ничего. Марина сердито думала, что Николай, конечно, привык к своей машине, он на ней работает уже не первый год, а вот для человека нового подобное испытание может кончиться легким безумием и вывихом позвоночника. Но еще через час она как-то притерпелась и уже оказалась в состоянии и поддерживать разговор, и смотреть по сторонам... Впрочем, смотреть было, в общем, и не на что. Лес стоял голый, мрачный, ни листвы, ни снега, только вокруг поселка легло белое покрывало, а дальше у природы снежка не хватило... самое настоящее безвременье царило вокруг, провал в никуда, исчезновение ориентиров... Как в каком-то фантастическом фильме, название которого Марина забыла.
А Николай солидно задавал вопросы о Питере, рассказывал о местном житье-бытье, похваливал Марину за то, что решила вытащить бабушку из леса... а потом вдруг спросил:
– А что же батя-то твой, не мог сам за матерью приехать? Бросил такое дело на девчонку.
– Я не девчонка, – обиделась Марина. – Мне уже двадцать один. Старуха почти.
Николай расхохотался и вопрос повторять не стал.
В конце концов Марина задремала, несмотря на адский шум, и ей привиделось нечто непонятное и пугающее.
...Она шла по черному лесу. Стволы осин и дубов вокруг нее были угольно-черными, и листва тоже была черной, и хвоя на густых елях, и вязкая, пенистая почва под ногами... шла, едва вытаскивая ноги из этой пены, отчаянно стремясь к какой-то цели, и наконец увидела перед собой широкую поляну, над которой висели тучи, задевавшие толстыми серыми животами черные вершины деревьев. По другую сторону поляны высилась красная кирпичная стена, а по стене ползли вверх вьющиеся поганки – синие, светящиеся... Марине нужно было обязательно перебраться через эту стену. Она подошла вплотную к кирпичам, примерилась... Стена была не слишком высокой, метра полтора, но синие скользкие поганки оплели ее так густо, что Марина не знала, как ей быть. Почему-то мять тонкие извивающиеся ножки грибов казалось ей неправильным, она хотела перескочить на другую сторону так, чтобы не повредить их. Она осмотрелась. Если бы не вязкая пена под ногами, можно было бы разбежаться и перепрыгнуть преграду... И тут она увидела каменную дорожку, уходившую от стены в черный лес совсем недалеко от нее, слева. «Надо же, – сердито подумала Марина, – а я по какой-то пене тащилась...» Она пошла к дорожке – но та как будто уплывала и уплывала вдаль, Марине никак не удавалось добраться до нее... Разозлившись всерьез, Марина изо всех сил рванулась вперед – и наконец ее ноги встали на плоские камни. Теперь оставалась сущая ерунда. Марина отошла подальше от стены, присела, разминая ноги, выпрямилась – и помчалась вперед. Толчок, взлет, парение над стеной... и удар о корни деревьев по другую сторону стены.
Марина успела заметить, что ни одну из поганок она не задела... и тут же сон оборвался.
Открыв глаза, Марина обнаружила, что трактор остановился, а Николай протягивает ей большую кружку горячего чая. Рядом с трактористом на сиденье стоял здоровенный термос.
– Выпей-ка, а то холодно очень, – предложил он.
Только теперь Марина заметила, что страшно замерзла, и с благодарностью взяла кружку.
– Долго нам еще ползти? – спросила она, сделав большой глоток.
– Не, еще через вон ту лощинку, – махнул рукой Николай, – а потом напрямки через сосновый борок двинем. Там без дороги можно, сухо. Часа полтора, и все, на месте.
Сосновый борок?
Ну конечно...
Тот самый, куда Марина бегала за первыми маслятами. Бабушка их жарила, потом томила в печке... Как это было вкусно!
Но лучше об этом не вспоминать.
Выпив чаю и съев по пирожку с капустой, они снова тронулись в путь. Марина уже совсем не замечала ни шума, ни запахов железа и солярки... она мысленно устремилась вперед, туда, где в маленьком старом домике жила все эти годы любимая бабушка.
Как-то они встретятся теперь, когда Марина знает, что Наталья Ивановна ей не родная? Как сказать бабуле, что ее сыну все известно, что отец... что Дикулов выгнал Марину из дому?..
Трактор торжественно вкатился в широкий проезд между заброшенными, наполовину разрушившимися домами и, разбрызгивая воду и грязь, грохоча мотором и прицепом, направился к дому Натальи Ивановны. Конечно, та давно уже услышала гул мотора и теперь стояла возле калитки, всматриваясь в приближавшегося железного коня, пытаясь понять, кто там сидит в кабине...
У Марины сердце зашлось от боли и жалости. Как постарела бабуля, как она похудела, какой стала маленькой... И платок на голове старый-престарый, истрепанный, и куртка непонятно какого цвета, полинявшая, ветхая...
Трактор еще не успел остановиться, как Марина вывалилась из кабины и, путаясь ногами в давно полегшей, мертвой бурой траве, бросилась к Наталье Ивановне.
– Бабушка!
– Ох... Мариночка... – с силой выдохнула старушка. – Приехала, милая!
– Узнала меня, бабуля?
– Да как же не узнать-то, внученька! И все такая же рыжая, не потемнела ничуть!
Марина чуть было и не ляпнула тут же: «А в кого я такая рыжая, ты знаешь?» – но удержалась. Крепко обняв и расцеловав бабушку, она махнула рукой, показывая на тракториста:
– А это Николай, его Нина Павловна попросила тебя перевезти в Завойское. Я там тебе домик купила, как раз рядом с ней.
Наталья Ивановна совсем по-молодому рассмеялась:
– Ты все такая же! Все разом выкладываешь, спешишь, как будто за тобой гонятся! А Нина, значит, помнит меня?
– Еще и как помнит! – заверила бабушку Марина. – Ждет не дождется, когда вы с ней вместе в баньку пойдете париться!
Наталья Ивановна снова рассмеялась – и тут же захлопотала, приглашая в дом Марину и Николая, бросилась к печке, загремела кастрюлями и сковородками...
Марина принялась помогать ей, как-то очень легко, в один миг вспомнив все то, что умела в детстве. Они вместе нажарили картошки, щедро залив ее яйцами, потом Марина накинула куртку и надела бабушкины боты, чтобы спуститься в погреб за солеными огурцами и квашеной капустой.
– Ох, а как же с припасами-то быть? – спохватилась Наталья Ивановна. – У меня ведь четыре бочонка в погребе! Огурчики, капуста, грузди... жалко бросать!
– Перевезем, – пообещал Николай, сидевший в красном углу и спокойно наблюдавший за тем, как суетятся женщины. – Прицеп у меня большой, все войдет.
– Да бочки-то как из погреба поднимешь, они ж не порожние!
– Поднимем. У меня лебедка есть.
Марина вышла во двор, пошла к погребу, улыбаясь. Какой он солидный, этот Николай, и уверенный в себе, и все умеет, и знает, как взяться за дело... Да, другие здесь люди, совсем другие. На питерских уж так не похожи!
Во всяком случае, не похожи на тех питерских, которых знала Марина.
Когда Марина вернулась в дом с капустой и огурцами, Наталья Ивановна встретила ее вопросом:
– А там погреб-то есть, в том доме, что ты купила?
– Есть, бабуль. Хороший, глубокий, с каменным полом. Я туда лазала, смотрела.
– Хорошо, – одобрила Наталья Ивановна. – Без погреба у нас никак нельзя. А огород там большой?
– Большой. И сад есть – яблоньки, крыжовник, малина...
После основательного позднего обеда принялись за сборы. Нужно было уложить в большие бумажные мешки множество вещей, от посуды до перин и подушек, и перенести в прицеп трактора лопаты, грабли, ведра, и как-то устроить для переезда трех оставшихся у Натальи Ивановны кур с петухом и козу, и вынести из погреба картошку и морковь...
И кое-что из некрупных предметов мебели Наталья Ивановна решила забрать с собой – табуреты, резные дедовские скамьи, зеркало в дубовой раме...
Трудились допоздна, но, конечно, работы осталось и на следующий день.
Марине отчаянно хотелось поскорее поговорить с бабушкой по душам, но она, разумеется, прекрасно понимала, что сейчас не время. В процессе сборов и переезда какие разговоры? Вот уж доберутся до нового
