– Извини, я не хотел тебя задеть. Просто я сейчас обдумываю новую пьесу, вот и ухожу в себя время от времени.
«Хотел ты меня задеть, – думала Марина, заваривая свежий чай, – еще и как хотел! Точно рассчитал, как вызвать очередной взрыв... Только ты же никогда в этом не признаешься, ты же уверен, что я ничегошеньки не понимаю, что я деревенская дурочка, испорченная большими деньгами... А не пора ли высказать ему все, что следует, этому умнику?..»
И Марина, придя к такой мысли, не стала откладывать дело в долгий ящик.
– Знаешь что, дорогой, – сказала она, натянув на лицо вежливую улыбку, – может, хватит тебе ходить сюда на бесплатные пирожки, а? Все равно у нас с тобой ничего не получится, а я хочу быть счастливой.
Лева, от неожиданности нападения подавившись плюшкой, сначала долго откашливался, а потом презрительно заявил:
– Да никогда ты счастливой не будешь, дура!
– Что?! – возмутилась Марина. – Это еще почему? Ты кто вообще? Бабка Ванда? Ишь, прорицатель хренов!
– Не будешь никогда, – злорадно повторил сценарист номер два. – И знаешь почему? Я тебе уже говорил как-то об этом. Потому что ты
– Что?! Ах ты... да как ты смеешь!
– Да-да, тебе нравится впадать в ярость, и не просто нравится! Ты наслаждаешься собственным гневом, для тебя это необходимое состояние! Ты не умеешь и не желаешь быть спокойной, потому что ты не желаешь принять жизнь такой, какова она есть! Ясно тебе, красотка?
Марина захлебнулась ненавистью, растеряв все слова.
– Ах ты...
Но Лева тоже, судя по всему, решил высказаться наконец на всю катушку:
– Ты ничем не занимаешься, вот в чем беда. А в организме, которому не хватает нагрузки, возрастает энтропия.
– Что возрастает? – растерялась Марина.
– Энтропия. Невосстановимое рассеивание энергии.
– Ох, ну до чего же тебе нравится умного из себя строить!
– А я не строю. Я на самом деле умный. Для тебя это внове? Ты с умными людьми до сих пор не сталкивалась?
– Я не сталкивалась с дураками! Среди моих знакомых все умные, ни одного нищего нет!
– Ну да, если ты умный, то почему ты бедный... Марина, я знаю, что ты этого не поймешь, но в жизни есть и другие ценности, кроме денег.
– Другие ценности могут быть только
– Это не совсем российский подход к жизни. Хотя деньги, безусловно, вещь очень важная, кто бы спорил... и все-таки умный может быть бедным. Мы же не американцы. Это у них так говорят. А знаешь почему?
– Почему? – поддалась на провокацию Марина.
– Потому что они не знают другого ума. Только деловой вариант, понимаешь? Умным в Америке называют
– Красиво. Сам сочинил?
– Нет, – насмешливо ответил Лева. – Это Максимилиан Волошин. Был такой поэт. И кстати, он был нищим.
– А... а я думала – ты сам. – Марина наконец опомнилась и вернулась к теме разрыва. – Ладно, это все не важно. Хватит нам с тобой понапрасну время тратить.
Лева криво усмехнулся, встал и пошел в прихожую. Обуваясь и надевая куртку, он не удержался от того, чтобы не сказать на прощание еще одну гадость.
– Что ты вообще строишь из себя принцессу на горошине? Все для тебя плохи! Смотри не прокидайся! Думаешь, если красивая, так мужики из-за тебя передерутся? Да кому ты нужна, безмозглая голодранка!
Марина ни слова не произнесла в ответ на последнее высказывание Левы. Она, закрывая за сценаристом дверь, лишь молча порадовалась тому, что никому не сказала о деньгах Дикулова, каждый месяц поступавших на ее счет. Узнай Лева о десяти тысячах долларов, ей бы не удалось так просто его выгнать. Он бы, пожалуй, вцепился в нее как клещ...
Они расстались окончательно. Визиты Левы не продолжались и месяца.
Ольга снова на удивление спокойно восприняла сообщение Марины о том, что они с Левой разругались окончательно. Просто сказала:
– Ну, значит, не судьба. Ты не расстраивайся. Найдется и для тебя хороший человек.
– Уж поскорее бы... – вздохнула Марина. – Скоро ведь совсем старухой стану.
Ольга, сидевшая по-турецки на угловом диванчике в Марининой кухне, засмеялась:
– Ну о чем ты говоришь, Маришка? Какая старость в двадцать один год? Жизнь еще только начинается!
– Ага, не успеет начаться, как тут же и закончится. Еще кофе налить?
– Налей, спасибо. А где ты купила ту лампу? – спросила вдруг Ольга, придвигая поближе к себе чашку.
– Какую лампу? – не поняла Марина.
– Да вон ту, что на шкафу стоит, – показала соседка.
– А... Нигде я ее не покупала, – пожала плечами Марина. – Сама сделала.
– Сама? – недоверчиво переспросила Ольга.
Она спрыгнула с дивана и, достав лампу, водрузила ее на стол перед собой. Снова усевшись скрестив ноги, Ольга долго задумчиво смотрела на необычный предмет.
– И как ты это придумала? – поинтересовалась наконец она.
Марина улыбнулась:
– Да я и не помню толком. Просто взяла какую-то настольную лампу и навертела на нее что под руку подвернулось.
...Но она, конечно же, помнила.
У нее в тот вечер было ужасное настроение, она в очередной раз поцапалась с Инной и долго с удовольствием (с удовольствием, вдруг растерянно вспомнила Марина, именно с
И вот тогда она заметила эту дурацкую лампу.
Конечно же, такую могла выбрать только Инна. Но не для себя, а в комнату Марины. Нарочно, наверное, чтобы подчеркнуть: для падчерицы сойдет любое дерьмо, все равно она ничего не понимает, деревенская дура. Маленький стеклянный абажур, невыразительно-белый, на высоченной простой ножке... как поганка, честное слово. Чем бы ее приукрасить?
Не долго думая Марина вывернула на тахту содержимое большой корзинки, в которую она сваливала разную бижутерию и недорогие украшения из камней. Нашла длиннющую нитку красных кораллов. Потом выудила из кучи несколько индийских ножных браслетов, витых, сверкающих. За браслетами последовали
