подонок и пристрелит его, полицейские не смогут ни черта сделать — разве что увезти мертвое тело.
Но лучше об этом не задумываться. Если убийца не в доме, Гизелла предупредит о его появлении.
Он пересек столовую со включенным фонарем, но прежде чем открыть дверь, выключил его. Воздух в холле был свежее, чем в столовой, это и естественно, ведь столовая все время закрыта. Исходя из этого, можно было предположить, что хозяин живет в доме один. Жаль, у него, Ларри, мало времени, чтобы внимательно изучить все кругом.
На него вдруг нахлынул страх. Сердце заколотилось.
Сквозь узорчатое стекло в верхней части входной двери пробивался притененный туманом уличный свет. Баллард увидел, что холл и коридор ведут к кухне. Дыша открытым ртом, он несколько секунд постоял перед дверью столовой. Ни единого звука в доме. Никаких признаков чьего-либо присутствия.
Кухня была обставлена старомодно, рядом с фарфоровой раковиной стоял рабочий стол, буфет. Водогрейная колонка. Новый морозильник. Новая электропечь. Он выдвинул наугад пару ящиков. Серебряная посуда. Ножи. Крупного калибра револьвер из вороненой стали. Оружие хозяина дома. Баллард проверил его. Револьвер был незаряжен, и он положил его на место. Монтировка — более надежное оружие, чем пустой револьвер.
На столе рядом с тостером стояла банка с арахисовым маслом. Небольшая тарелка, нож, весь в масле, чашка с густым кофейным осадком. Все это, поочередно, выхватил из темноты его фонарь.
Так, остатки завтрака. Стало быть, хозяин не ужинал. Должно быть, он еще не возвращался с работы. Но может скоро вернуться.
Поэтому надо действовать быстрее.
Отворив дверь рядом с кухней, он увидел ведущую вниз лестницу. Погреб. Там-то он должен побывать. Непременно. Но только после того, как удостоверится, что в доме он один.
Болезненно заныло между лопатками. Он постарался взять себя в руки, расслабиться. За дверью столовой, по той же стороне коридора, дверь в кабинет. Внутри пусто. Жилая комната. Заставлена тяжелой, громоздкой, возможно, очень ценной старинной мебелью. Не исключено, что это антиквариат, унаследованный вместе с домом. Кабинетный рояль. Пыль тщательно сметена. Вероятно, нанимает приходящую раз в неделю служанку. Может себе такое позволить.
Лестница на второй этаж находилась по левую сторону (если входить с улицы) от парадной двери. Широкие ступени из такого прочного дерева, что они даже не скрипели под ногами, хотя им, вероятно, добрых полвека. Перила, отполированные несколькими поколениями людей, также из твердого дерева.
Коридор на втором этаже шел не вдоль, а поперек дома. В него выходило шесть дверей, по три с каждой стороны.
Тут стояла такая темень, что Балларду то и дело приходилось включать фонарь, иначе он даже не мог нащупать дверные ручки. Он был весь в поту. Если кто-нибудь и есть в доме, то скорее всего именно здесь.
Ванная. Оборудована современной сантехникой, похоже, недавно установленной. На полочке — мужские туалетные принадлежности. На другой стороне коридора, ближе к улице, спальня, переделанная в кабинет. Новая современная мебель. Яркие цвета. Повсюду винил. Шведский стол и кресла. Все это, вероятно, стоило кучу денег. Но ведь у него есть деньги.
В середине с задней стороны дома еще одна спальня, неиспользуемая. Очевидно, когда-то здесь была детская — на стенах флажки, уличные знаки, выцветшие фото людей сорок восьмого года[6], ныне уже не у дел. Странный памятник наивному прошлому.
В середине, со стороны фасада, — еще одна спальня с огромной ненакрытой кроватью. Два чулана. Много добротной мужской одежды. Десять пар начищенных до блеска ботинок. Баллард подошел к окну, осторожно отодвинул занавеску и посмотрел на улицу. С этого места видна была крыша его машины. Туман клубился все такой же густой и сырой на вид, как прежде. Кругом спокойно. И тихо.
Последняя комната с задней стороны, отличная фотолаборатория — химикаты, новый цейссовский увеличитель, полки с фотобумагой. Он у нас, оказывается, еще и любитель фотографии!
