Совсем.
Навсегда.
По его щекам покатились слезы. Частые, крупные. Казанцев оттолкнул меня в сторону. Упал перед грудой матово поблескивавших дощечек на колени и неверяще прошептал:
– И ЭТО – из-за жалкого кусочка сала?!
Я тяжело вздохнул. Боль и разочарование куда-то ушли, осталась лишь пустота.
Казанцев беззвучно плакал над своей гитарой, и мне не было его жалко. Гитару – да, его – ни капли.
– Из-за сала… – дрожащими губами повторил он.
Я равнодушно отозвался:
– Дурак! Так ничего и не понял.
И поплелся будить остальных. Как-то нужно было объясниться с ребятами…
Глава 15
Трясина
К моему искреннему изумлению, ребята не рассвирепели. Может, из-за убитого горем Витька.
Он по-прежнему рыдал над своей разбитой гитарой и вяло перебирал дощечки. Все пытался их сложить, издали это походило на сложную мозаику.
Даже Лилька, жадно поглядывавшая на уцелевший кусок хлеба, на Казанцева с упреками не набросилась. Зато на меня она посматривала почти со страхом. И старалась держаться подальше.
Орлов же похлопал меня по плечу и ухмыльнулся:
– Ну ты и зверь, Сашок! Честно, не ожидал.
Вован – а я всю жизнь считал его толстокожим! – смотрел на нас обоих со странным сочувствием.
Лена подошла чуть позже, когда ребята немного успокоились. Подняла на меня ясные глаза и прошептала:
– Я тебя понимаю.
Я пожал плечами: если честно, я и сам себя не понимал. Просто чувствовал себя оплеванным. Почему – не знаю.
Я не мог смотреть на Казанцева: он походил на зомби. Глаза круглые, бессмысленные, неверящие. Пальцы трясутся до сих пор. И что он все сидит над обломками?!
Лена легко коснулась моей руки и неохотно добавила:
– Глупо, но Витька жаль.
Вован разделил между девчонками хлеб, а нам с Серегой вручил по четыре дольки шоколада. Потом выдал каждому по жевательной резинке и хмуро буркнул:
– Не проглотите, с голодухи-то! Это чтоб пить меньше хотелось.
Потом Кузнецов подошел к Витьку, сидевшему в стороне над остатками гитары. Резким рывком поднял его за шиворот на ноги. Вручил шест, подтолкнул к нам и угрюмо проворчал:
– Хватит погорельца изображать. Идти пора, пока силы есть.
Казанцев тоненько всхлипнул, размазывая свободной рукой по лицу слезы. Девчонки страдальчески поморщились. Серега отвернулся.
Я вдруг почувствовал себя виноватым. И было с чего: глаза Витька казались абсолютно пустыми, выцветшими, будто жизнь для него кончилась со смертью любимого инструмента.
Почему-то именно эта сцена взбесила обычно невозмутимого Кузнецова.
Он долго рассматривал нашу небольшую группу. Потом схватил тихо плакавшего Витька за грудки, подтянул к себе и свирепо выдохнул:
– Ты, мразь, спасибо Сашку скажи, а не вой! Ежли б он твою гитару не тронул, ты б сейчас меж нами не топтался! Понял, нет? И не дави девок на жалость, суслик жадный!!!
Горящие ненавистью глаза Вована испугали бы любого, не только трусоватого Казанцева. Витек побледнел. Отшатнулся и жалобно прогундосил:
– А что я такого сделал? Я ж ни слова не сказал…
Лилька изумленно заметила:
– Вовчик-то прав! Если бы не гитара, то я б тебе, Казанцев, глазки-то повыцарапывала бы, точно. Надо же – ночью по чужим карманам шарить! Додумался…
Витек отвернулся. Тут Лилька открыла рот и сердито выкрикнула:
– Получается, не застань тебя Сашок на горячем, нам с Ленкой и крошки бы не перепало?!
– Вам! – хмыкнул Серега. – Это НАМ не перепало. Ни крошки.
Лилька начала наливаться дурной краской. Мы с Леной переглянулись: это могло растянуться надолго.
Похоже, до Лильки только сейчас дошло, что именно случилось ночью. Раньше ей истерика Витькина мешала.
Кажется, Казанцев тоже это понял. Он побледнел сильнее, его серо-зеленые глаза испуганно забегали по сторонам. Впервые мысли о погубленной гитаре куда-то отступили: Витек забеспокоился о себе, любимом.
Вован опасливо покосился на Кочеткову: только скандала сейчас не хватало! Лильке только дай волю, тогда они и до обеда отсюда не выберутся.
Кузнецов бросил быстрый взгляд на часы и разъяренно рявкнул:
– Разговор-р-рчики!
Лилька подпрыгнула от неожиданности. Наш вожак безапелляционно приказал:
– Плюнуть и забыть, всем понятно? Витек – скотина, но он уже наказан. По делу, понял, Казанцев?! Но на этом – все! Поезд ушел, анцамент, тьфу, ин-ци-дент исчерпан!
Лилька невольно фыркнула. Вован холодно распорядился:
– Один за другим, по цепочке, как вчера. Порядок тот же. Двигаем во-он на тот островок, где камень. Там передохнем – и дальше. Сегодня нужно выбраться из болота. Дошло, суслики? – И решительно ступил в воду.
Я вдруг вспомнил про волка. Обернулся и пожал плечами: Гор снова куда-то исчез.
Первое время мы шли довольно бодро. Во-первых, за ночь немного отдохнули, а во-вторых, Вован очень удачно выбирал маршрут. Воды было едва ли по щиколотку, глинистое дно под ногами казалось прочным, и это – главное.
Так что до крохотного островка с камнем мы добрались уже к десяти утра и задерживаться на нем не стали.
Вован сиял. Он даже расщедрился: вручил нам по десятку семечек.
И Витьку отсыпал.
Оголодавшая Лилька попыталась выклянчить у Кузнецова заодно и ириску – как только она о них вспомнила! – но Вован лишь отрицательно помотал головой. Настырная Лилька продолжала ныть, и Кузнецов неохотно пообещал:
– К реке выйдем, получишь.
– А я сейчас хочу, – умоляюще проскулила Лилька. – Дай мою долю, а?
Вован вздохнул:
– Нельзя.
– Почему?!
– Сладкая. Пить захочешь. Вот у реки… – Кузнецов вдруг улыбнулся: – Мы с Сашком и свои ириски вам с Леной уступим. Так, Сашок?
Я кивнул. Серега вдруг обиделся:
– Вы с Сашком, вы с Сашком! Надоело! А я что, не мужик?
Я захохотал. У Вована покраснели уши: он не терпел несправедливости. Оглянулся на Орлова и торопливо сказал:
– Да не! Я же думал – мы с Сашком покрепче. Ты вон какой худющий, тебе есть побольше надо, я ж без всяких…
Орлов задрал подбородок и гордо заявил:
