Крик богини сказал Маару все. Он открыл рот и выронил тряпку.
Сверху спустилась Марьям. Она была одета. В руке у нее болтался мешок с лямками. Кулем забрал его у Марьям, перескочил через стойку, схватил с полки темно-красную глиняную бутыль и сунул в мешок.
— А как же… — произнес все еще не пришедший в себя Маар.
— Мы тебя ждать не собираемся. Уходи, если успеешь. Идем, Марьям, — обратился к девушке Кулем.
Марьям вышла первой. Она перешагнула через пьяного, лежащего лицом в луже. Он повернулся на спину и открыл глаза как раз в тот момент, когда наложница находилась прямо над ним, и посмотрел вверх.
— О, я в раю? — вопросил он и снова обратился лицом к земле.
— В аду! — ответил Кулем. — Беги, глупец! Слышишь, богиня кричит! Мы все бежим!
Марьям взвизгнула. Кулем поднял взгляд и увидел какого-то человека дикого вида, который одной рукой схватил Марьям за волосы, а другой пытался сорвать с ее шеи золотое ожерелье. Цепочка золотых фигурок была сделана достаточно прочно, и попытка грабителя могла увенчаться успеем только в том случае, если бы он оторвал девушке голову.
Кулем бросил мешок, прыгнул к негодяю и пнул ногой в широкий затылок. Дикий человек зарычал и повернул свою морду — лицом это трудно было назвать — к Кулему. Рука, которая держала волосы девушки, разжалась, переместилась и сжалась в кулак. Но он толкнул воздух.
Кулем уклонился совсем немного. Кулак не достиг до его лица всего двух-трех пальцев. Дикарь рассвирипел, выпустил золотую цепочку Марьям и двинулся на Кулема, вращая глазами и рыча.
Марьям пошатнулась и упала на четвереньки.
Кулем с удовольствием бросился бы ей на помощь, но сейчас он был занят. Кулаки дикаря работали, как жернова на водяной мельнице. Они усердно мололи воздух и грозили смолоть лицо Кулема.
Пьяный поднялся и заметил возле себя мешок. Руки его принялись ощупывать мешок. Лицо лежащего изменилось, когда он обнаружил пузатую бутыль.
Кулему это очень не понравилось. К счастью, дикарь сделал промах — запнулся обо что-то на мостовой и на мгновение потерял равновесие.
Кулем воспользовался этим, схватил его за руку и заставил упасть лицом на булыжники. Затем прыгнул ему на затылок, соскочил и сломал ему шею. Дикарь затих навсегда.
Пьяный уже развязывал мешок. Кулем кинулся к нему и слегка ударил ладонью в лоб. Пьяного отбросило к двери таверны. Удар по его голове получился тем более сильным, что как раз в это время Маар резко открывал дверь. Пьяного бросило в другую сторону, и он остался лежать неподвижно.
— Ох ты, — проговорил Маар.
Его заплечный мешок был раза в три больше мешка Кулема.
Кулем поднял Марьям.
— Ты, ты… — сказала она.
— Идем, — сказал Кулем.
Он тащил Марьям за собой, и та вынуждена была подчиниться и даже начать двигать ногами. Так они добрались до северных ворот.
* * *
Валлар услышал протяжный крик на середине слова «спешу», которое он выводил старинным письмом на розоватом листе пергамента с облачным узором. Он не дописал второй слог, бросил стило и выскочил в коридор. Из-за занавесей выглядывали лица слуг и домашних. Любимая наложница Валлара, прекрасная Сейяр, бросилась в объятия господина и уткнулась маленькой головой в его живот. Страшнее всего было то, что она молчала и не плакала. Несмотря на свой нежный возраст, она все поняла.
Так кричать могла только богиня.
— Арбихал, — позвал Валлар.
— Я здесь, господин, — ответил чернокожий.
— Пойди, взгляни, что случилось.
— Хорошо, господин, — сказал Арбихал и спустился по лестнице в приемную.
Все вышли из коридора и столпились на площадке перед лестницей.
Крик богини стал стихать. Зато раздались другие крики — людей. Их перекрывал рев, издавать который могла лишь нечеловеческая глотка.
Арбихал подошел к двери и остановился.
— Ну же, Арбихал! — поторопил Валлар.
Он и сам себе не мог бы сказать, куда гонит любимого слугу. Куда и зачем. Ум покинул Валлара, место рассудка заняло безумие.
