Шофер тут же затормозил, вырос на подножке – с тревожным, вопрошающим видом.
– Ты что, твою мать, поубивать всех вздумал? Забыл, чего везешь? Людей везешь, не картошку! – заорал на него весь кузов.
Шофер должен был или сконфузиться, или отругнуться. Но он только тревожно глядел на лейтенанта, лежавшего посередине. И все вдруг поняли то, чего не сумели сообразить в тряске и громе бешеной езды, – отчего он так гнал, так спешил. И так же вдруг разглядели, какой он усталый, измученный, этот шофер, день-ночь мотающийся по фронтовым дорогам, и как неприложимы к нему подозрения, что он во хмелю, пьян.
– Ладно, шофер, поехали! – как бы извиняясь за всех, сказал танкист. – Давай, шуруй, жми на всю железку. Потерпим.
Грузовик опять задребезжал, загремел разболтанным кузовом. Опять засвистел над головами ветер, срывая пилотки, завихрилась позади светло-желтая пыль.
Лейтенанта покачивало, потряхивало на соломе, как бесчувственного. Но глаза его были открыты, смотрели по-прежнему разумно и ясно и с тем выражением, какое трудно было выносить.
Теперь он сделался главной заботой для всех, средоточием общего внимания.
– Шуруй, шуруй! – покрикивал танкист, если ему казалось, что шофер держит не всю возможную скорость.
– Давай, шофер, давай! – вторило ему еще полдесятка голосов.
Навстречу неслись запыленные сады, опять поля с полосками кукурузы и подсолнухов, с мрачными, серо-зелеными или черно-бурыми от облизавшего их огня тушами подбитых танков. По бокам дороги мелькали разбитые автомашины, повозки, раздувшиеся трупы лошадей, какое-то искромсанное, издырявленное железо, которым наследил откатывающийся на запад фронт.
Лейтенант застонал, глухо, сквозь стиснутые зубы, повел из стороны в сторону головой и прикрыл глаза лиловыми, с синевою веками.
– Стучи шоферу! – скомандовал танкист солдату с железными зубами и закричал сам под стук кулака по крыше кабины: – Гони, шофер, газуй!
Но гнать было некуда: грузовик, вихляясь, спускался с горки, внизу блестел ручей с узким бревенчатым мостком. На нем, проломив на самой середине доски настила и тяжело, низко осев задом, застрял «студебеккер», груженный решетчатыми ящиками с сигарами ракетных снарядов.
На другой стороне ручья к мосту, сигналя, подъезжал пятнистый «виллис». На этой стороне перед мостом тоже стояли машины – грузовик и зеленый автофургон, во множестве мест пробитый и поцарапанный осколками.
Шофер застопорил машину, встал в рост на подножке, вглядываясь в суету посреди моста, в то, как, взревывая мотором и буксуя, «студебеккер» безуспешно пытается вытащить задние колеса из пролома.
Все, кто был в кузове, исключая одного лейтенанта, глядели туда же – на мост.
– Дело табак… – уныло протянул кто-то за Костиной спиной.
– Тягачом надо. Сам он разве выберется? – рассудительно сказал Егоров.
– Если ящики поскидать – выберется.
– А кто скидывать будет? Вон их всего – шофер да двое бойцов.
– Вон те, с «виллиса», помогут.
– А ты такие ящики подымал?. Знаешь, какого они весу?
– Делов тут на два часа верных… – тоном опытного человека, заключая свои наблюдения, сказал тот, кто говорил – «дело табак».
– Что-то надо придумать! – нетерпеливо и требовательно сказал танкист, обращая это требование и к шоферу, и к себе, и ко всем остальным.
– Только в объезд, – хмуро и как-то падая духом, проговорил шофер.
– Сколько крюку?
– Километров десять. И низина там заболоченная. Вчера я проезжал – так еле выбрался, дифером скреб. И пустой. А сейчас, под нагрузкой, так вообще хрена там продерешься…
Сзади, из-за бугра, где остался фронт, раскатисто громыхало – будто кто-то ходил по железной крыше.
