плащ греет в самую лютую стужу? Он б‑большой, м‑можно д‑двоим з‑завернуться!
‑ Д‑да, ‑ клацал зубами и Гертье, ‑ на охоте, на ночевке мы с батюшкой в нем как в мешке… Мех толстый!
‑ О, не рассказывай! я сейчас завою!
На перекрестке с телеги сгружали деревянные плахи, а согбенный полицейский унтер в пальто с поднятым воротником, натянув фуражку околышем на уши, приплясывал у наваленных на мостовую дров, стараясь запалить спичку ‑ те ломались в пальцах, шипели и не загорались. Рядом кутался младший чин, держа факел со смоляным набалдашником.
«Костры на улицах, ‑ мелькнуло у Гертье, ‑ как в старину… Когда это в последний раз было? Похвальная забота; наконец‑то отцы города расстарались для бездомных… вон уже собираются», ‑ пожухшие, бедно одетые фигуры стягивались к будущему кострищу, перешептываясь с надеждой при виде заполыхавшего факела.
Облитые керосином, плахи с треском вспыхнули, озаряя лохматым оранжевым пламенем заснеженную улицу, сугробы вдоль тротуаров, стены домов. Выглянув из‑за поднятого фордека, Гертье увидел, как люди тянутся к огню, топчутся, отыскивая место поудобней, чтоб и не мерзнуть, и не обжигаться.
Впереди на тротуаре замаячила одинокая фигура женщины; с каждым поворотом колес она становилась ближе. Гертье различил аккуратную шляпку, оценил покрой просторного и вместе с тем изящного пальто, но было в ее фигуре нечто, обеспокоившее его. Спина сгорблена, плечи вздернуты, воротник поднят, а локти прижаты к бокам. Не шатаясь, молодая женщина (дамы в возрасте так не одеваются) шла медленной, нетвердой походкой, склонив голову.
‑ Бабель, тебе не кажется, что…
‑ Что?
‑ Эй, приятель, ну‑ка останови! ‑ Гертье спрыгнул на ходу и летучим прыжком ловко перемахнул через сугроб. Сзади раздалось запоздалое: «Тпр‑р‑ру!»
‑ Сьорэнн!.. ‑ окликнул Гертье. Женщина сонно обернулась ‑ лицо ее было белым, глаза застывшие, отсутствующие. ‑ Извините, но, может быть, вам нужна помощь?
…Молодой человек, нагнавший Рагнхильд, был одет просто, но со вкусом, что выдавало в нем натуру, изощренную в умении нарядиться по средствам и при этом соответствовать богемной моде. На его охотничьем картузе красовалась малиновая лента‑околыш (цвет Кавалькора ‑ девичья погибель!). Серого сукна пальто‑честерфильд с бархатным воротником в тон шарфу, панталоны в черную и серую полоску, черные суконные штиблеты с белыми металлическими пуговицами. Но в глаза Рагнхильд бросилось не платье, а его лицо ‑ утонченное и столь чистое, словно его не касалась бритва, хотя рост и стать указывали на уже достаточно зрелый возраст, крепость мышц и привычку держаться независимо и смело. Улыбка на тонких и ярких губах мужчины была осторожной, нерешительной, а его светлые глаза внимательно и чуть встревоженно наблюдали за Рагнхильд.
‑ Я… ‑ только и смогла вымолвить она. Пронизывающий холод сковывал ей лицо, сводил ноги судорогами, а язык едва мог выталкивать слова изо рта. Холод стягивался, как петля на горле, он искал ее ‑ слепая неживая сила, направляемая чьей‑то твердой волей.
С тринадцатью центами в Маэне можно было выпить стаканчик рома, съесть порцию жаркого с картофелем и согреться солидной чашкой кофе. Или взять три небольших пирожных. Или снять койку в ночлежке, перед тем насытившись благотворительной похлебкой, ‑ тогда еще останется пять центов на завтра. Но Рагнхильд знала о существовании ночлежек лишь по книгам. Увидев это заведение, она скорее застрелилась бы, чем вошла туда. Умереть ‑ но не поступиться гордостью, не замарать свою честь! Поэтому она прошла мимо кондитерских и харчевен, даже мимо приюта церкви Стелла Гратис, где на ночлег принимали бесплатно.
С каждым ударом часов на колокольне она все отчетливей осознавала, что не доживет до утра. Холод многих убьет нынешней ночью, но они ‑ его случайные жертвы, потому что он ищет и замораживает ее одну. Те, кто наслал его, знают: она не станет просить приюта и искать спасения ценой унижения.
