‑ Знай я заранее, что встречу вас, сьорэнн, ‑ припас бы провизии для настоящего ужина. Можете удивляться, но я неплохо готовлю ‑ правда, лишь те блюда, что можно сделать на бивуаке, разведя костер. Жаркое из косули, пальчики оближете. И не бывало так, чтоб мы оказались вечером без дичи ‑ я стреляю без промаху. Батюшка тоже, да и дед… у нас это умение в крови, от предков.
‑ Умение ваше ‑ еще полбеды, ‑ Рагнхильд вновь посуровела, раздосадованная его похвальбой, и взглянула на Гертье недобро. ‑ Иных тянет проверить свою меткость на всем живом. Не выношу я таких… удальцов!
…Бабель выглянул на улицу, дрожа от почти нестерпимого холода. Тело тотчас покрылось мурашками, жесткими, как бисеринки, а дыхание потекло по верхней губе каплями и набухло слизью в ноздрях. Едва завидев обещанных «господ», он захотел унырнуть назад и захлопнуть дверь, но тот из джентльменов в жемчужно‑сером, кто был постарше, остановил его негромким вопросом. Певучий голос прозвучал так, что Бабель почувствовал себя виновным, заслужившим наказание:
‑ Ты не узнал нас?
‑ Нет, почему же, ‑ Бабеля трясло, как желе. ‑ Очень даже узнал. Здравствуйте.
Мороз на пришельцев не действовал, они держались величаво и свободно, как если б стояли вдвоем на пьедестале, отлитые из серебра, и слабый звездный свет мертвыми бликами лежал на пелеринах их пальто и цилиндрах. Со статуями их роднил и тот знобящий душу факт, что из носа и губ у них не выходил пар. Будто они сдерживались, чтобы не осквернять дыхание городским воздухом. Глаза их зеркально мерцали, завораживая Бабеля.
‑ Твой приятель Гертье дома?
‑ М‑м‑м… Да! Он… готовится ко сну!
‑ Он привез с собой девушку.
‑ Ну что вы! ‑ задребезжал Бабель трусливым неискренним смехом. ‑ Кавалер их к себе не возит. Он к ним ездит!
‑ Мы платим за то, чтобы ты служил
‑ Я помню, помню! ‑ Бабель умоляюще затрепыхал руками, поскольку молодой красавчик, черты которого неуловимо и как‑то ужасающе исказились, стал всматриваться в лицо Бабеля, и у того начал подниматься изнутри к сердцу давящий, неживой лед. ‑ Не надо, пожалуйста!.. Я все вам расскажу. Да, верно! он приволок какую‑то девчонку. Довольно чистенькая. Он подобрал ее на улице, совсем замерзшую.
Кефас, выдавив неразборчивое проклятие, яростно ударил наконечником трости о каменную ступень. Бабель с содроганием увидел, что от камня с шипением полетели белые искры, каждая с горошину. Старший с осуждением покосился на младшего.
‑ Вексель, ‑ Гереон протянул руку.
‑ Что‑с? ‑ пролепетал Бабель.
‑ Вексель, который он подписал. После полудня ты телеграфировал посреднику, что Гертье взял деньги в кредит по фиктивной доверенности. Ты ленив и не успел отправить нам бумаги почтой ‑ значит, они при тебе. Это весьма кстати. Давай их сюда.
‑ Господа… ‑ боязливо вручая улики, Бабель съежился с видом Иуды, протянувшего расписку за тридцать сребреников. ‑ Когда он узнает, что я… с ним… для вас…
‑ Вот уж не думал, что у тебя есть совесть, ‑ презрительно процедил Гереон, словно увидев нечто гадкое. ‑ Любым способом уговори Гертье покинуть дом. Если преуспеешь, сто талеров золотом ‑ твои. Иди и помни: ты должен устроить так, чтоб он ушел. Делай, что велено, да поживей!
Бабель торопливо поклонился хозяевам с заискивающей улыбочкой и шмыгнул в подъезд.
‑ Единственный человек, ‑ бормотал Кефас, вскинув голову и наблюдая за окнами третьего этажа, ‑ единственный в городе, кто в состоянии ее укрыть, ‑ и она в его. доме!.. Гереон, что нам делать?! Его надо устранить во что бы то ни стало!
