Я с укором посмотрел на него;
– И ты до сих пор молчал? Теперь я понимаю, почему ты дружишь с маэстро, вы оба садисты!
Что-то типа самодовольной усмешки промелькнуло по его лицу:
– Терпенье и труд всем нос подотрут, говаривал мой родитель…
– Не тяни из меня жилы, наставник! – взмолился я. – Что там было у грузчика в его куриных мозгах?
– Золотое яичко, хлопчик. Из того, что удалось разобрать, судя по всему, последняя команда звучит таким манером: «Непревзойденную доставить на «Непревзойденную», остальных в Игольное Ушко». Ну как?
– Так это же… – я не находил слов, – так ведь это же…
– Вот я и говорю, – продолжая осматривать пещеру, сказал Допотопо, – что без запасного выхода нам, хлопчик, никак не обойтись… – Значит, Скроб это… Дем? – наконец выдавил я из себя.
– С него станется. То, что он каналья, шельма, продувная бестия, это уж точно… А Дваэночку, хлопчик, придется пока тут подержать, подальше от греха.
– Ты думаешь, ей грозит…
– Скорее тебе грозит, – он слегка ткнул меня палкой в живот, – без нее остаться.
– Ну уж нет! – я стал застегивать комбинезон, собираясь немедленно отправиться на «Лохань».
– Успокойся, – и наставник протянул мне зеленый й флакон.
Не раздумывая, я скинул с себя гермошлем и сделал пару изрядных глотков. Он отобрал у меня флакон и тоже глотнул, правда, тут же с отвращением сплюнул:
– Гадость! Хотя маэстро считает, что в этом наше спасение…
– Он не вдавался в подробности? – новость заинтересовала меня.
– Говорит, что эта дрянь намного понижает убойную силу разрядов. Потому я и загрузился на Триэсе «трифаносомой» и натуральным провиантом, он, мол, тоже способствует…: Что-то, видать, в этом есть…
– Погоди, наставник. Когда Скроб испытывал на себе эти «вживчики», ты почувствовал что-нибудь?
– Да чуть-чуть кольнуло в затылке, будто блоха укусила.
– А маэстро? Он же тоже был рядом с генератором?
– Говорит, ничего.
– И как он это объясняет?
– Очень просто. Говорит, пить надо больше!… Словно подчиняясь мысленному приказу маэстро, он снова приложился к флакону и снова сплюнул. Теперь я отобрал у него емкость, плотно завинтил пробку и сунул в карман:
– А «либидонна»? Она способствует?
– Нет. Она другому способствует. – Он опять плюнул, но на этот раз, видимо, на то, чему способствует «либидонна»…
– Зачем же тогда ты ее столько набрал?
– Чтоб менять на топливо…
Я вспомнил, как накачивайся «либидонной», чтобы заполнить образовавшуюся во мне пустоту, и как пустота становилась от этого еще больше, вспомнил про барса, выпущенного из меня на свободу, про желание быть проглоченным…
– Маэстро говорит, поэтому и Скроба от разрядов не проняло, от него за версту разило…
– Но если это так, – пытался размышлять я, – зачем нам тогда блокинг-генератор? У тебя еще много «трифаносомы»?
– Ну, чтоб напоить всю Терру…
– Ах, да!… Но с другой стороны, чтобы защитить всю Терру от импульсов… причем мы не знаем, сколько у них генераторов…
– Скроб говорит – много, и размещены они в разных концах планеты. Может, врет, на пушку берет, а может…
– Тогда тем более… Послушай, наставник, – те-теперь я перешел на шепот, – а зачем у нас на «Лохани» столько взрывчатки? Тоже маэстро посоветовал?
– Нет, это я сам… – тон у него был какой-то извиняющийся, – мало ли что, думаю, в пути может приключиться. Да и тут…
– Если бы с нами что-то и приключилось, так скорее из-за взрывчатки, а не из-за ее отсутствия! Так что давай начистоту, наставник, зачем она тебе?
– Партизанить думал, – сказал Допотопо. Он поднял палку, обвел ею вокруг. – Вот тут я жил, хлопчик. Тараканом жил. А по ночам выходил партизанить. В одиночку. Никому уже не верил. Только себе. Совести своей доверял, что она подскажет, то и делал. Справедливости хотелось. Да…
Он замолчал, видимо, погрузившись в воспоминания.
– И много ты… наделал? – осторожно спросил я.
Он встрепенулся, что-то жесткое появилось в складках его рта:
