— Везет людям…
— А вам? Вы долго ходили?
Старик неопределенно махнул рукой.
— Да так, знаешь… В мои годы…
Авель чуть не спросил: «А сколько вам лет?», но вовремя удержался.
— Во всяком случае, вы не слишком устали.
— Да, не особенно, — признал нищий.
Через край жестянки текли струйки жира, и Авель заметил у зайца около шеи кусочки шкурки. Словно проследив за его взглядом, нищий полил их из ложки соусом, пока они совсем не пропитались.
— Трудное дело стряпать, — объяснил он. — На таком огне вовек не управишься.
— Хотите, я пойду поищу дров?
— Спасибо, пойди поищи.
Мальчик углубился в рощу. Он знал тут все наизусть и без труда нашел сухую ветку. Он положил ее на плечо — так, он видел, делал Элосеги — и вернулся к старику.
— Достаточно будет?
— Еще бы, еще бы!
Он взял жестянку за края и поставил на камень. Потом принялся шевелить пальцами головешки и подложил углей под ветку.
Авель вздрогнул, волосы поднялись у него, как колючки у кактуса.
— Вам не горячо? — спросил он тоненьким голосом.
Нищий показал ему жилистую руку.
— А ты взгляни, — сказал он. — Потрогай.
Мальчик почтительно пощупал руку; она была мозолистая, жесткая, шершавая, как древесная кора. Старик гордо улыбнулся.
— У детишек руки нежные, как у головастиков лапки, — сказал он, — А потом пожестче становятся, как у птиц.
Он снял сапог и размотал бинт на пятке.
— Я и ходить могу по углям, ничего мне не будет.
Он показал Авелю бесформенную, заскорузлую пятку — такие пятки бывают у людей, привыкших ходить босиком.
— Потрогай, если хочешь, — разрешил он. — Не бойся, нога не дернется.
Авель почтительно потрогал ее кончиком пальца. Старик начал как-то странно перебирать пальцами — одни пальцы пошли вперед, другие назад, сами собой, словно он играл ими на гитаре.
— Было время, играл я вот так «Королевский марш». Теперь не могу, стар стал. Кости ломит…
Громко пыхтя, он натянул сапог. Авель с интересом разглядывал его вещи; в котомке лежали самые диковинные штуки — жестянки из-под сардин, древесные корни, пустые банки, флакончик в виде бочки, с аккуратно выкрашенным отверстием, краником и клепками, сложенная вчетверо старая газета, полная бутылка муравьев.
Нищий вынул из кармана темно-зеленый пузырек, встряхнул его и наклонил над алюминиевой кружкой.
— Дай-ка водицы, — сказал он.
Авель растерянно огляделся.
— Темную бутылку. Там вода.
Мальчик дал ему бутылку. Старик налил половину зеленой жидкости и половину воды. Потом указательным пальцем размешал как следует.
— Хочешь глоточек?
— А что это? — спросил мальчик.
— Наливочка. Сам утром изготовил.
Преодолев отвращение, Авель отхлебнул чуть-чуть.
— Очень вкусная, — сказал.
Нищий поднял брови углом.
— Еще хочешь?
— Нет, правда, не хочу, спасибо.
— Ну, как знаешь.
Он быстро поднес кружку к губам и раньше, чем пить, ополоснул рот своей наливкой.
— Конечно, не будь я такой рассеянный, занимайся я больше своими делами, я бы запатентовал мои изобретения. Другой бы на них заработал кучу денег. А я уж с детства такой, и теперь мне меняться поздно. Дам хорошую мысль, а другие разрабатывают. Выдумал я, а они пускай пользуются. — Он вздохнул. — Так всегда бывало с учеными. В нашей стране никто нам не поможет.
Он расстегнул куртку и принялся ощупывать подкладку. Авель, к своему удивлению, обнаружил, что к ней привязано множество мешочков на разноцветных ленточках, а в мешочках самые разные вещи — пробочники, пробки от пивных бутылок, стеклянные шарики, гребенки с обломанными зубьями, фарфоровые изоляторы, семена, сухие травки. Старик проверял свое имущество в четыре приема: сперва вытаскивал накопленное добро, потом осматривал, потом проверял мешочек и, наконец, складывал все обратно.
— Эти мои мешочки, — объяснил он, — было время, приносили пользу. — Он запустил два пальца в один мешочек, вытащил резинку, смутился и спрятал. — Только теперь столько накопилось, что не хватает, не хватает. — Он полез в другой мешочек. — Ну, никак не вспомню, куда сунул. — Полез еще в один. — Представляешь?
— Что?
— Представляешь, сколько у меня мешочков?
Авель посмотрел на сюртук, весь покрытый пятнами и медалями.
— Трудно сказать… — начал он.
— Ну, назови какую-нибудь цифру, — настаивал старик.
— Не знаю…
— Ну, давай!
— Тридцать, — сказал Авель.
— Больше.
— Пятьдесят.
— Еще больше.
— Шестьдесят пять.
— Горячо.
— Шестьдесят шесть.
— Шестьдесят восемь. — Старик сиял. — Ни больше ни меньше.
— Не трудно вам с ними?
— Понимаешь, я сначала хотел обметать их разными нитками, а потом привык, так разбираюсь.
— Заяц горит, — сказал Авель.
Нищий не спеша снял жестянку. Соус выкипел, шкурка была вся в черных катышках. Старик вынул две алюминиевые тарелки и протянул одну мальчику.
— Вот, клади себе.
— Спасибо большое, только меня ждут дома, и я бы не хотел, чтобы они беспокоились.
— Бог с ними! Если надо, я сам пойду скажу твоей маме.
