внимания – и все тайное рано или поздно станет явным.
Потом еще поговорили с Вадимом – Ефим считал важным узнать о его привычках и пристрастиях. Выяснилось, что привычек и пристрастий, кроме живописи, собственно, и нет. Разве что шахматы – Вадик оказался действующим мастером спорта, до самого отъезда из Москвы ходил в шахматный клуб и даже на соревнования. После этого признания профессор, имевший лишь дворовой и курортный опыт, благоразумно не стал предлагать ему сгонять партейку.
Завершив затянувшуюся беседу, Ефим Аркадьевич, вполне удовлетворенный жизнью, решил немного прогуляться по воздуху. Направление прогулки, в деревне, прилегающей к Онежскому озеру, тоже выбралось само собой.
– Пошли погуляем? – предложил он Надюхе.
– Пошли, – обрадовалась та внезапно объявившейся компании.
И вновь глазастый профессор обратил внимание на некую напряженность, охватившую на этот раз не только Вадима, но и его будущую супругу.
Ефим с Надюхой вышли из дома и направились сначала к речке, а потом – вдоль ее бурунистого течения – к берегу Онеги.
– Ты сказала, что тебе не нравится на картинах Вадика, – продолжил тему Береславский. – А что нравится?
– Многое, – легко ответила девчонка. – Акварели нравятся. «Червячиные» картинки тоже. Девчонки очень нравятся, помните, на стенке в прихожей? «Красотки» называются. С синими руками.
– Помню, – сказал Ефим. Действительно помнил. Два веселых девичьих лица после Вадикиных экзерсисов с искривлением пространства приобрели удивительную пластичность и характерность. – Хорошая работа. Там еще в том же духе есть девушка с двумя рюмками. И с шеей такой… нестандартной, – наконец подобрал определение профессор.
– Ага, классная работа, – безмятежно согласилась Надюха, на секунду остановившись и поковыряв носком красной туфельки коряжистый корень. А потом слегка забылась и добавила, как в недавней беседе с Оглоблиным: – И Модильяни бы не отказался.
Если б Ефим ел творог, он бы точно подавился. Длинношеяя двухрюмочная дама была прекрасна и не являлась прямым подражанием творчеству талантливого парижского художника начала двадцатого века, но параллель была несомненна. И отметила эту параллель девочка-дошкольница, живущая в глухой карельской деревушке, где даже школы нет.
– А откуда ты знаешь француза Модильяни? – спросил он в растерянности.
– Он не француз, – безапелляционно ответила Надюха.
Ну, это уже слишком! Может, она и сверхъестественно умная, но называть знаменитого на весь мир парижанина Модильяни «не французом» все же неправильно!
– Еще какой француз! – заспорил профессор с дошкольницей.
– Не-а! – ответила она, подпрыгивая на одной ножке.
– А кто же он? – спросил Береславский.
– Еврей, – спокойно ответила та. – Итальянский.
– Ладно, – успокоил сам себя Ефим Аркадьевич. – А с чего ты решила, что он еврей?
– Потому что у него мама еврейка, и папа еврей, – рассудила безжалостная Надюха. – Фламинио Модильяни и Евгения Гарсен. А в Париж он приехал из Италии. В 1906 году.
Все это она излагала, не переставая подпрыгивать.
Нет, это надо было пережить достойно. Береславский остановился, присел на пенек, подождал, пока перестало колотиться сердце. «Спокойствие, только спокойствие!» – как говорил в его собственном детстве любимый летающий мультгерой.
В конце концов, нет никаких проблем узнать историю семьи Модильяни в справочнике или в Интернете. Но какой, к черту, Интернет в смешанном лесу на берегу Онежского озера?
Конечно, она могла читать о нем раньше. Но вот он, профессор Береславский, наверняка все это читал раньше! Однако максимум что вспомнил бы, это имя юноши-красавца, в начале века покорившего Монмартр и умершего в нищете. Его звали Амедео.
И все! Никаких тебе Фламиний Модильяни и тем более Евгений Гарсен!
– Ты ведь не скажешь ничего Вадику с Ленкой?
Похоже, девчонка сама расстроилась, осознав произошедшее. Она взяла Береславского за руку и просительно заглянула ему в глаза.
– Нет, конечно, – пообещал ей Ефим.
Она сразу поверила (Береславскому не доверяла только Наташка, и то по весьма специфическим вопросам) и, успокоившись, снова запрыгала с корня на корень.
– Ты про всех художников все знаешь? – наконец, осторожно спросил Ефим.
– Не-а, – созналась девочка, легко балансируя на поваленном бревне. – Не про всех.
– А про кого знаешь?
– Про кого мне рассказывали. Или диски смотрела. Или в книжке прочла.
– А ты уже читаешь?
– Ага! – Теперь она прутиком водила по невысох-шей лужице.
– А про что ты еще прочла или в диске посмотрела, кроме художников?
– А что тебя интересует? – Надюха доверчиво смотрела в глаза профессору.
– Какая фирма выпустила мой джип?
– У тебя нет джипа.
– Как это нет? – снова возмутился Ефим Аркадьевич: это ж вам все-таки не Амедео Модильяни, Береславский лично приехал сюда на джипе из Москвы.
– Джипы – это от GP, general purpose, военная машина общего назначения. Эту марку, JEEP, – по буквам (английским!!!) продиктовала Надюха, – сейчас другая фирма делает, «Крайслер» называется. А у тебя внедорожник фирмы «Ниссан».
– Понятно, – после некоторого молчания сказал московский профессор, хотя ничего понятно не было. – А что ты еще знаешь?
– А что тебя интересует? – Сказка про белого бычка начала прокручиваться по третьему кругу.
– Ладно, – наконец сказал Береславский.
«Попробуем зайти с другого бока. В конце концов, знания и умения – разные вещи, чтобы понимать это, даже не надо быть профессором».
– А вот то, что ты прочла или увидела, ты только запоминаешь или можешь применить? Ну вот, например, ты шахматные правила знаешь?
– Знаю.
– А играть можешь?
– Нет.
Ефим Аркадьевич даже обрадовался.
– То есть правила знаешь, а играть не можешь?
– А как я буду играть, если Вадька отказывается? – возмущенно спросила девчонка.
– А… почему он отказывается? – уже догадываясь, каким будет ответ, упавшим голосом спросил Береславский.
– Он очень злится, когда проигрывает, – грустно вздохнула Надюха.
Ладно. Всё хорошо. Просто надо немного успокоиться.
Ефим Аркадьевич сжал ладонями виски, и ему действительно стало легче. В конце концов, в его жизни уже происходили необъяснимые события.
Вот, например, когда он работал редактором научно-популярного журнала, к ним в редакцию пришел мужик и сообщил, что с помощью наручных часов управляет движением Вселенной. С ним вежливо согласились, но мужик понял, что ему не поверили. Взял бумажку, что-то в ней черканул и заклеил в конвертик.
– Что это? – еще спросил у него тогда гораздо более юный Береславский.
– Результат матча Карпов – Корчной.
