– Что это с тобой? – с иронией возразил Штольц. – А собираешься дело делать, план пишешь. Скажи, пожалуйста, ходишь ли ты куда-нибудь, где бываешь? С кем видишься?
– Да где бываю! Мало где бываю, все дома сижу: вот план-то тревожит меня, а тут еще квартира… Спасибо, Тарантьев хотел постараться, приискать…
– Бывает ли кто-нибудь у тебя?
– Бывает… вот Тарантьев, еще Алексеев. Давеча доктор зашел… Пенкин был, Судьбинский, Волков…
– Я у тебя и книг не вижу, – сказал Штольц.
– Вот книга! – заметил Обломов, указав на лежавшую на столе книгу.
– Что такое? – спросил Штольц, посмотрев книгу. – «Путешествие в Африку». И страница, на которой ты остановился, заплесневела. Ни газеты не видать… Читаешь ли ты газеты?
– Нет, печать мелка, портит глаза… и нет надобности: если есть что-нибудь новое, целый день со всех сторон только и слышишь об этом.
– Помилуй, Илья! – сказал Штольц, обратив на Обломова изумленный взгляд. – Сам-то ты что ж делаешь? Точно ком теста, свернулся и лежишь.
– Правда, Андрей, как ком, – печально отозвался Обломов.
– Да разве сознание есть оправдание?
– Нет, это только ответ на твои слова; я не оправдываюсь, – со вздохом заметил Обломов.
– Надо же выйти из этого сна.
– Пробовал прежде, не удалось, а теперь… зачем? Ничто не вызывает, душа не рвется, ум спит покойно! – с едва заметной горечью заключил он. – Полно об этом… Скажи лучше, откуда ты теперь?
– Из Киева. Недели через две поеду за границу. Поезжай и ты…
– Хорошо; пожалуй… – решил Обломов.
– Так садись, пиши просьбу, завтра и подашь…
– Вот уж и завтра! – начал Обломов, спохватившись. – Какая у них торопливость, точно гонит кто- нибудь! Подумаем, поговорим, а там что Бог даст! Вот разве сначала в деревню, а за границу… после…
– Отчего же после? Ведь доктор велел? Ты сбрось с себя прежде жир, тяжесть тела, тогда отлетит и сон души. Нужна и телесная и душевная гимнастика.
– Нет, Андрей, все это меня утомит: здоровье-то плохо у меня. Нет, уж ты лучше оставь меня, поезжай себе один…
Штольц поглядел на лежащего Обломова, Обломов поглядел на него.
Штольц покачал головой, а Обломов вздохнул.
– Тебе, кажется, и жить-то лень? – спросил Штольц.
– А что, ведь и то правда: лень, Андрей.
Андрей ворочал в голове вопрос, чем бы задеть его за живое и где у него живое, между тем молча разглядывал его и вдруг засмеялся.
– Что это на тебе один чулок нитяный, а другой бумажный? – вдруг заметил он, показывая на ноги Обломова. – Да и рубашка наизнанку надета?
Обломов поглядел на ноги, потом на рубашку.
– В самом деле, – смутясь, сознался он. – Этот Захар в наказанье мне послан! Ты не поверишь, как я измучился с ним! Спорит, грубиянит, а дела не спрашивай!
– Ах, Илья, Илья! – сказал Штольц. – Нет, я тебя не оставлю так. Через неделю ты не узнаешь себя. Ужо вечером я сообщу тебе подробный план о том, что я намерен делать с собой и с тобой, а теперь одевайся. Постой, я встряхну тебя. Захар! – закричал он. – Одеваться Илье Ильичу!
– Куда, помилуй, что ты? Сейчас придет Тарантьев с Алексеевым обедать. Потом хотели было…
– Захар, – говорил, не слушая его, Штольц, – давай ему одеваться.
– Слушаю, батюшка, Андрей Иваныч, вот только сапоги почищу, – охотливо говорил Захар.
– Как? У тебя не чищены сапоги до пяти часов?
– Чищены-то они чищены, еще на той неделе, да барин не выходил, так опять потускнели…
– Ну, давай как есть. Мои чемодан внеси в гостиную; я у вас остановлюсь. Я сейчас оденусь, и ты будь готов, Илья. Мы пообедаем где-нибудь на ходу, потом поедем дома в два, три, и…
– Да ты того… как же это вдруг… постой… дай подумать… ведь я не брит…
– Нечего думать да затылок чесать… Дорогой обреешься: я тебя завезу.
– В какие дома мы еще поедем? – горестно воскликнул Обломов. – К незнакомым? Что выдумал! Я пойду лучше к Ивану Герасимовичу; дня три не был.
– Кто это Иван Герасимыч?
– Что служил прежде со мной…
– А! Этот седой экзекутор: что ты там нашел? Что за страсть убивать время с этим болваном!
