присутствовать на публичных зрелищах. Римская Фемида преследовала желающих жить для себя, и только, прежде всего экономическими мерами… «Вечные холостяки» не имели права на передачу по завещанию своего имущества, незамужние женщины облагались налогом в размере 1 % стоимости их имущества. Порой у богатых женщин изымали средства на нужды отечества, как это имело место в 42 г. до н. э. Триумвиры потребовали тогда изъять у богатейшей части общества значительные средства, и удар пришелся по женам мужей – чиновников и торговцев, которые своим «непосильным трудом» накопили огромные состояния (1400 богатых женщин). Эти меры затронули только самый высший слой – 400 обладательниц состояний свыше 110 тыс. денариев. Дело в том, что Юлиев закон времен Августа гласил: приданое жены оставалось в ее собственности в случае развода. Август железной рукой заставлял женщин выполнять свой долг перед страной по продолжению рода. По его закону бездетные приравнивались к лицам, не вступившим в брак. Красотки могли остаться голыми, как Афродита – в лучшем из ее платьев. Все эти меры, разумеется, вызывали волну недовольства у богатейшей части элит. Тацит писал, что законы эти «довели многих до разорения». Но реквизиция богатств не лишила мужчин и женщин главных сокровищ.
Любопытно, что, по данным ценза 28 г. до н. э. и 13 г., число римских граждан за 41 год выросло на 1 млн человек, что составляло примерно седьмую часть населения. Многие поддержали действия императора в его политике возвращения «к духу предков». Гораций восторженно писал: «Нрав и обычай обуздали позорное нечестие». Народ, живший трудовой жизнью, приветствовал эти меры, которые были распространены по всей Италии. Только столица с ее пресыщенностью, роскошью, дикими богатствами, похотью думала, что она-то и есть Италия. Но это было не так… И люди охотнее приветствовали глав многодетных семей (вроде Гилара, у которого были 8 детей, 27 внуков, 8 внучек и 18 правнуков).
Но что нужно для создания могучей, экономически состоятельной и эффективной империи? Об одном слагаемом успеха мы уже говорили, и не раз, это – победы на всех нивах государственного строительства. А второе? Это здоровое и крепкое поколение, воспитанное на основе патриотизма и любви к родине, примирения разных партий и классов, создания сплоченного народа. К этому стремились Цезарь и Август, этого добивался и Траян, который попытался воссоздать единый взгляд на римскую историю, осмыслить пройденный государством путь, уйти от узкопартийных схем с тем, чтобы римляне гордились своей страной. Сплав Республики и Империи, личной свободы граждан и государственной власти должен был породить устойчивый порядок вещей, в котором нет места внутренним распрям, а процветание каждого – успех всех. Вся нация работает на расширение влияния страны и на благополучие каждого. Об этом наглядно свидетельствует и «Панегирик» Плиния Младшего Траяну. В нем, помимо общих похвал в адрес императора, имеются упоминания и о том, «насколько же это хорошо, что все провинции доверяют и подчиняются нам», что римляне видят «триумфальное шествие, загруженное не награбленным в провинциях и не исторгнутым у союзников золотом», но оружием побежденных врагов. Ну и, наконец, именно при Траяне был достигнут «всеобщий мир». Третий источник благополучия очевиден, и это, конечно, деньги. Понятно, что прежде, чем Империя подойдет к своему «золотому веку», она должна наладить четкую работу финансово-кредитной и денежной систем. В те времена, правда, узкой специализации не было. Если вы – цезарь, будьте любезны стать и финансистом, который успешно борется не только с врагами, но и с инфляцией. Кассий сообщал в 107 г.: «Траян расплавил все изношенные монеты».
