— Ленка, то же в положении..
— А с Мартой ты все что ли?
— Зачем все… — замялся Миша, — она вроде тоже..
— А, так ты теперь отец молодец?
— Ага, — радостно кивнул он. — Только боюсь, они друг другу волосья скоро драть начнут.
— С чего бы это?
— Ну, чей ребенок лучше…
— Детей ещё родить надо, а он переживает. — Сказал я, хотя видел, что не переживает Мишка ни сколечко, похвастаться ему надо было, только и всего, гордость его распирала.
Ну пусть порадуется, то радость хорошая, нашей семьи прибыло.
Небо начало сеять мелкие капли дождя, я встал под крыльцо. Промокнуть всегда успею.
С конца огорода, где за забором протекала Мазутка, прибежал Сережка.
— Толстый, Ангел вы на речку то гляньте, что делается!
— Чего раскричался, — выглянул из-за двери Косой, — малой засыпать начал.
— Идите быстрее посмотрите, что делается! — Крикнул Шустрый и умчался к реке.
Мы нехотя двинулись к забору. На крик вслед за нами вышел Хаймович. Протопав меж лопухов по едва заметной тропинке, посмотрели на реку. Мазутка, она и в слободке Мазутка. Ничего примечательного. Те же грязные разводы и пустые берега, с редкой и жухлой травой.
— И чего? — спросил Косой.
— Да смотрите лучше, видите! — нервничал Сережка. — На речку смотрите, её дождь не касается!
И действительно мелкие, моросящие капли не касались воды, они пропадали, не достигнув поверхности. Словно невидимый колпак накрыл реку. Хаймович откашлялся.
— Химика бы толкового сюда. Ну-ка, подойду поближе.
И старый перемахнул через невысокий забор как мальчишка.
— Поосторожней, там Хаймович, берег глинистый, ещё нырнешь ненароком! — крикнул я и полез следом, придержу если что. Но Хаймович нырять и не собирался, он вплотную подошел к реке и присев на корточки протянул руку над самой поверхностью.
— Ерунда какая-то получается, — заявил он, — Ни выделения теплоты, ни поглощения не заметно. Значит, активные химические процессы отсутствуют. Температура воды.
Тут Хаймович макнул в воду кусочек ветки и осторожно коснулся пальцем.
— Практически равна температуре окружающей среды. Однако, капли действительно не долетают до поверхности, где то сантиметров пятнадцать не долетаю. Вот, руку поднимаю и она мокрая, а ниже нет. Тут, похоже, не химия, тут физика получается. Силовое поле неощутимое. С другой стороны, закон сохранения энергии. Ничто не берется из ниоткуда и в никуда не девается. Значит тут дело в пространстве, времени. Если б это была банальная кислота или щелочь. А впрочем… Сережа, будь добр захвати какую-нибудь посудину воды зачерпнуть.
Шустрый умчался до дома, и приволок в ту же секунду эмалированный тазик.
— Впрочем, — бормотал Хаймович уже сам себе, — ерундой я занимаюсь. Пробовал же не раз, пробовал. Обычная вода, грязная только очень.
Однако воды он зачерпнул и подал тазик мне. Я осторожно, словно на крыше балансируя, понес его к дому. Не успел поставить, как Сережка кинул в него камешек и брызги попали мне в лицо.
— Ну, придурок, — утер я лицо, — сейчас дам по башке, голова в трусы упадет!
Шустрый тут же пропал из виду, спрятавшись за гаражом. Лицо, не смотря на опасения, не жгло. Рукав куртки не дымился и ничем кроме воды не пах. Камешек, упокоившись в тазике, тоже не дымился. Да, что за фигня такая?
Косой, набравшись храбрости, макнул в тазик палец и понюхал. Мишка повторил за ним.
— Ничего не изменилось, — вздохнул Хаймович, — так же и двадцать лет назад было, и тридцать, и сразу после войны… Тут дело не в воде, дело в самой реке. Течет она и у нас и не у нас. В этом видать и загвоздка.
— Это как?
