осквернения могил у стен Вечного Города! И ладно, делал бы это с благими для горожан целями, что было бы еще простительно. Но нет, все происходило совсем наоборот – я собирался вызволить из плена нужного мне человека, для чего впускал в курятник бешеную лису. Я готовился уничтожить целый город во имя спасения блудного княжеского сына, который, говоря начистоту, вряд ли был этого достоин. Чудовищный эгоизм, с какой стороны ни посмотреть.
И ведь что характерно: перед тем, как пойти на предательство ради спасения детей Жана Пьера де Люка, мне довелось пережить довольно тяжкие угрызения совести, а при спасении Ярослава – человека, добровольно примкнувшего к безжалостной армии «башмачников», – я вообще не испытывал душевных терзаний. Почему же так происходило? Неужели настолько сильно возненавидел я Святую Европу, что теперь меня не волновала судьба ее простых граждан, не имеющих никакого отношения к нашей с Пророком вражде?
Впрочем, спроси кто меня об этом той ночью, на кладбище Скорбящей Юдифи, я бы все равно ничего толкового не ответил. Просто не время было тогда забивать голову нелегкой моральной дилеммой. Раздумья на отвлеченные темы в такие моменты не менее опасны, чем опрометчивые поступки.
Часовня была заперта на два крепких амбарных замка, как и домишко смотрителя возле ворот. Никто сегодня не приглядывал за кладбищем, заброшенным до лучших времен, – оставшиеся в Божественной Цитадели горожане нынче хоронили покойников на старом городском кладбище Тестаччо.
Конрад Фридрихович неуверенно потоптался у дверей часовни, после чего осенил себя крестным знамением и дал отмашку Фроди ломать замок. Фон Циммера тоже смущала роль осквернителя, но он, как и я, готов был взять на душу этот грех, выглядевший в сравнении с прошлыми и будущими нашими грехами обычным озорством.
Пока датчане возились с замками, Конрад попытался прочесть в темноте бронзовую табличку у входа и даже ощупывал пальцами выгравированные на ней буквы, не желая привлекать внимание часовых на стенах города огоньком зажигалки. Но потом передумал и, попросив меня заслонить его, зажег-таки огонь и выяснил, что именно написано на табличке.
Результат исследований привел Конрада в возбуждение, причину которого он тут же раскрыл.
– Кажется, мы с вами на правильном пути, – сообщил коротышка, пряча зажигалку в карман. – И, если предчувствия меня не обманывают, громить склепы нам уже не придется.
– Что вы там вычитали такого любопытного? – спросил Михаил, все это время стоявший у Конрада Фридриховича за спиной и изучавший табличку вместе с ним. – Вроде бы никаких зацепок…
– Для вас, милейшие, и впрямь никаких, – согласился Конрад. – Действительно, откуда вам, молодым, помнить, в каком году Орден проводил Очищение Серджио Стефанини…
– Ага, по всей видимости, в год постройки этой часовни! – догадался Михалыч. – Я прав?
– Абсолютно, – подтвердил опальный инквизитор. – Можете забросать меня камнями, если это окажется простым совпадением…
Но внутри часовни не было даже намека на то, что мы искали. Впрочем, я бы удивился, обнаружь мы в маленькой кладбищенской часовенке еще и подвальное помещение. Но найденное Конрадом косвенное доказательство нашей правоты не оставляло иного выбора, как подвергнуть часовню дотошному обыску, то бишь акту вандализма.
Первым делом норманны вдребезги разнесли алтарь, но под его обломками ничего не оказалось. Нас это не смутило, и мы взялись простукивать пол, под гранитными плитками которого можно было скрыть все, что угодно.
Говорят, сложно искать в темной комнате черную кошку, тем паче если ее там нет. Но наша «кошка» все-таки существовала и к тому же не бегала от нас, а терпеливо дожидалась, пока мы не наткнемся на нее в темноте, разбавленной лишь тусклым светом поставленного на пол бензинового фонаря. От усердия вандалов-датчан в часовне витала едкая пыль, забивавшая ноздри и противно скрипевшая на зубах. Когда же монтировки громил Фенрира взялись крошить облицовку пола, фонарь и вовсе стал бесполезен – пыль заполонила помещение до самой верхушки сводчатого купола. Но мы враз забыли обо всех неудобствах, едва Коряга известил нас о том, что он наткнулся на кое-что любопытное.
Под оторванной им плиткой оказалась массивная стальная петля, вмурованная одним концом в бетон, а другим, пока скрытым, несомненно присоединенная к какому-то люку либо решетке. Датчане, которые ради ускорения поисков взялись разбирать пол по всей часовне, тут же присоединились к Фроди и помогли ему полностью отодрать плитку над находкой.
Наконец-то Конрад Фридрихович заслужил к себе уважение не только своего извечного оппонента Михаила, но и норманнов, которые до сего момента относились к коротышке-послу с нескрываемым пренебрежением. Тоннель Стефанини действительно существовал – это стало очевидно еще до того, как мы в него попали. Разве можно было сомневаться в том, куда вел найденный нами тяжелый железный люк со врезанным в него замком, да к тому же надежно замаскированный под полом часовни? Довольно посматривая друг на друга, мы столпились вокруг находки, а Михаил даже дозволил себе панибратски похлопать Конрада по плечу.
– Вы нас не обманули, парни. С вами можно иметь дело, – заметил Коряга, переставляя фонарь поближе к люку.
– С вами – тоже, – отвесил я встречный поклон. – Но дело еще только начинается…
Датчанин, который вскрывал запоры на часовне, вновь распаковал свой инструмент, разложил его на полу и принялся возиться с замком люка. Назвать это искусным взломом было, конечно, нельзя: слесарь минут сорок прокопался над ржавым замком с масленкой, отмычками и дрелью и в конечном итоге выдрал его при помощи некоего приспособления, похожего на уменьшенную копию треноги от переносного станкового пулемета. Замок заскрежетал, оторвался от люка и упал в колодец. Звон долетел до нас секунд через пять – глубина колодца была довольно большой. Подцепив люк монтировками, датчане совместными
