На базе ждут. В тесный швартовочный ангар народу набилось под самый потолок, и не думаю, что хотя бы десятую часть их привела сюда работа. Хотя — такого оперативного приема мне еще не оказывали. Только люк сама и открыла. Штатный медик тут же уводит меня в свой отсек. Я не спорю — чую, надо. Всего-то пара минут в жаре начавшего плавиться поста, было б о чем говорить! А глотку словно когтями дерет, да и голова подозрительно тяжелая. Конечно, я предпочла бы лично проследить за тем, что остальная толпа делает на «Мурлыке», ну да ладно. И так ясно — одна команда обихаживает два ящика свеженькой информации, другая — побывавший в нестандартных условиях корабль. И, конечно, медблок тоже не обойден вниманием. Пещерники тем и хороши, что абсолютно предсказуемы. Ну и тем еще, конечно, что всегда ясно, можно ли им доверять в данную конкретную минуту в данной конкретной ситуации. Сейчас доверять можно.
Медик обихаживает меня, как родную. Вполне естественно, учитывая, что я спасла одного из них от верной гибели: пещерники не любят терять своих. Я их понимаю. Но мне не до разговоров и не до лечения — такая навалилась усталость, что, кажется, спасти от нее может разве что немедленная смерть. И я вырубаюсь, падаю в сон, под воркование пещерника так хорошо спится...
Говорят, все хорошо, что хорошо кончается. Не знаю... «Мурлыка» простояла на базе пещерников четырнадцать стандартных часов. За это время медкомплекс привел в относительный порядок изрядно пропекшегося вахтового, дефектовщики проверили каждый миллиметр брони моего кораблика, а группа прибористов протестировала начинку и кое-что подладила. Что касается меня, то я спала. И даже почти выспалась. В общем, все в порядке, все довольны, разве что Телле пришлось сделать пару рейсов без напарника. Но, как сказал сам Телла, навестив меня, лучше остаться без напарника на день-другой, чем на весь остаток контракта.
Или-Раан не преминула лично сообщить об увеличении полагавшейся за операцию премии — жест, впрочем, не ее, а пещерников, усмехнулась администратор. Ну, это и так ясно. Все хорошо, да. Только, опуская «Мурлыку» на швартовочную палубу боевой станции, я не верила в хороший конец. Не хотелось мне ни работы, ни рах-рубинов, ни уважения гвардейцев. Хотелось только пить, хотелось дико, невыносимо, и это казалось тем более противно, что ругать стоило только себя: кто мешал, входя на пост, надеть маску? Медик-пещерник, прощаясь, пообещал, что последствия отравления перестанут беспокоить часов через десять, максимум через пятнадцать. Хоть бы за эти часы еще чего не случилось, мрачно думала я, выпрыгивая на палубу. Возьму сейчас пару пайков и попрошусь у Теллы на отдых. До конца последствий.
— Оу, паленые усы идут!
Я притормозила на пороге зоны отдыха. Это что, в мой адрес шуточка? Не может быть.
— Хорошо поджарилась, Три Звездочки?
— Конечно, хорошо! От нее же до сих пор дымком припахивает, чуешь?
Ушам не верю! Чтобы мне и здесь устроили торжественную встречу?! Да нет, чего-то я недопонимаю, верно, совсем мозги притупились... недоспала. Я плюхнулась за ближайший свободный столик, заказала:
— Воды. Две, холодной.
— Что это с тобой? — удивительное дело, Мира Ран Шфархов собственной персоной! Будь я немного в лучшей форме, обязательно бы съязвила на предмет наблюдения сверху за чужими подвигами. Но на ехидство нет сил, к тому же моя вода прибыла.
— Траванулась, — прохрипела я, схватив запотевшую бутылку. — Там пластик какой-то потек. Сейчас уже ничего, только пить хочется.
— Ну, пей, — хмыкнул Ран. Будто разрешил. — Лихо ты управилась. Знаешь, мы тут смотрели.
— Интересно было? — вяло поинтересовалась я.
— Вот именно. — Ран встал: к столику подошел Телла. — Пока, Альо Паленые Усы. Телла, забрал бы ты ее отсюда. А то боевой дух роняет своим сонным видом.
— Воистину, — согласился Телла. — Пойдем, Альо. Твой медблок давно освободился, и если тебе все равно, на чем спать, я предложил бы биогель.
— Ну и денек, — только и смогла выговорить я.