— Она видимо сразу в нескольких временах течет, или пространствах, поэтому дождь до неё не доходит, течет и не переполниться,… а другие предметы покрупнее просто поглощает. Затрудняюсь, сказать, куда они деваются, но видимо, деваются.
— А нам от этого что? — влез в разговор Миша.
— Ничего, — грустно ответил Хаймович, — только перейти реку мы сможем там, где она течет в нашем времени или пространстве…
— Пошли в дом, — сказал Косой, — женщины там на стол собрали, да и вообще им здесь понравилось. Может здесь заночуем?
— Заночуем, — как-то сразу согласился Хаймович, придавленный какой-то своей тайной мыслью. — Тут и дровишки есть, можно печь растопить да обсушится.
Стемнело быстро. За мелкими хлопотами и бездельем прошло время. Печь разогрелась и разогнала сырость и застоявшийся нежилой дух. В трех комнатах места хватило всем. Но мне не спалось, за окном была непроглядная темень. Где-то тоскливо завыла собака или волк, я их не различаю. И тут же кто-то подхватил её вой ближе. Совсем рядом за тявкали на разные голоса собаки. Стая, однако, подумал я отстраненно. Мне с некоторых пор стало казаться, что какие бы преграды и препятствия перед нами не возникали, мы все сможем преодолеть, из любой выпутаться. Я не просто был уверен, я знал, что мы обязательно найдем брод или мостик и дойдем до нашего пункта назначения. Только вот уверенность эта не придавала мне радости. На душе было пусто. И пустоту эту не могла закрыть ни уверенность в себе, ни любовь. Роза сладко спала, положив голову на моё плечо. А мне почему-то хотелось завыть как та незнакомая собака и побежать в ночь. Наверное, потому, что где-то в глубине души я и чувствовал себя собакой, загнанной торками собакой. Мне никогда не приходилось отступать. Перед обстоятельствами да. Перед людьми нет. А тут стая Джокера заставляет меня отступать, бежать неизвестно куда.
И вместо того, чтобы идти и открутить ему голову, я бегу, спасая свою шкуру. Потому, что руки коротки, не дотянутся мне до него через головы его бойцов. Не подойти на выстрел. Умом я понимал, что это не трусость, но сердце пылало местью. Распалив сам себя и вспотев от печки, я осторожно поднялся, стараясь не разбудить Розу. Но она встрепенулась тут же:
— Ты куда?
— На двор.
Скрипя половицами и переступая через спящих, вышел на крыльцо. На крыльце стоял Хаймович и пускал дым из тонкой палочки с красным огоньком на конце.
— А, Максим… — протянул он, выпуская изо рта дым, — тоже не спится?
— Ты чего это Хаймович? На дурь подсел? — удивленно уставился я на него.
— В каком-то смысле это наркотик, — спокойно ответил дед, — Но совсем не то, что ты подумал. Это не канубис, это табак. Нашел тут пачку сигарет и не удержался. Вспомнил старые, добрые времена. Старый добрый табак. Хотя доброго в нем мало. Разве только ритуал, покурить в ночь, посмотреть, как мерцают звезды. Послушать звуки ночи.
— Слушай, Хаймович, тут места хорошие, чего нам здесь не остановится? Кто нас тут найдет?
— Найдут. Обязательно найдут. Не те, так Другие… Раньше сюда и сунуться было страшно.
Это сегодня я рискнул.
— Какие другие?
— Слободка Максим, это не только вотчина диких собак. Мутантов тут прорва раньше была. Потом они куда-то делись. По крайней мере, не видно их стало. Но я не уверен, что совсем их нет. Так, что ты приглядывайся по сторонам и будь начеку. Я будь мая воля, лучше через реку бы рискнул, чем сюда. Но выхода не было.
— А припоминаю, ходили сказки про каких то чудишь. Убийцы-кровопийцы? Трехногие, четырехрукие? Брехня — думаю.
— Трех — глазых, если мне память не изменяет, тебе встречать доводилось?
— Это да, — вздохнул я, и на душе пробежал нехороший холодок. Упаси боже ещё раз под такого
