Торгашеский дух ему достанется от тебя.
Он наклонился вперед и крепко поцеловал ее, потом продрался на животе под терновником – и исчез.
На губах Клер остался вкус грязи, и, только спустя некоторое время, слезы смыли его.
О, Чарли, твой отец ненормальный, твой отец сумасшедший, твой отец будет… был… О, Чарли…
Через тридцать секунд деревья начали растворяться в темноте вокруг него. Ему пришлось опереться, чтобы оставаться в вертикальном положении. Отталкиваясь от дерева к дереву, как лодочник без весел, он двигался по кругу вокруг кустов, пока не нашел то, что искал, – влажное пятно. Майк подумал, что, наверное, любой профессор психологии мог объяснить ему, почему большинство мужчин предпочитают мочиться
Его голова кружилась от сотен сигналов – отрывистых пульсирующих вспышек, – одни из которых что-то означали, а другие были совершенно бессмысленны. Эдисон правша, значит, он будет уклоняться вправо, как бы этому не противился. Особенно потому, что он двигался наугад, без дороги. Ага, вот и первый знак. Ветки сцепились вместе там, где их отодвинули в сторону. Ветки так не растут. Малчек шел по следу.
Мало-помалу былая сноровка возвращалась к нему. Ему приходилось беспокоиться лишь о том, чтобы не производить шума, а это было легко. Особенно сейчас, когда ему помогал слабый свет зари, обозначая предательские места, которые следовало обойти: палки, которые хрустнули бы; кучки листьев, которые могли скрывать яму; грязь, на которой он мог поскользнуться и в результате проскользить туда, куда не надо, шумно хватаясь за что попало, чтобы не упасть. И ветер стал его союзником. Он мог двигаться с ветром.
Опустившись на землю на краю поляны, Малчек смог разглядеть следы Эдисона на толстом ковре из иголок так же ясно, как на пляжном песке. Вода скапливалась под слоем иголок, и ступающая нога оставляла после себя темные лужицы. Эдисон долго стоял на этом месте неподвижно, прежде чем рискнуть выйти на поляну. Достаточно долго, чтобы его ноги оставили рядом с деревом глубокий след. Малчек улыбнулся: значит, Эдисон боится.
Прошли двадцать длинных минут, прежде чем Майк услышал впереди дыхание Эдисона. Малчек замер, его пальцы схватились за ребристую поверхность дерева, пока он заставлял свое дыхание оставаться неглубоким и медленным. Эдисон пыхтел от напряжения, продираясь сквозь подлесок, который здесь, ближе к опушке леса, был гораздо гуще. Малчек умирал от желания глубоко вдохнуть, но не решился, даже под прикрытием самого задыхающегося от пыхтения Эдисона.
Он поднял голову, чтобы оценить ситуацию. Очень хорошо. Деревья стояли здесь ближе друг к другу, между великанами росли сосны и лиственницы. Наверное, когда-то здесь были вырубки, секвойи – ревнивые деревья. Они забирают из земли все жизненные соки. Звук моря стал более различимым, но доносился откуда-то снизу. Утесы? Дышать стало легче, а Эдисон затих. Малчека охватила тревога, и он оглянулся. Никого. Все нормально. Кровь стучала в его ушах, висках, запястьях. Даже сейчас он не вспотел. Оригинальный способ не замерзать без термального белья: подхватываешь воспаление легких и ходишь с высокой температурой.
Он оторвал пальцы от ствола, отпечаток все еще виднелся на мягкой коре, когда он двинулся вперед, а потом лег на землю, прилаживая винтовку вдоль бедра. Пора рискнуть и выглянуть.
Он был почти разочарован. Наверное, Клер и он сам выглядели, как Эдисон. Одежда порвана и мокро хлюпает вокруг исцарапанного и побитого тела, ноги по колено в грязи, неестественно белое лицо. Эдисон не разыгрывал героя.
Попасть в него было бы сейчас легко: не больше сорока ярдов и ничего на пути. Эдисон думает, что куст его скрывает, но между двумя ветвями его видно, как на картинке. Я хочу попасть в горло, но все-таки лучше в плечо. Я кончаю с этим делом. Мне еще нужно семью кормить. Не хочу терять работу. Ладно, Реддесдэйл, будь по-твоему. Малчек прижался глазом к прицелу. Тоненькие черные линии расчертили ключицу Эдисона, и Майк видел даже нитки, свисающие с оторванного лацкана пиджака.