Шестая, и последняя дверь оказалась запертой. Баллард заметил щель между дверью и высохшей рамой. Вставив в эту щель расплющенный конец монтировки, он стал постепенно, все увеличивая усилие, оттягивать ее в сторону. Замок поддался. Дверь открылась. Здесь оказалась спиральная лестница, ведущая в трехэтажную башенку. Придется, черт возьми, проверить, что там.
Он взглянул на часы. Два семнадцать. Он провел в доме меньше пятнадцати минут, а впечатление было такое, что пятнадцать часов.
Эта лестница скрипела, поэтому он поднимался медленно, стараясь прижиматься к краю, возле стены. Ступени здесь были сделаны из обычного дерева, не устланы дорожкой, не подметены. Было ясно, что уборщицу сюда не допускают, — при этой мысли пульс у Балларда участился, он стал двигаться с еще большей осторожностью. Тем более что взламывание двери не обошлось без шума.
Дверь на самом верху лестницы была закрыта, но не заперта. Когда Баллард ее открыл, при свете, проникавшем сквозь тонкие занавески на узких резных окнах, он увидел, что комната пуста. Войдя внутрь, детектив понял, что это фотогалерея. Он подошел к стене и замер, разглядев, что изображено на больших увеличенных снимках.
Наконец-то он нашел курчавого оборотня, который вызвал бурное негодование Шери.
Баллард рискнул включить свой фонарь на полминуты. Фото вызвали у него неприятное, почти тошнотворное чувство, тем более что их оказалось так много. Все стены, с пола до потолка, были увешаны ими, тут были десятки цветных фото, вероятно вырезанных из шведских или немецких порнографических журналов, и сотни черно-белых, отпечатанных с большим увеличением в темной комнате внизу.
Бедный курчавый оборотень всех этих обнаженных девиц снимал при свете фотоламп, а не с помощью вспышки. И все эти фотографии откадрированы так, что на них изображена лишь голая женская плоть, без каких бы то ни было обрамляющих деталей.
Закрыв за собой дверь, Баллард спустился на нижний этаж. Башенку он покинул с большим облегчением. Если бы хоть на одном фото была запечатлена женская грудь, обнаженная женщина во весь рост, с лицом. Пусть даже с таким безобразным лицом, как у Глории Роуз. Но нет, оборотня это не устраивало. Он пользовался услугами многочисленных цыпочек, очевидно не столь разборчивых, как пышногрудая, пышущая страстью Шери Тарт.
Когда Баллард открыл дверь погреба, фасад дома осветил свет чьих-то фар. Он застыл на месте в ожидании. Хлопнула дверца автомашины. Он подождал еще немного. Никакого гудка не было.
Наверно, какой-нибудь сосед. Не хватало только попасться в погребе. Но дом пуст, Гизелла на стреме, можно надеяться на своевременное предупреждение. И все же хорошо, что в руке у него монтировка. Он включил фонарь и спустился по крутым узким ступеням.
В погребе царил жуткий беспорядок. Весь пол был завален хламом, который будто сам собой накапливается в таких местах. В одном из передних углов — деревянный ящик, где когда-то хранился уголь. Над ним отверстие, через которое этот уголь подавался. Разумеется, дом давно уже отапливается не углем, а природным газом, о чем свидетельствует стоящий в углу под кухней большой котел.
Луч фонаря стал судорожно передвигаться по подвалу и наконец остановился на прислоненном к стене корыте. На его краях застыли остатки цемента. Двинувшись дальше, луч выхватил из тьмы мешок портлендского цемента, на котором стоял другой, полупустой. Баллард не предполагал, что найдет что- нибудь здесь, но...
Через пять минут он нашел то, что искал. Под старыми, ручной работы, деревянными полками. Покрытые толстым слоем пыли, уставленные множеством стеклянных банок, предназначенных для консервирования, полки эти тщетно ожидали, когда к ним прикоснется рука хозяйки, желающей запастись на зиму вареньем и соленьями. В глаза ему бросились следы, оставленные на полу боковинами полок и свидетельствовавшие о том, что их недавно отодвигали.
Баллард лег на живот и посветил фонариком под нижнюю перекладину. Его глаза сразу различили прямоугольник свежего, недавно наложенного чьими-то неумелыми руками цемента.
Прямоугольник длиной в семь футов, шириной в два фута.
Глупая оплошность? Да нет, у этого гада не было никаких оснований предполагать, что он окажется под подозрением. Ни малейших подозрений, что кто-нибудь может спуститься сюда, в погреб. А через несколько лет этот прямоугольник уже ничем не отличался бы от окружающей его кладки... Стало быть, вот ты где,
