Солнечными воротами не наблюдалось. Но снести мост, когда на него взойдут вражеские дружины, было для ватиканских инженеров еще проще, чем сровнять с землей половину городского квартала. Поэтому Грингсон и не спешил применять прежнюю тактику вторжения.
После в целом успешной атаки норманнов на северные пригородные укрепления Защитников маховик войны ослабил вращение. Обосновавшись на отвоеванных рубежах, «башмачники» избавились от необходимости строить собственные укрепления, а также получили возможность обстреливать Божественную Цитадель с более близкого расстояния.
Минометные обстрелы города стали короткими, но частыми и непредсказуемыми. Бывало, между ними проходило по полдня, а иногда свист пикирующих мин загонял горожан в убежище дважды за час. Минометная батарея перемещалась по всему контролируемому норманнами сектору и каждый раз накрывала новую область поражения.
Также вдоль городских стен неустанно курсировали дружинники на бронетехнике. Они создавали провокации, ввязывались в скоротечные стычки с Защитниками на юге, постреливали по стенам… В общем, пока Вороний Коготь разрабатывал новую стратегию, его бойцы изматывали противника всеми доступными средствами. С каждым днем и без того взрывоопасная атмосфера внутри осажденного города накалялась все сильнее. Ватиканцы были лишены не только электричества, но и нормального ночного сна. Не прошло и недели, как норманны подошли к Ватикану, а его издерганным жителям уже казалось, что с той поры миновала целая вечность…
Странно, но то же самое казалось и Ярославу, который понятия не имел, что задумал конунг. Задействованные в охране лагеря, дренги изнывали от караульной рутины, в то время как остальные дружинники раскатывали вокруг Цитадели и вели куда более насыщенную жизнь, чем прозябание на постах. Здесь Лотар подкинул побратиму свинью: переложив на старшего хольда всю ответственность за караулы, сам форинг с экипажем дренгов примыкал на «Ротатоске» к той или иной мобильной группе и участвовал в налетах наряду с другими дружинниками.
Как ни неприятно было Ярославу затаивать обиду на лучшего друга, это волей-неволей произошло. К тому же Торвальдсон явно был знаком с планами отца, но отказывался посвящать в них Ярослава. Здесь, конечно, обижаться на побратима было нельзя: дружба дружбой, но приказ блюсти секретность все же превыше ее. Однако форинг мог хотя бы намекнуть старшему хольду о том, что их ждет в ближайшие дни. Неужели после штурма бернской Академии Ярослав утратил доверие Лотара? Если это правда, значит, плохо дело княжича – ведь, кроме Торвальдсона, других друзей среди норманнов у россиянина так и не появилось…
Обуреваемый неприятными мыслями, Ярослав совершал очередной ночной обход постов. Занятие это было несложное, но муторное. Передвигаться в темноте приходилось без фонаря, по тщательно заученному днем маршруту и оставленным кое-где меткам. Два дренга следовали за княжичем и не отставали ни на шаг, словно тени. Говорить запрещалось – любое общение протекало на языке жестов.
Помимо этих неудобств, инспектирование постов таило в себе еще одну опасность. Старший хольд, безусловно, доверял тем бойцам, что несли сейчас караулы, и все-таки он беспокоился, как бы какой-нибудь ненароком задремавший часовой не принял их спросонок за врагов и не открыл огонь без предупреждения. Даже самый бдительный и ответственный дружинник не застрахован от такой оплошности, когда враги рыщут под носом.
Старший хольд уже проверил караулы у бензовозов, встретился с патрулями и сейчас направлялся к последнему объекту на маршруте – складу артиллерийских боеприпасов. Путь группы пролегал мимо небольшой рощицы, возле которой находился очередной пост. До него оставалось порядка сотни метров, когда на плечо несвоевременно задумавшегося Ярослава легла рука идущего следом дренга. Княжич вздрогнул и обернулся. Дренг тут же указал на ближайшие кусты и жестом сообщил, что заметил в них какое-то движение.
Хольд и его сопровождающие присели, навострив зрение и слух. Плохо, что зимой в этих краях не лежало снега – засечь на нем ночью движение и заслышать шаги было бы куда проще. Ярослав усердно пялился во мрак, но так и не мог высмотреть то, что насторожило дренга. Возможно, это было всего лишь какое-нибудь мелкое животное, но прочесать рощицу все же не мешало.
«Осматриваем участок», – распорядился княжич, отдав приказ таким же беззвучным способом. Дренги кивнули и, разойдясь на несколько метров от хольда, образовали короткую цепочку для прочесывания подозрительной местности. Ярослав дал отмашку, и группа осторожно направилась к предполагаемой цели.
Почти истлевшая к весне, опавшая листва не шуршала под ногами, и строй дозорных продвигался вперед практически беззвучно. Только раздвигаемые ветки кустов скребли по одежде да легонько щелкали по автоматам. Тишина была полной, поэтому, когда сначала справа, а затем слева от княжича началась суета и раздались сдавленные крики, он встрепенулся и вскинул оружие. Однако, едва Ярослав убедился, что на их группу совершено нападение, как в ту же секунду чьи-то руки крепко обхватили его за шею и зажали рот. Затем другой, не менее сильный невидимка ловким приемом отобрал у хольда автомат и только после этого черной тенью нарисовался перед княжичем.
«Конец!» – вспышкой блеснула в голове Ярослава страшная догадка. Он стиснул зубы и весь сжался в ожидании вонзающегося под ребра ножа. О том, чтобы выхватить свой нож и защититься, ошарашенный княжич даже не подумал. Вместо этого он судорожно колотил стиснувшего ему шею противника по рукам и вырывался, подобно схваченной за жабры рыбе. Бесполезно. Тех, кто схватили Ярослава, его тщетное сопротивление беспокоило не больше, чем трепыхание карася нанизывающего его на кукан рыболова.
Боли так и не последовало, и это было странно. Успевший попрощаться с жизнью княжич только теперь вспомнил о ноже, но когда рука Ярослава метнулась к поясу, ножны оказались пусты. А пока хольд безуспешно искал оружие, враги разжали ему рот и с силой затолкали туда скомканную тряпку, чуть было не свернув при этом пленнику челюсть. А затем подножкой уронили Ярослава ниц, заломили руки за спину, туго стянули запястья путами, дотошно обыскали, врезали напоследок каблуком между лопаток и только потом оставили в покое.
Поначалу пленнику казалось, что он вот-вот задохнется: дыхание от борьбы сильно сбилось, а кляп не позволял дышать ртом. Но вскоре княжич пришел в себя и прекратил дергаться, после чего ему заметно полегчало. И когда у него перед глазами перестали пульсировать круги, он смог наконец-то разглядеть тех, кто посмел так бесцеремонно с ним