Причины реформы достоверно не известны… Только что победоносно закончилась вторая война с Дакией, удалось захватить фантастический по стоимости трофей – личную казну Децебала, тонны и тонны золота и серебра. Вдобавок были захвачены богатейшие серебряные рудники. Началось заселение Дакии колонистами, создавались поселки, города, шло хозяйственное освоение территории. Боевой дух армии был высок, как никогда, а экономика показывала признаки оживления. И тут Траян затеял денежную реформу, желая избавить рынок от старых монет. Видимо, государство, которое несло значительные издержки, решило поступить просто – изъять старые монеты и переплавить их в новые. Государство получало солидный доход, потому что новый денарий облегчался на 5 %, и это покрывало издержки реформы. Размышления историка Т. Моммзена по этому вопросу похожи на правду, но, как считают другие, только из-за желания покрыть дефицит бюджета и «стабилизировать макроэкономические показатели» Траян вряд ли пошел бы на такую масштабную финансовую реформу. Это было не в его характере. Видимо, он хотел аккумулировать средства на инфраструктурные проекты в рамках своей программы, которая коротко была сформулирована им же самим: «Я хочу, чтобы продукт самого дальнего и труднодоступного поселения стал бы достоянием всей Империи, а достояние всей Империи могли разделить жители этого поселения». Именно потому на пике финансовой мощи Империи Траян и пойдет на шаги, еще более усиливающие централизацию финансов. Историк пишет, что масштаб задуманных инфраструктурных проектов превосходил все известное – дороги, порты, речной и морской флот, жилищное строительство и т. д.
Одним из таких национальных проектов Римского государства стал проект создания порта в Остии. Траян понимал: если он действительно хочет сделать Рим великой мировой державой, то надо создавать порты экстра-класса. На иллюстрации приведена современная реконструкция одного из таких проектов – порта Траяна в Остии, что неподалеку от Рима, в устье Тибра. Порт представлял собой огромную чашу в виде шестиугольника, со стороной почти в 400 метров. Порт возводился с расчетом приема огромных грузовых кораблей с зерном и другими товарами, плывущими с востока. Как известно из источников, длина их зачастую превышала 100 метров. Но порт был построен на перспективу – у пирса мог без проблем пришвартоваться «Титаник» (250 м) или даже современный авианосец (310 м). Каждый римлянин, таким образом, мог воочию лицезреть: нет, не разворовали господа чиновники богатств – вот они, результаты реализации национальных проектов. Вот истоки будущей мощи…
Одним из наиболее эффективных инструментов создания сей единой ойкумены станет и римское право. Если римские легионы до последних дней существования Империи везде и всюду сталкивались с яростным вооруженным сопротивлением и в конце концов пали на поле боя, то римское право лишь укрепляло свои позиции, демонстрируя победоносную поступь в Западном и Восточном Средиземноморье… И даже христианство взяло на вооружение институты римского права. Не только потому, что оно содействовало успеху христианства, но прежде всего потому, что в нем были заключены некие вечные идеи всеобщей справедливости и универсализма. Мудрость Рима и римских юристов состояла в том, что они внимательнейшим образом изучали культуру и юридический опыт всех древних народов и привлекали драгоценные кирпичики местных законов для создания единой системы римского частного права. Римляне осуществляли умелую социальную политику в пределах Империи. Известно, что на позднем этапе они давали гражданство почти всем жителям необъятной Римской империи, вне зависимости от этнического и религиозного статусов. Древние авторы удивлялись тому обстоятельству, что они даже рабам предоставляли гражданство, в результате чего те и вставали на защиту нового отечества. Хотя тут же вспоминается римская пословица: «Sero sapient Trojani» (лат. – «Троянцы слишком поздно стали умны»).
ЗНАЧЕНИЕ РИМА КАК ФАКТОРА ЦИВИЛИЗАЦИИ
Империи, как люди: если умнеют, то ближе к закату. Когда Рим столкнулся с угрозой исчезновения, когда над головой Империи засверкали мечи варваров, он стал делать уступки народам, пошел навстречу желаниям своих граждан. Казалось, римская мудрость гласит: Videas, quid agas! (Лат. «Думай о том, что делаешь!») Но думали они зачастую уже после того, как делали – так поступал Рим с побежденными этрусками и италиками, так было с греками и испанцами, с галлами и германцами и т. п. Именно после того, как судьба, воля императора или другие обстоятельства забрасывали римлян в этот мир, они проникались неким сочувствием к «варварским народам». К примеру, поэт Овидий, которого император Август за проступок (суть которого неясна до сих пор) удалил из Рима, пребывая в Томи, районе румынской Констанцы, стал вдруг вспоминать в стихах горькую участь бедняков, рабов, землекопов, о которых он и не думал в Риме:
