обшлагами до середины предплечий на крупных застежках. Черные брюки их были заправлены в лоснящиеся ваксой сапоги; в руках они держали толстые трости с набалдашниками в виде волчьих голов ‑ и блеск этих наверший вполне мог быть золотым. Одетые в черное были весьма высоки ростом и широки в кости, лица их выглядели вырубленными из желтоватого дерева! Молодой носил черные усы, а у старшего седые усы переходили в бакенбарды, и белые брови его выступали козырьками. По платью и наружности в них легко было распознать богатого ругского помещика из глуши ‑ редкая в больших городах птица! ‑ и его то ли племянника, то ли сынка.
‑ Рагнхильд, дитятко, с тобою все благополучно? ‑ хрипловатым басом спросил пожилой великан на ругском языке, не меняя грозного выражения лица.
‑ Дядюшка! ‑ радостно вскрикнув, Рагна мигом выбралась из постели. Она бросилась к седоусому и повисла у него на шее.
Ободряюще похлопывая Рагнхильд по спине, сумрачный старый здоровяк обводил комнату взглядом из‑под щетинистых бровей. Все, что здесь происходило ночью, он различал так же ясно, как если б события были описаны в раскрытой перед ним книге.
‑ Не плачь, деточка, все невзгоды позади.
‑ Я услышала гром ‑ прогремело вдали ‑ и подумала, что это ‑ вы; но потом опять и опять…
‑ Взрывают лед в гавани, чтобы дать ход кораблям. Под канонаду и мы незаметно пришли.
‑ Дядя Цахариас, это… ‑ обернувшись, Рагна посмотрела на Гертье.
‑ Вижу.
‑ Он…
‑ Знаю. Милостивый государь, ‑ гулко обратился Цахариас к Гертье на официальном языке королевства, ‑ вам нет надобности представляться нам и объясняться. Вы принадлежите к издревле уважаемой семье, и в вашем благонравии нет и не может быть сомнений. Мы чтим долг, а посему вы вправе пожелать любой мыслимой награды и возмещения убытков. Я внимательно вас слушаю.
‑ Благодарю за предложение, монсьер Цахариас, но мне ничего не надо, ‑ ответил Гертье вежливо и непреклонно. ‑ Я вас не задерживаю. Будьте счастливы… как я.
Цахариас в раздражении пошевелил усами. Рагна отвернулась, а лицо черноусого богатыря стало враждебным.
‑ Не могу принять такого пожелания. Я догадываюсь, что вам стало известно… но сказанного об Атталине не вернешь.
‑ Вот и я не стану провожать вас по‑другому. Может быть, это отучит вас приравнивать временную боль утраты к ожиданию неминуемой и страшной смерти. Я скажу и во второй, и в третий раз ‑ будьте счастливы как…
‑ Постойте! ‑ Цахариас предостерегающе вскинул руку. ‑ Будьте осторожнее в речах!
‑ Скажите это сьорэнн Рагнхильд.
‑ Каждый страдает своей болью, ‑ зло проговорила Рагна, ‑ и никто не хочет понять чужую. Я сравняла счет утрат, и справедливо сравняла ‑ невиновную за невиновного, смерть за смерть. Кавалер, таков закон мести!
‑ Я стою за свой род ‑ это тоже закон.
‑ Всю минувшую ночь вы стояли за нас, ‑ молвил Цахариас, понизив свой мощный голос.
‑ Так сложились обстоятельства.
‑ Не воздать за это было бы бесчестно, ‑ Цахариас требовательно посмотрел на Рагну.
‑ Дядюшка, дайте ему денег на починку квартиры и новую меблировку.
‑ А исправить твое заклинание?
‑ Невозможно, ‑ Рагна сокрушенно поникла.
Наступила тишина. Склонивший голову Цахариас, казалось, глубоко задумался или прислушивался к чему‑то. Наконец он поднял лицо:
‑ Пусть отменить слова нельзя, но в моей власти к ним прибавить и тем самым изменить грядущий ход событий. Итак, внемлите ‑
‑ Что это значит? ‑ недоверчиво спросил Гертье.
‑ Сие мне неизвестно, ‑ Цахариас искренне развел руками. ‑ Я вещаю по наитию, как то было явлено извне, из вечного мира. Не требуйте от меня большего, кавалер. Мы ждем, как вы распрощаетесь с нами.
‑ Что ж… Будьте счастливы ‑ и доброго вам пути.
‑ Благодарю вас, ‑ склонил голову Цахариас. Черноусый повторил за ним движение, а Рагнхильд сделала на прощание книксен. Она после ночевки под тюфяком выглядела помятой и растрепанной, но черноусый обвел ее тростью по ходу солнца, заключая в незримую овальную раму. Гертье успел заметить, как платье и волосы Рагны сами собой пришли в порядок. Затем черноусый без слов подошел к кавалеру, протянул ладонь ‑ и Гертье вложил в нее ставший бесполезным револьвер. Наследнику Валлероденов стало ясно, что одетых в черные долгополые сюртуки гостей пули не возьмут, хотя под их верхним платьем нет ни кольчуг, ни кирас. Только меч их сразит, да и то не простой. Zhar невидимо клубился у их уст, как марево над костром, словно намек на готовность выдохнуть струю палящего огня.
Церемония расставания состоялась, но гордая ругинка не спешила уйти. Предчувствуя, что больше она с Гертье не увидится, Рагнхильд хотела высказать последнее, что лежало на душе и предназначалось кавалеру.
‑ Прощайте, ‑ бесчувственно сказала она, приближаясь и отводя взгляд. ‑ Я подумала, что… ваши ноги, должно быть, обморозились.
‑ Надеюсь, не слишком. Кажется, вы прогрели меня насквозь.
‑ И разбудила вас, ‑ то ли с сожалением, то ли с сомнением Рагна поджала губы. ‑ Встреча с нами не проходит бесследно… как и встреча с вами. Во мне что‑то изменилось. Не знаю, к добру ли эта перемена.
‑ Всего лишь одна встреча на пути старой вражды ‑ что она может изменить?
‑ О, многое! Впредь я воздержусь атаковать Властителей Зимы ‑ и огнем, и словом, все равно. Если только вы не нападете первыми; тогда берегитесь.
‑ А я стану спрашивать ‑ не состоит ли мой противник в родстве с Господами Огня. Тех, кто скажет «да», я буду склонять к мировой.
На улице молодой Кефас ловил ладонью капли, падавшие с края крыши. Несмотря на пасмурное настроение, лицо его освещала улыбка ‑ как не радоваться солнцу, голубому небу и оттепели, чудесно нагрянувшей в город. Подумать только ‑ пять часов назад над улицей трещал мороз, стояла немая иссиня‑черная ночь, а с рассветом прилетел на теплых крыльях южный ветер и продул оледеневшие улицы, выметая прочь кусачий холод и гнетущую тьму.
Гереон смотрел вдоль Второй набережной ‑ становилось шумно, люди на тротуарах мелькали в своей внешне бессмысленной муравьиной суете. Но его зоркий глаз усматривал в беспорядочном перемещении фигур зловещий порядок смерти ‑ вот выносят из дома стонущего, а вон там прорывается плач по умершему; подъезжает фура, и полицейский чин распоряжается, как класть на телегу труп, и дворник накрывает застывшее, скрюченное тело мешковиной. Холодная беда многих обморозила, а иных убила ‑ особенно малоимущих людишек, что ютились в плохо отапливаемых мезонинах. Господин в бархатном пальто, выйдя из пролетки, изумлялся рассказу приказчика:
‑ Всю ночь разве?.. верно, вечером был морозец, но потом стало мягче.
‑ Нет же, месьер, уверяю вас ‑ ночь напролет калило, мы едва не обратились в сосульки.
