Подавились, правда, половина, пока полз…
— Господи! — Хаймович всплеснул руками, — Это не просто долгая жизнь! Это… это … это.
От волнения он стал заикаться.
— это бессмертие… — наконец вымолвил он.
Дождь влупил внезапно. Тяжелая багровая туча, вылезшая неведомо откуда, закрыла небо, от чего в лесу сразу стало темно. И струи дождя как кинжалы пробились сквозь густые поросли и достигли земли. Руслан с Лисом прижались спинами к густой пихте, пытаясь укрыться. Но вездесущая вода настигла их и здесь.
— Эх, топорики не взяли, — вздохнул Лис, — сейчас бы шалашик срубили …
— Ты сам на прогулку звал, вот и прогулялись.
— По быстрому думал.
— По быстрому, только зайцы..
— А ты сам умный, да? Топорик не взял?
— С кем поведешься от того и наберешься..
— Рус, ещё слово и ряд зубов.
— А зубов моих не боишься? — хмуро улыбнулся Рус. И Лису на миг показалось, как в темноте блеснули желтым светом глаза с вертикальными щелями зрачков.
— Слушай, Руслан, а кем это ты перекинулся? Сроду такого урода не встречал и не слышал.
— А я знаю? Говорю же тебе, первый раз со мной такое. Просто выдумал такого зверя, чтоб волкам не по зубам.
— Не бывает такого, чтоб не было. Вот дети малые в кого при опасности перекидываются?
В кошку и как чухнут по дереву, а потом сидят и ревут, попробуй, сними оттуда.
— Ага, а кто постарше в лиса и давай у соседей кур тащить.
— Ну, да. Но факт, что в небывалое ещё никто не превращался..
— Много ты знаешь…
— А что?
— Есть у старейшины книжица одна, там много чего тайного да непонятного написано.
— Расскажи.
— Думаешь, он мне её давал читать? Сам случайно увидел, да пробежал мельком. Слов много, что русские вроде, а смысла не имеют.
— Так не бывает.
— Я тоже думал, пока не прочитал.
Дождь внезапно начавшийся стихал, словно туча вытекала вся, без остатка. Светлее в лесу не становилось. Сумерки почти мгновенно перешли в ночную тьму.
— Так про что книжица?
— Не понял, но была там такая фраза, что человек может быть кем угодно, любой тварью жившей на земле, хоть сгинула уже та тварь во мгле веков, но человек её помнит.
— Ха! Брехня, какая! Я вот совсем не помню!
— Там не про тебя сказано.
— А про кого?
— А я знаю? Может про отца прародителя, он до сих пор где-то скитается. Говорю непонятная книга. Вот если б её почитать вдумчиво… Но старейшина не дозволит.
— Рус, темно уже, может, здесь заночуем? Вон кедр выберем, да ветки потолще.
— Я тебе курица? На ветках спать? И где ты в чащобе такой кедр найдёшь, добрые кедры на полянах растут.
— А я тебе сова в темноте бегать?
— Не дрейфь Лис, тут недалеко осталось, добежим. Вот и капать перестало. Пошли!
И друзья, оторвавшись от ствола дерева, растворились во тьме.
Шустрый сидел на берегу и кидал камешки в реку. Камешек с шипением входил в воду, и над местом его падения поднималась тонкая струйка дыма. Круги нехотя разбегались по воде и гасли. Хаймович уставился на реку, подняв козырек кепки. Рот он уже закрыл, но легче нам от этого не стало. Моста не было. Не совсем конечно, начало его было и первая опора, стоявшая на берегу ещё существовала, а дальше как ножом обрезало вплоть до противоположенного берега. Ни опор в самой речке, ни глыб разрушенного моста из воды не показывались. Чистая ровная гладь, переливающая всеми цветами. Одно слово, Мазутка.
— Чего делать то будем? — хмуро спросил Федор.
— Жилье надо искать, на ночлег, где остановится, — кивнул я в сторону облезлых высоток.
Построенные перед самой войной буржуйские высотки пустовали. Ни мебели, ни жильцов. Цены на жилье там были заоблачные, вот и не заселил никто. Хаймович говорил, что жить с видом на реку было престижно. Но сдается мне, что на неё не то, что смотреть, дышать рядом вредно для здоровья. Мост она сглодала без остатка. На том берегу ещё виднелись сухие искореженные деревца ив, за спинами, которых поднималась мощная густая поросль вековых деревьев. С этой стороны берег был уложен бетонными плитами, и травинки негде было прижиться. В пустых хатах ночевать не хотелось, голый пол постель не важная. Мы с Розой уже успели привыкнуть к холодному скрипучему дивану. Хаймович тем временем поднял кепку и почесал макушку.
— Ночевать мы тут не будем. Пойдем вдоль берега. За чертой города должны остаться дачные домики… Там и мостик когда-то был, навесной, правда. Сомневаюсь, что уцелел но километров через пять от него можно попытаться в брод перейти.
— Перейдем, если ты дед меня на плечах понесешь, — с недоверием хмыкнул Сережка, — я в эту отраву не полезу.
— Дерзок ты не по годам отрок, — осерчал Хаймович.
Мишка отвесил Шустрому подзатыльник, и тот недовольно обернулся.
— Чего стоим? Двинулись! — Скомандовал Косой.
И мы двинулись гуськом вдоль берега. Я, Федор и Хаймович впереди, женщины посередине, замыкающими шли Мишка с Шустрым. Мы глазели во все стороны. В этих местах я не был давненько. Вроде ничего существенно не изменилось, но кое-какие перемены я заметил. Густо проросла травой брусчатка, некогда ровная она где просела, а где вспучилась подталкиваемая снизу корнем еще не выросшего дерева. Прибавилось дыр в жестяном заборе, отгораживающем высотные дома. Да грязи на дороге тоже прибавилось. Словно само время засыпало город землей, взявшейся неведомо откуда. Но вот кончились высотки.
Потом пятиэтажки. Кончился фасад города, начался пригород с домами и домишками, кое-где вросшими в землю. Грязные кривые улочки запетляли по пьяной слободке. Видать с пьяна строили да и жили грязно. Горы мусора и шлака заросшие бурьяном и крапивой.
Огороды, целиком захваченные лопухами. Мы сбились в кучку, места эти издавна облюбовали дикие собаки. Обветшалые дома смотрели на нас мутным взором замызганных окон. Мне чудилось, что смотрит за нами кто-то. Недобро смотрит, но не нападает. Я щупал внутренним взором окружение, но ничего существенного не находил. Ну была кое какая мелочь, за обветшалыми заборами и сараюшками. Торки ползали неподалеку своей странной семьёй. Собака со щенятами приютилась под соседним домом, вырыв нору под завалинкой. Кошки обживали чердаки, охотясь на приютившихся там голубей. Но ничего опасного и непосредственно нам угрожающего я не видел. Заголосил, заканючил Максимка младший, и мы остановились на минутку. Тут минуткой не обойтись, определил я, обделался пацан. Выбрали двор с лева. Зашли. Калитка не открылась, а отвалилась. Двери скрипнули, и заброшенный дом дохнул пылью и теплом. Вот ведь чудно как получается, не живет никто, а иной дом встречает теплом и уютом. Другой такой же, холодный, словно и не жили в нем люди никогда. Хотя тряпья и вещей хватает и в том и в этом.
Мальчишку перепеленали, и Луиза присела на краешек кровати покормить. Мы с Мишкой вышли назад во двор. Он жевал сорванную у дверей травинку.
— Моя, похоже, тоже того… — проронил Мишка.
— Это которая то твоя?
