подумал он и снова усмехнулся. Больше фугасов у него не было, а вот противопехотных контейнеров парочка еще имелась. Увидев, как и около них появились крошечные фигурки, Нуриев дважды нажал кнопку.
Разгром колонны довершили боевики, сидевшие на нависающих над дорогой высотах. Дружно открыв огонь, они мгновенно перемещались и начинали стрелять уже в новом месте. Ваха, должный лишь по большому счету сымитировать стрельбу по колонне из гранатомета, расстарался и из четырех выстрелов два сделал прицельно. В первом случае запалив огненным факелом уткнувшийся в обочину бензовоз, во втором – изрядно потрепав пехоту.
Но все же в конце концов федералы пришли в себя. Наверху, там, где сейчас находились четыре его воина, стало жарко. Впрочем, за них Расул не волновался – если они начали отход вовремя, то достать их в лесу будет уже невозможно. Что стоит четырем моджахедам разойтись-рассосаться по площадям? Четыре человека в чеченском лесу – как четыре иголки в стогу сена… Русские начали карабкаться вверх по склонам, и наблюдавший картину боя Нуриев решил, что его отряду пора делать ноги. Он и так излишне здесь задержался, давая возможность своему оператору завершить съемку, а еще больше желая сам понаблюдать за происходящим. Огонь, дым, выстрелы и приносимые ветром крики – все это, складываясь, превращалось в тугие пачки долларов. Каждая подобная акция приближала день, когда Расул навсегда сможет покинуть эту страну, осесть где-нибудь за границей, жениться, завести детей и свой бизнес…
– Расул, пора отходить! – как всегда, некстати за спиной появился Ахмед.
– Да, отходим. – Нуриев позволил себе улыбку.
Ахмеда, или, как он порой называл его, Ахмедку, он любил и доверял ему как брату. Он был с ним вместе и тогда, когда они, сколачивая капитал, убивали русских жителей, это еще до начала первой войны; и тогда, когда прятались в родном селении Ахмеда от преследования федералов; и тогда, когда вместе вступили в отряды Басаева, уже после первой. Вместе они были и тогда, когда, попав в трудное положение, сдались русским. Вместе они остались и сейчас. Вот только в дальнейших грезах Нуриева Ахмедки не было – полученные деньги они, как друзья, складывали в общий котел, решив поделить когда-нибудь потом. Но только Расул делиться с таким трудом заработанными деньгами не собирался. А что думал по поводу предстоящего дележа Ахмед, было неизвестно. Впрочем, на данный момент обоих интересовал вопрос скорейшего отхода с места нападения на колонну. Расул рассчитывал, что в первую очередь русские начнут шерстить то направление, с которого велся огонь, но все же недооценивать русских не стоило. И чтобы не оказаться в могиле, ему и находящимся с ним людям тоже следовало поспешить.
– Ахмед, – Нуриев подозвал своего друга, – идем к…те. Маршрут ты знаешь.
– Да, – подтвердил тот и, уже больше не говоря ни слова, отправился в голову колонны.
Он всегда и везде шел первым. Не то чтобы шедшему здесь платили больше (хотя втайне от остальных слегка и доплачивали), не то чтобы он больше других не боялся умереть. Нет и еще раз нет, Ахмед ничем не отличался от прочих. Первым он шел лишь по причине того, что так было принято – первыми ходили лучшие, и часто это бывали амир или его ближайший помощник. Ходить первым было опасно, но почетно. К тому же Ахмед всегда предпочитал видеть все сам и верить только самому себе, и если уж ему предстояло влезть в пасть к дьяволу, то по неумолимости сложившихся обстоятельств, а не по чужой глупости или невнимательности.
Он двигался как всегда, разве что чуть быстрее, широким размашистым шагом: автомат с отпиленным прикладом, ремень через шею, в разгрузке шесть магазинов, один в автомате, две гранаты. А зачем больше? Ахмед не собирался биться долго, никто не собирался. Кто ходит по лесу? Только они – моджахеды и русские спецы. И вот с этими волкодавами ввязываться в длительный бой отряду Расула было не с руки. Да и зачем бой, когда гораздо безопаснее и, главное, выгоднее вот так, как сегодня? Вышел в ночь, поработал как ишак – и вот результат. И все это практически без суеты, риска и спешки. Много трупов, а самое главное – сожженная техника. Что солдат? Тьфу… убил и забыл. А вот за подбитый БТР, машину, танк, а уж как предмет мечтаний – вертолет платят хорошие деньги. Кто платит? Ахмед бы тоже хотел это знать. Говорят, радикальные исламские течения… Вот только зачем радикальным исламистам уничтоженная русская техника? Сейчас в России такая неразбериха, что иди и сей семена твоей веры, а если приправить ее хотя бы частью идущих на войну денег, семена дадут обильные всходы. Так что если деньги от таких организаций и поступают, то служат не делу ислама, а совсем другой цели. А цель проста и легко просчитываема – лишить Россию как можно большего количества техники и вооружения, ослабить ее военный потенциал, уменьшить мощь и уменьшить влияние в мировом масштабе. Ахмед, конечно, не был политологом и, соответственно, не считал собственные мысли истиной в последней инстанции, но кое-что из своих рассуждений он посчитал вполне здравым и достойным внимания.
Увидев мелькнувшую впереди спину кавказского благородного оленя, Ахмед обрадованно улыбнулся: если есть олень, значит, никакого двуногого поблизости нет. Олень – зверь чуткий, близко к себе никого не подпустит, не то что подслеповатый кабан или мелкая, глупая косуля. Идти стало легче. Хребет, все время тянувшийся вверх, выровнялся, но Ахмед знал: еще немного пройти, и тот, все больше и больше заворачивая на восток, начнет клониться вниз, а потом и вовсе растворится в равнинной плоскости. Но там уже начиналось редколесье, и отряду Расула в той стороне делать было нечего. Как приказал Нуриев, незадолго до этого они должны были повернуть вправо и, идя строго на восток, выйти к окраине…ты. Там у Ахмеда был дом, семья. Жена, два сына, две дочери. У многих других членов отряда – тоже, но и тех, кто не имел в селении родственников, ждал теплый прием, горячий ужин, постель. Нуриев предполагал отсидеться в…те несколько дней, пока страсти по уничтоженной колонне не улягутся, и, получив от своего осведомителя новые сведения о передвижении российских войск, приняться за разработку новых планов. Ахмеда эта новоприобретенная манера Расула тщательно продумывать и взвешивать свои действия вначале сильно удивляла, затем он к этому привык, а на его вопрос, куда девался прежний Расулка, полагавшийся только на собственную удачу и Аллаха, тот без тени улыбки ответил:
– Расулка умер, Расулка попал в плен, а Расула Нуриева учил мудрости один русский человек – мудрый, но гад, каких поискать. – После чего замкнулся и ни на один заданный Ахмедом вопрос отвечать не стал. То ли берег мудрость для себя, то ли боялся чужого сглаза.
Но надо отдать Расулу должное: операции, им спланированные, обычно проходили без потерь и с неизменным успехом; исключения составляли лишь те, при проведении которых исполнители, ощущая себя очень умными, проявляли собственную инициативу. Проявляли и, как правило, гибли, ибо задуманное Расулом часто проходило на грани возможного. Самого же Нуриева в среде моджахедов считали баловнем фортуны, счастливчиком, умеющим делать деньги. Но Ахмед знал, что это не совсем так: каждой удаче, каждому успешно проведенному «мероприятию» предшествовали часы, дни, а то и недели кропотливой подготовки, когда сидение над картой плавно перетекало к многочасовому-многосуточному наблюдению за местностью и к другим способам сбора информации. Иногда вопреки, казалось бы, удачно складывающимся обстоятельствам Нуриев вдруг отказывался от выполнения задуманного; в другой раз, когда, казалось, сам рок предупреждал о грядущей катастрофе, упрямо шел к цели и побеждал. Все его шаги, все его действия были выверенными и сто раз продуманными. Выходя на дорогу, каждый из его моджахедов знал, куда и какую мину надлежит ставить, сколько времени у него должна была занять установка фугаса или противопехотной мины. Прежде чем выдвигаться на «объект», Расул проводил тщательную репетицию, до изнеможения гоняя своих собратьев. За день-два до наиболее ответственных выходов он позволял отдых, но и тогда никто не бездельничал – моджахеды чистили оружие, снаряжали магазины, изучали тактико- технические характеристики вражеской техники, подгоняли экипировку. Действительно ли всему этому Расул научился у того «русского человека» или у кого другого, Ахмед с точностью не знал, но уверенность в непогрешимости командира в глазах боевиков росла день ото дня.
Вот и сегодняшний отход был просчитан Нуриевым с точностью до минуты: каким маршрутом и с какой скоростью идти, где повернуть, где остановиться на небольшой привал. Несколько часов пути – и он, Ахмед, дома. Но пока они еще здесь, в лесу, пока они еще идут, терять бдительность нельзя, никак нельзя. Счастливая звезда Расула, конечно, рядом, но не стоит вечно надеяться на ее благосклонность. К тому же значительная доля удачи Нуриева принадлежала и ему, Ахмеду Исраилову. Чей, как не его, зоркий глаз порой замечал то, что не замечал никто? Кто слышал и чувствовал лес лучше других? Он, Ахмед Исраилов. Кто, как не он, дважды уводил группу из-под носа поджидающей засады – один раз Ахмед почувствовал разливающийся по воздуху запах армейской тушенки, во второй он услышал, как щелкнула под ногой чужака сухая ветка. Так что одержанные ими победы были построены не только на расчете и удаче Расула, но и на
