не могу. Правда, если мне срочно понадобится помощь, мы с папой договорились, что я подам сигнал: наберу номер и трижды как можно громче свистну в трубку. Но на этот раз Аманда сама объяснила ему, в чем дело.
— Он хочет тебе что-то сказать. — И она передала мне трубку.