Он встал на колено, в безукоризненную позицию, идеальное равновесие, ружье устойчиво. И не смог нажать на курок.
Выдохнув, Майк отвел голову от прицела, дважды моргнул, затем снова прижал глаз к пластиковому кольцу. Эдисон не шевелился. Линии все еще пересекались на впадине под плечом, но палец Малчека опять не двинулся.
Ну, приятель, вот мы опять в деле, в старой родной позиции. Давай, ну давай! Это ведь враг, так? Он пытался убить твою женщину, так? Убей его!
Малчек выстрелил – и промазал.
Эдисон залег без единого звука. Его даже не зацепило, и Малчек это знал. Еще он знал, что следовало прицеливаться ниже, с расчетом на то, что мокрые патроны дают отклонение вверх. Он надеялся, что Бог это видел. «Ты болван», – сказал он себе.
– Сто очков за стиль, ноль за соображалку, коротышка, – раздался из-за деревьев голос Эдисона. – Но приятно знать, что ты еще где-то рядом. Я уже начинал скучать.
Малчек усмехнулся, но не ответил, только смотрел, как верхушки папоротника гнулись и танцевали под бризом с моря. Интересно, сколько у Эдисона патронов для пушки? Чтобы использовать ее, ему надо хорошо меня видеть, а шансов тогда у меня мало. Посмотрим, если удастся подрастрясти его запасы.
Майк выбрал низкий пригорок между двумя деревьями, секвойей и сосной. Если он встанет и побежит, то будет на виду выше пояса примерно полторы секунды, а затем снова скроется в подлеске. Он коротко, сильно вздохнул и сделал бросок, ожидая услышать грохот выстрелов, но не услышал их. Вместо этого, когда он бежал, позади него раздалась очередь, эхо которой сказало ему намного больше, чем он хотел бы знать.
Лежа лицом в грязи, Малчек снова вспомнил язык своего деда. Он видел ружье еще там, на шоссе. Но автомата не было видно. С его стороны было глупо предполагать, что Эдисон будет недостаточно хорошо вооружен. Наверно, автомат висел у него за поясом, рядом с запасной длинной пушкой, привязанной к ноге, чтобы можно было пустить ее в дело, когда потребуется. И я только что сделал так, что потребовалось. Винтовка была нужна, чтобы сделать большой шум в газетах, автомат – чтобы сделать все наверняка. Эдисон, конечно, псих, но это не означает, что он дурак. Тоже мне, достойные противники! Мы всего лишь пара однорогих самцов, упершихся в землю. Я с малярией, он – полоумный. Извини, Клер, я не смог так его убить, это я возвращаюсь к тебе, а не то животное, которым я был. Назови меня благородным, постарайся не рассмеяться.
Папоротник все еще качался. Это и предопределило следующий шаг. Если сомневаешься, беги изо всех сил. Малчек отодвинулся чуть назад и пополз по-пластунски. Он нашел тропинку, проторенную каким-то небольшим зверьком. Узкую, но аккуратно сделанную. Абсолютно безопасную, если за тобой не охотиться сверху белка, а что-то не похоже, что Эдисон в настроении лазить по деревьям. Папоротник не колыхнется надо мной, старина. Простые люди ходят неприметными дорогами.
Он решил двигаться к овражку, который приметил раньше. – узкую лощину, которая в начале была довольно мелкой, но потом резко углублялась и изгибалась вопросительным знаком. Если повезет, он сможет забраться по ней в тыл Эдисону, но тот тоже не спит. Знает, что я рядом. Медленнее, приятель.
Пряжка его ремня зацепила торчащую палочку, скрытую под листьями, и сухое дерево хрустнуло с коротким, но четким треском. Листья не пропустили влагу. «Черт», – мимоходом подумал он и решил быстрее укрыться в расселине.
Ружье Эдисона кашлянуло и плюнуло пулями в деревья чуть выше него. Еще несколько выстрелов прозвучали, как падающие издалека камешки. Но Малчек уже был в овражке и присел, стараясь подавить кашель, который угрожал перерасти в отрыжку желчи из его пустого недовольного желудка.
– Почему бы нам не найти хорошую полянку, Малчек, и не отмерить десять шагов. Чисто и приятно, – насмехался голос Эдисона где-то среди деревьев над его головой.
