Что? Антавия вступиться за Маакор? Нет, Сидмас. Участь северного королевства предрешена. Антигусы всегда были слабы, они привыкли любые конфликты решать миром. Я предложу им мир. И сам сяду в Дэнгоре – граде поднебесном. А потом…
Потом на землю гордых мхаров двинутся войска, которым не будет числа! И запылают их города, и пойдут сотни их в плен в Улхур, самые красивые из мхарок сойдут в Колодец, чтобы насытить страсть моего Отца. Сидмас! Я превращу Маакор в провинцию Улхура, и мне будут завидовать самые могущественные владыки земли! Сидмас! – Тишина была ему ответом. Что-то зловещее показалась в ней первосвященнику. – Стража! Да что происходит? – он сам направился в маленькую комнату в конце коридора и с раздражением толкнул деревянную дверь.
Внутри воняло потом и перебродившим вином. Над убогим столом горело два факела, валялся стул. А прямо на полу, густо храпя, спал охранник.
- Сволочь! – выругался Кхорх и, подойдя к арахниду, пнул его в бок. – Вставай, пока я не приказал оклусу придушить тебя!
Но никакие угрозы не могли уже дойти до одурманенного вином сознания стража.
– Только очнись, скотина, - сквозь зубы процедил первосвященник и снял с пояса пьяного ключи от клетки.
Накатившая ярость помутила разум, лишая страха. Осталось только одно жгучее желание – увидеть врага, убедиться, что он понял всё и ему невыносимо больно. Ведь ему должно быть больно!
Щелкнул замок. Кхорх отворил слабо скрипнувшую железную дверь и шагнул в удушливый мрак.
- Где ты? – Чадящий факел высветил лежанку, яму с нечистотами, мокрые, ободранные стены. – Сидмас?..
Мощный удар в висок свалил первосвященника с ног. Худые, жилистые руки вцепились в горло. Погас факел.
- Хватит, оставь, - всплыл в кромешной темноте женский голос, - слышишь? Переоденься в его одежду, у нас мало времени, может проснуться охранник. Быстрее, быстрее! Нам еще нужно добраться до грота Умбры до рассвета. А там и свобода! Поторопись, Сидмас…
Глава 18
Сидя на роскошном, сверкающем каменьями троне, Ксархс принимал просителей. В гулкой, огромной зале, украшенной пурпуром и золотом на манер ахвэмских дворцов, горели сотни свечей. Царь любил запах горячего воска и хорошо освещенные пространства. А вот приемы предпочитал вести без свидетелей и челяди. Сейчас перед ним стоял арахнид, пришедший с тайным докладом. Это был высокий мужчина, одетый в серый плащ диковинного кроя, какие не носили в Улхуре
- Амулет Арахна готов, - сказал он. - В Дэнгоре уже ждут посланца.
- Да, - отозвался Ксархс, потирая подбородок. События последней ночи могли задержать осуществление планов на неопределенный срок. И теперь он ничего не мог обещать. – Иди. Возможно, скоро тебе придется самому отправиться в Антавию. Будь готов.
- Да, мой повелитель…
- Госпожа Матенаис требует аудиенции, - распахивая резные двери, доложил арахнид-оклус и низко поклонился царю.
- Началось, - мрачно обронил тот. - Зови!
Сердце его дрогнуло от жалости, когда вошла мать Кхорха, заплаканная и мертвенно-бледная. Он поднялся ей навстречу и, подойдя, почтительно поцеловал жрице руку.
- Не думала, что придется обратиться к тебе с такой просьбой, Одрух, - проговорила она тускло. – Но я молю, памятью всех, кто дорог твоей душе – найди виновных в этом бесчинстве и накажи.
- Матенаис, - царь открыто посмотрел ей в глаза. – Если мы будем точно уверены, что у беглеца есть сообщники – их предадут казни.
- Что значит «если», Одрух?
- Мне думается, Кхорх сам открыл темницу и выпустил мхара.
- Ты веришь в это? – прищурилась жрица недобро. – Веришь, что человек, просидевший в темнице более года, ослепший, питающийся только пустой похлебкой да черствым хлебом, мог одним ударом свалить с ног молодого, здорового мужчину? Да и где узник сейчас? Как мог он самостоятельно выбраться из закрытых коридоров?
- У вашего сына был ключ и от них.
- Сидмаса ищут, хотя бы? – с холодным презрением спросила Матенаис, недовольная реакцией Ксархса. Теперь она всех подозревала. И его в первую очередь!
- Он никуда не денется из подземелий, - всё с той же спокойной уверенностью проговорил царь. – Рано или поздно, оклусы обнаружат его.
- Если он в Улхуре!
- В чем вы меня обвиняете сейчас, госпожа?
- Я знаю, что ты предатель, Одрух! При устранении Кхорха, тебе открылась бы прекрасная возможность занять его место!
- Поверьте, мне и на своем не плохо, - улыбнулся Ксархс и взял жрицу за руку. – Я чист перед вами, Матенаис.
Она освободила легко стиснутые царем пальцы:
- Не знаю. Я никому уже не верю. Меня спасает только одно – мой сын жив! А это значит, что пока жива и я.
- Арахн милостив к своим детям, - смиренным тоном проговорил Ксархс.
- Видно, ваши боги оказались сильнее, Равл-Ат.
- Я давно забыл их имена, госпожа!
Матенаис горько усмехнулась:
- Чем больше ты говоришь, мхар, тем фальшивее звучат твои слова. Берегись, как бы лукавые улхурские бесы не поймали тебя в ловушку твоей же хитрости.
Она развернулась и ушла, на этот раз не дав ему оправдаться.
После визита к царю, Матенаис нестерпимо захотелось повидать Наэлу и смыть грязь с души. Навестив по пути сына и убедившись, что он чувствует себя нормально, хотя еще и не может говорить из-за распухшего горла, она отправилась к дому Лемаис, где теперь жила беременная мхарка.
Сама хозяйка, против обыкновения, не вышла к ней, а рабыня сказала, что та спит.
- А Наэла?
Кифрийка заулыбалась:
- О, милая госпожа вышивает накидку! И это такая красота, что словами не передать!
Служанки боготворили белокурую, добрую и всегда отзывчивую и приветливую чужеземку.
- Проводи меня к ней, - Матенаис тоже не смогла сдержать улыбки и уже оттаяв сердцем, вошла в комнатку Наэлы. – Как ты, душа моя? – окликнула она склонившуюся над пяльцами девушку.
Та подняла голову, взглянув немного испуганно.
- Матенаис, - проговорила она с загоревшейся радостью в голосе, – как хорошо, что вы пришли. Так тоскливо быть здесь одной.
- Вот ты уже и не одна! – жрица присела рядом на мягкий пуфик и посмотрела на лепесток вышитого цветка. – Правда, чудесно! Совсем, как живой, - она глянула в лицо мхарки, и заметила, что глаза её припухли и покраснели. – Ты плакала?
Наэла поспешно опустила ресницы.
- Мне теперь очень страшно, госпожа. И чувствую себя плохо.
- Болит?
- Да, немного, - стесняясь, призналась она, – я испугалась, что… это начнется, а я…