Осталось лишить их радости, не дать себя схватить. Волшебный конь, который унесет ее от погони, смирно ждал в ридикюле ‑ когда же она сожмет его рукоять и взведет курок.
Но она не хотела делать это перед молодчиком в картузе и честерфильде.
‑ Уйдите, ‑ проговорила она. ‑ Уйдите прочь.
‑ Вам плохо? Я могу отвезти вас к врачу. Рагнхильд еле справилась с застежкой ридикюля.
‑ О, нет, оставьте! Все расходы я беру на себя, ‑ светлоглазый взволнованно приложил ладонь к сердцу в знак искренности. ‑ Или доставить вас домой? Назовите адрес ‑ экипаж, к вашим услугам.
«А вдруг?.. ‑ робко блеснула далекая вспышка в потемках тоски и безнадежности, сгустившихся вокруг Рагнхильд. ‑ Нет, нет! Я не стану ни о чем просить!..» ‑ мгновенный блеск погас, осталась только тлеющая где‑то в глубине сердца крохотная искорка.
Она покачнулась, закрыв лицо рукой. Озабоченный Гертье осторожно подхватил ее под локоть.
‑ Простите мою вольность ‑ я без позволения… Клянусь честью, сьорэнн, я защищу вас от любой опасности. Кавалер Гертье, ваш покорный слуга. Разрешите помочь…
‑ Да… я… разрешаю, ‑ выдохнула Рагнхильд, слабея.
‑ ‑ Бог мой, Гертье! ‑ вытаращился Бабель, когда его молодой приятель подсаживал девицу в фиакр. ‑ Кого ты подобрал?
‑ Замолкни, дружище, и перебирайся на подножку. Девушка совершенно замерзла, вот‑вот лишится чувств. Приятель, гони! Бабель, как только приедем, беги наверх и растапливай печь, а я поведу барышню по лестнице.
Рагнхильд слушала их диалог еле‑еле, в полуобмороке. Она старалась сжаться под ольстером, чтобы сохранить хоть малую толику тепла, доехать до жилья и ‑ о, счастье! ‑ до печки! Только бы оказаться в закрытом помещении, где есть очаг и дрова ‑ или торф, или уголь, безразлично, ‑ тут‑то она сумеет согреться!
Холод немного ослабил хватку. Рагнхильд стало чуть легче. Но порой за звуками копыт и колес ей мерещился бесплотный голос: «Ты думаешь, это ‑ спасение? Не радуйся раньше времени. Мы сломим тебя!» Из‑за дуги кожаного фордека, накрывшего пассажиров, словно раковина, на миг показался чей‑то прозрачный лик с острыми глазами‑звездами, взглянув из стылого воздуха в лицо жертвы.
Заставив себя забыть о приличиях, Гертье обнял девушку за плечи, чуть прижав к себе, чтобы ей стало немного теплее.
‑ Мой дом совсем недалеко, скоро приедем. Постель, ужин… вино, если захотите. Когда оттаете ‑ скажете, кто вы и куда вас отвезти. Не бойтесь, мы ‑ порядочные люди.
‑ О да! ‑ важно фыркнул Бабель, потирая нос. ‑ Мы ‑ джентльмены!
‑ Мой милый джентльмен, мы будем спать на полу. Тюфяки и покрывала возьмем у консьержа.
‑ Если даст. Мне так и кажется, что он обложился всеми тюфяками, сколько у него есть.
‑ Думаю, уступит на ночь… по талеру за штуку. И вот еще ‑ войди к нему и отвлеки внимание. Мне все равно, что старикан думает о нас, но репутация сьорэнн не может быть запятнана ни в коем случае. Она войдет и выйдет незамеченной, и так будет, даже если ради этого тебе придется отречься от пьянства, а мне ‑ от наследства.
‑ Вот так оказия! ‑ Кефас задумчиво поковырял плотно утоптанный снег наконечником трости. ‑ А ведь мы почти настигли ее. И вдруг… словно улетела, Не думаю, что сейчас она способна быстро двигаться.
Гереон осматривал улицу с того места, где обрывался след. Девушка не могла исчезнуть, не оставив никаких примет. Скажем, отпечатки башмачков. На снегу, прорезанном ободьями тележных колес и смятом литыми каучуковыми шинами фиакров, виднелись оттиски подошв и каблуков, осели и твердо запечатлелись