– Слушай, друг, давай напрямик! – с дерзким, живым огнем в светло-карих глазах предложил танкист. – Глубины тут и метра не натянет, берега, гляди, песчаные, с галькой. Значит, и дно такое ж – твердое.
– Застрянем.
– Да не застрянем! Сколько я таких речушек форсировал!
– На танке и я враз тут перемахну. – Шофер хмуро разглядывал ручей. Руки его достали из нагрудного кармана кривую тонкую папироску и трофейную зажигалку. Папироску он прикусил зубами в углу рта, вычиркнул огонек, втянул его в папироску – все это не глядя, одной затяжкой спалив табак наполовину.
– А что – он дело говорит, – встрял Егоров. – Если разогнаться посильней, наподдать газу – вот и на том бережку!
– Эх, руки! – с сердцем воскликнул танкист, потрясая своими култышками. – Сел бы я сейчас за руль! Ну, хочешь, я дно промерю?
Шофер продолжал глядеть на ручей и сосать папиросу.
– Больше метра будет. Зальет мотор.
– А вот и нет! Точно говорю тебе – нет. Вот сейчас в натуре узнаем.
Танкист перелез через борт и побежал под горку к ручью.
Как был – в сапогах, в одежде, подняв к плечам забинтованные руки, он с ходу врезался в ручей, разбрызгивая воду, дошел до середины и повернулся, крича:
– Песок! И дно ровное! До колен всего!
Вода была повыше колен, это видели все, танкист занижал, но дно действительно было ровное: он прошел до другого берега и вернулся, не провалившись, не споткнувшись.
Шофер выплюнул окурок, поглядел на лейтенанта.
– Ладно! – сказал он, берясь за дверцу. – Но если застрянем – всем тогда толкать. Только на вас надёжа…
Шофер зеленого автофургона сначала высунулся в окно, а потом даже вышел из кабины на землю, когда грузовик с ранеными, обогнув скопившиеся у переправы машины, съехал с дороги на целину и двинулся под уклон к ручью. Бойцы, что были на мосту, оставили жерди, которыми они пытались приподнять зад «студебеккера», и тоже стали смотреть.
Танкист на береговой полосе – в мокром до пояса комбинезоне – призывно махал белыми култышками рук, показывая направление, и перед самым носом машины отбежал в сторону, давая ей путь.
Вода закипела, забурлила вокруг грузовика, раздаваясь в сторону пенными волнами. Шофер прибавил газу. Мотор завыл на высоких нотах.
– Давай, жми! Идет, идет! – кричали в кузове раненые, столпившись над шоферской кабиной. Танкист сзади гоже что-то кричал поощрительное, размахивая белыми руками.
Машину качало, переваливало с боку на бок. Порою она со скрежетом вздрагивала, наезжая на камни в русле.
Передние колеса показались из воды, выползли на песчаную кромку противоположного берега, прорезая в песке глубокие колеи.
– Всё, всё! Прошла, прошла! – закричали стоявшие над кабиной.
Под их победный крик мотор заглох, и грузовик, дернувшись, осел задом. Завыл стартер. Все впились слухом в его вой – заведется ли мотор? Мотор фыркнул, заработал. Под кузовом заскрежетали передаточные шестерни. Шофер рванул грузовик вперед. Задние колеса успели уже глубоко осесть в песок, грузовик только дернулся и снова погасил мотор. Шофер завел его снова и снова сделал попытку вырваться из ручья, но грузовик с каждым рывком, с каждой пробуксовкой колес только глубже оседал в воду.
Ругаясь, размахивая руками, через ручей перебрался танкист.
– Зачем газ сбрасывал?! – яростно накинулся он на шофера. – Жать надо было, на всю железку!
– Жать, жать! Мотор не тянет! Это тебе не танк!
Шофер с угрюмым, озабоченным лицом выбрался из кабины, обошел по воде грузовик, поглядел под днище кузова, толкнул в задний борт плечом.