‑ Только заставить уйти. Больше никак, ‑ отрезал Гереон.
‑ А где уголь? ‑ спросил Гертье, увидев Бабеля пришедшим без ведра.
‑ Идем, ‑ поманил Бабель, маяча в дверях. ‑ Надо поговорить, это важно.
‑ Какие секреты? ‑ Гертье с досадой дернул плечами. ‑ Говори здесь.
Но Бабель с таинственными ужимками звал его за собой, подмигивал и причмокивал. Поняв, что он не угомонится, пока не выскажет наедине своих дурацких тайн, недовольный Гертье двинулся к нему.
‑ Кавалер! ‑ окликнула Рагнхильд. ‑ Что случилось?
‑ Я вынужден ненадолго покинуть вас, сьорэнн, ‑ за‑
держался Гертье на выходе, сделав извиняющийся жест. ‑ Ни о чем не тревожьтесь, я сейчас вернусь.
‑ Но…
Дверь захлопнулась, и Рагнхильд осталась в одиночестве. Она почти перестала дышать, пытаясь расслышать голоса за дверной филенкой, но Бабель намеренно говорил шепотом, вынуждая делать то же и Гертье.
Приятели оказались тет‑а‑тет на промерзшей лестничной площадке между маршами уходящих вниз и вверх ступеней. Света здесь было мало, но Гертье неплохо видел в темноте и заметил, что Бабель выглядит слишком бледно и понуро; любому другому Бабель представился бы безликим, сдавленно дышащим силуэтом, чей колышущийся объем смутно проступает из темноты при жестикуляции.
‑ Ну, и зачем ты выволок меня?
‑ Сейчас же собирайся и уходи из дома черным ходом.
‑ Почему это?!
‑ Тише! Не так громко… Послушай, Гертье, ты много сделал для меня, мы славно проводили время, и я не хочу остаться в твоей памяти гнусной свиньей.
‑ Хм! Ты выдумал странный способ прощаться. Из‑за чего ты решил срочно абонировать теплое местечко в моих воспоминаниях? И затем ‑ кто дожидался тебя там, внизу?
‑ Тс‑с‑с!.. именно о них я веду речь. Ты можешь влепить мне пощечину, Гертье… или две, как захочешь. Я заслужил. Они наняли меня, чтоб я повсюду с тобой шлялся, водил по злачным местам…
Гертье перестал замечать холод. Он впился глазами в раскисшую физиономию приятеля и старался не пропустить ни слова из его покаянных речей. Внешний холод для Гертье исчез ‑ зато душа оледенела, и по ней двигались стальные резцы, выцарапывая глубокие, незаживающие раны‑борозды. Неожиданно он до болезненной ясности понял, что означает фраза «сердце истекает кровью».
‑ Ударь, ‑ плаксиво канючил Бабель, и в его просьбе не было ни грана криводушия. ‑ Мне легче будет, ударь. Да, я подлец. Это профессия, я уже насквозь ею пророс, мне поздно переучиваться. Знаешь, когда катишься вниз, схватишься за любое предложение… Ведь я не кто попало ‑ я окончил Хартес, практику свою имел, у меня был диплом, патент нотариуса… Что мне было ‑ отказаться от всего, переехать с вещами на Висельный берег? Оттуда на лучшие улицы не возвращаются. А в колонии надо ехать смолоду, без семьи. Вот и взялся. Платили гроши. От тебя я больше получал…
‑ Кто они? ‑ железным голосом спросил Гертье.
‑ Не знаю, ‑ Бабель вконец осип или боялся говорить о нанимателях. ‑ Я их всего три раза видел; нынче ‑ четвертый. Беги от них, Гертье, беги не глядя. Они хуже чертей. Убьют походя, как одуванчик тросточкой сшибут.
‑ Что им надо от меня?
‑ Чтоб ты по уши залез в долги, ‑ открылся Бабель. ‑ Теперь пришли чего‑то требовать. Беги, пока не поздно. Оденься ‑ и улепетывай что есть духу.