Крик богини затих. Арбихал толкнул дверь, и она отворилась словно бы в ад. Громадный демон стоял с противоположной стороны. Он будто ждал, когда ему откроют. Голова на длинной шее проникла в приемную. Потом протянулась лапа с когтями — и скальп Арбихала с черными вьющимися волосами сполз ему на плечи.
Демон в удивлении посмотрел на то, что сделал, склонив набок голову, в одну, в другую сторону — после чего откусил большой кусок от окровавленного черепа. В дверной проем протянулось еще несколько лап, и тело человека было разодрано на части.
Арбихал, прекрасный темнокожий Арбихал, повар, которому не было равных во всем Шевате, превратился в несколько кусков окровавленного мяса.
Демон протиснулся в приемную. Передние лапы демона оперлись на скамью, он потянулся вверх и перекусил цепь, поддерживающую тяжелую, на множество свечей, люстру. Она с грохотом упала в бездействующий фонтан, который вдруг стал действующим — изо ртов клубка змей в центре хлынула вода. Сначала вода была прозрачной, потом стала темнеть, и все увидели, что это не вода, а кровь.
Сейар закричала.
* * *
Трубы провыли над дворцом, заглушив на время даже вопли, доносящиеся из города. Стражи врат, обнажившие мечи и глядевшие на колеблющиеся под мощными ударами ворота, оглянулись.
Двери дворца открылись, и из них вынесли два паланкина. Их сопровождали стражи Тайных покоев, телохранители царицы и какие-то незнакомые люди.
Дворцовые ворота содрогнулись в последний раз — и пали.
На площадь полезли жуткие, окровавленные демоны. Многоголовые, многорукие, многоногие, с шевелящейся кожей и зубами, между которыми застряли куски человеческих тел. При виде их половина стражей врат предпочла не вступать в битву с монстрами и покончила с собой. Оставшиеся осмелились сопротивляться, но сражение длилось ровно столько, сколько понадобилось демонам, чтобы поотрывать людям головы.
Мечи у стражей врат были простые и не обладали чародейскими силами, способными выстоять против тварей из преисподней не имели. В противоположность этому обычному оружию, мечи стражей Тайных покоев и телохранителей царицы отливали благородной голубизной.
— Отец! — закричала Аринна, высунувшись из паланкина. — Отец! Возьмите и его!
— Умолкни! — прикрикнул Ривал из своего паланкина. — Иначе я оставлю тебя здесь! — Он говорил зло и решительно.
Аринна взглянула вперед, на жирующих демонов, и все слова застряли у нее в горле. Испугавшись, они уперлись кончиками знаков в гортань, и не захотели вылезать наружу.
Аринна побледнела и отшатнулась назад, в глубину паланкина. На мягких шелковых подушках, набитых пухом, в розоватом свете, пробивающемся сквозь тонкую ткань, вдыхая изысканные благовония, которыми все было пропитано, царица немного пришла в себя и снова произнесла: — Отец! …
Но больше не посмела высунуться.
Она чуть раздвинула плотное покрывало И опустила внутреннюю занавесь из полупрозрачного муслина. Сердце ее замирало от ужаса, но она не могла заставить себя оторваться от жестокого зрелища.
Ее телохранители храбро сражались с существами из преисподней, полагая две-три человеческие жизни на одну демонскую. Капли красной и черной крови иногда долетали до паланкина и пятнали муслин.
Аринна вцепилась в ткань пальцами. Занавесь дрожала. Гортань девушки пересохла, язык превратился в толстое, чужое существо с шершавой кожей, которое боялось пошевелиться.
Процессия направилась к северным воротам. На углу улицы, где жил министр Линфань, творилось что-то ужасное. Демонов было так много, что они образовали в начале улицы огромную шевелящуюся кучу. Среди черных щупалец, ртов, суставчатых ног мелькали иногда части человеческого тела. Некоторые из несчастных казались еще живыми. Бледная рука, окольцованная перстнями — голым оставался только большой палец — двигалась с быстротой бегущего паука, пальцы сгибались во все стороны.
Увидев царский кортеж, крайние демоны полезли из кучи, и она распалась. Телохранители погибали по нескольку человек за каждый удар сердца царицы.
Растерзанный паланкин пурпурного цвета валялся под шевелящейся