Не скажу, что после этого случая гвардейцы признали меня за свою: ханны слишком твердолобы, чтобы враз переменить сложившееся мнение. Но что-то изменилось. Мое появление в зоне отдыха не отмечалось больше внезапной тишиной, а дежурный диспетчер вполне мог вместо «Три Звездочки» вызвать «Паленые Усы». Эта кличка основательно ко мне прилипла. Потому, наверное, что не вызывала неприятных ассоциаций с капитаном Три Звездочки, объявленным когда-то вне закона Семьей Мраллау, а немногим позже занесенным в черный список Советом Семей. Как же, со знаменитой на всю Галактику кошачьей гордостью — и признать имя врага. А еще кое-кто из них втайне надеялся, что я обижусь. Я долго этого не понимала, но Телла куда проницательней меня. Когда он решил прояснить для меня ситуацию, мне стало противно сначала, а потом — смешно. Я не настолько ханна, чтобы обижаться на прозвища.
Гвардейцы скучали. Еще бы — попробуйте-ка изо дня в день бдительно караулить совершенно пустое пространство. Через пару месяцев не то что заскучаете — волком взвоете. Не знаю, что происходило в закрытой для нас части станции, но посадочный модуль и зона отдыха все чаще оказывались тем самым местом, где какой-нибудь не в меру заскучавший герой может отмочить идиотскую шуточку для поднятия духа. С каждым днем выходить из корабля все опаснее. С каждой прогулкой по станции все больше хочется раскромсать очередного шутника на кусочки.
Натянутые поперек проходов страховочные тросы быстро утратили прелесть новизны. Густо натертая смазкой палуба щекотала нервы крепче, а потому оставалась популярной дольше. Ругань очередного упавшего и довольный рев зрителей стали привычным звуковым фоном.
Не знаю, что за веселье в том, что между вылетами нельзя расслабиться. После нескольких довольно неприятных падений я всерьез вознамерилась переселиться к пещерникам. Но Телла запретил категорически:
— Ты распишешься в собственной трусости и навсегда потеряешь шанс завоевать их уважение. Не психуй, Альо. А если их юмор тебя нервирует, так подкарауль очередного шутника за работой и завяжи ему усы тремя узлами.
Да, Телле хорошо! Чтобы трил потерял равновесие, надо всю станцию раскрутить волчком и на Рахалт кинуть! Ему можно принимать этот разгул идиотизма спокойно, а мне каково?!
— Переставай нервничать, Альо. И не с таким сталкиваешься, когда чаяния бойцов на хорошую драку долго не оправдываются. Бороться со скукой — наука, в которой не так легко преуспеть, как кажется новичку.
Я только фыркала в ответ на очередное поучение. Ханны-то в науке этой преуспели, но, по мне, как-то не в ту сторону. Я нервничала, да, и ничего не могла с собой поделать, но кто бы не психовал на моем месте?!
Телла вытаскивал меня за пайками чуть ли не силой. После тросов и смазки мы пережили короткое увлечение красящими минами. Как ханны клепали эту погань, я так и не узнала, но с действием познакомилась слишком хорошо. От удара в пол под ногами или в стену над головой безобидный на вид шарик взрывается и обдает жертву мгновенно сохнущей краской пополам с вонючим дымом. Я считалась заманчивой мишенью. Других контрактников почти не трогали.
— Радуйся, — утешал Телла. — Тебя стали замечать. Они примиряются с твоим присутствием.
«Радуйся»... Попробовал бы смывать краску с шерсти, а потом вонять растворителем!
Эпидемия прервалась на чихалках — распыленной в воздухе гвалховой пыли. Здесь весь интерес в том, что облачко гвалховой пыли остается компактным очень долго и обозначается в воздухе легким, на грани восприятия мерцанием. Тест на бдительность, который счастливчик Телла игнорировал, поскольку трилы на гвалх не реагируют. А я раз попалась. Чихала часа полтора, притом что почти сразу добралась до «Мурлыки» и с горем пополам впрыснула себе антидот. Думала, так и сдохну, чихая.
Так вот, эпидемия прервалась на чихалках — после того, как командор поймал одного деятеля на месте преступления. Над деятелем при полном параде проводят церемонию символического обесчещивания — «за намеренное снижение боеспособности», если унизиться до цитирования обвинения. Я тихо злорадствовала. Что же касается ханнов, они позорно скисли. Разговоров в зоне отдыха почти не стало — дежурная смена в
