переводит взгляд на Марка и только тут, видимо, соображает, что они не настолько хорошо знакомы.
Но Марк не намерен спускать это на тормозах. Он склоняется вперед и спрашивает:
— Какие слухи?
Строитель медлит; его напрягает чрезмерная заинтересованность Марка.
— Послушайте, если честно, — отвечает он, — мне и рассказать-то особо нечего. Это были так, разговоры, да и вообще…
— По-моему, Болджер вступил в борьбу за место, — подхватывает бухгалтер, — после смерти брата, верно?
— Да, верно, — говорит строитель. — Все так и было.
— А как это случилось? Как погиб его брат?
— Тут в целом ничего сверхъестественного… брат погиб в аварии.
Марк неожиданно вспыхивает. Он думал, что справится, но, видимо, ошибся.
Строитель громко выдыхает:
— Кошмарная история… погибли трое или четверо. — Он встряхивает головой. — Ужас.
Бухгалтер требует продолжения банкета, качает головой:
— И?..
— Разумеется, в то время люди задавались вопросами о причинах катастрофы. Что-то там не стыковалось. Но старая гвардия вместе с персонажами типа Роми Малкаи быстренько замяли происшествие. А может, и заминать было нечего. Не знаю. Я как-то обсуждал это с Пэдди Нортоном; он сказал, что все это бредятина.
Не стыковалось?
Это словосочетание заставило Марка содрогнуться.
— Что не стыковалось? — шепчет он.
Строитель поворачивается к нему. Видно, что он не хочет продолжать.
А Марк между тем напирает:
— Я спросил… что не стыковалось?
— Послушайте, — урезонивает его строитель, — забудьте все, что я сказал: у нас в стране клевета преследуется по закону, я не…
Марк смачно опускает кулак на стол:
— Что не стыковалось?
Строитель в ужасе.
— Все, угомонитесь, — говорит бухгалтер, — успокойтесь.
Марк и строитель долго и молча смотрят друг на друга.
Марку в этот момент хочется лишь одного — протянуть руку и схватить бесцеремонного коркианского ублюдка за горло.
Вместо этого он встает и выходит из ресторана.
6
К следующему утру история накрывает страну, как ядерный гриб. Она на первых полосах серьезных изданий и таблоидов, во всех утренних эфирах. В ней есть все, что нужно: азартные игры, секс и, как сказано в одной передовице, «капелька политики для остроты», — поэтому она вызывает у публики бешеный интерес. Хотя мнения разделились. Некоторые полагают, будто Ларри Болджер именно то, что нужно стране: яркий персонаж со своими недостатками, такой же, как ты и я; другие обзывают его дегенератом и считают, что его нужно гнать из кабинета поганой метлой. Эксперты и прочие спекулянты всех мастей норовят высказаться и бесконечно высказываются: в колонках комментариев, за круглыми столами, в интерактивных радиошоу.
В высших сферах дело обстоит следующим образом: коллеги Болджера из правительства занимают поддерживающую позицию. Линия защиты, еще только вырисовывающаяся, строится на том, что министр не совершил ничего противоправного. Они напирают на разницу между понятиями «неоплаченный долг» и «просроченный долг». Кроме того, ирландцам объявляют, что как нация они повзрослели и теперь им не подобает, словно малым детям, говорить о внебрачных связях, — это может прозвучать непристойно и даже похотливо.
Но поскольку Болджер все еще в Штатах, а люди с всевозрастающим нетерпением ждут хоть какого-нибудь официального заявления, система начинает сбоить. Отвечая на вопрос «Доброе утро, Ирландия», что он думает обо всем этом, министр здравоохранения демонстрирует подчеркнутую неоднозначность. Когда в программе Пэта Кенни «Сегодня» рядовой заднескамеечник впервые произносит вслух, что Болджер метит в лидеры партии, в Лейнстер-Хаусе молниеносно скрещиваются заточенные ножи. В программе «Новости в час дня» лидеры оппозиции требуют отставки министра, а на радиошоу «Лайвлайн» народ в лице сторонников и хулителей орет друг на друга почем зря в прямом эфире.
Это происходит в два часа дня в Дублине.
А в Бостоне, где Болджер в этот момент завтракает с бизнес-элитой в «Особой комнате» конференц-центра Джона Хенкока, еще только девять утра. Поэтому новости с полей только-только начинают просачиваться.
Болджеру удалось на время заморочить журналистам голову: он представил им сырое, второпях сконструированное отрицание всего, не отрицающее ничего, и на дальнейшие вопросы отвечать отказался. За три тысячи миль от дома ему сложно оценить масштаб проблемы. Он общается с бизнес-элитой за яичницей с беконом и чувствует себя достаточно комфортно. Зато Поле нехорошо: она сидит с ноутбуком в холле, слушает в Сети дебаты на «Лайвлайне», и с каждым новым выступлением ей становится все хуже.
После завтрака она вводит Болджера в курс дела, рекомендует ему либо выступить с новым заявлением, либо дать несколько интервью. Они штудируют ирландские газеты в поисках правильной позиции. Обсуждают, не прервать ли американский визит и не вернуться ли домой.
Чуть позже, запершись в кабинке гостиничного туалета, он обхватывает голову руками. Невообразимо. Конечно, все обвинения справедливы, но они относятся к периоду, который, как ему казалось, сгинул безвозвратно. Туда ему и дорога. Болджер даже представить себе не мог, что когда-нибудь вернется туда, — уж точно не при таких обстоятельствах.
Он понимает, почему выбран именно этот момент; догадывается, откуда пришла утечка: свои, кто-то из партии. Не это его заботит. Настоящие вопросы: хватит ли ему наглости все отрицать; хватит ли сил остановить разрушение и хватит ли ума от всего отгородиться или, наоборот, заставить ситуацию работать на себя?
Он устало поднимает голову и утыкается взглядом в лакированную дверь кабинки. В этот момент звонит мобильный. Он вынимает трубку из кармана, смотрит на экран.
Тяжело вздыхает.
Пэдди Нортон.
Болджер ждет, пока телефон отзвонится и переключится на автоответчик.
— …В общем… мм… в ближайшие несколько часов я буду отъезжать и приезжать. Но если что, звони мне на мобильный. Хорошо? Ладно… Бог ты мой, что за напасть! Позже поговорим.
