На следующее утро, когда я завтракал в тени широкого тента, меня окликнул незнакомый голос:
— Мсье Луи Антиош?
Я поднял глаза. Передо мной стоял человек лет пятидесяти. Он был невысокий, широкоплечий, одетый в рубашку и брюки цвета хаки. Весь его вид внушал бесспорное уважение. Я вспомнил Макса Бёма, его телосложение, его манеру одеваться. Эти два человека очень походили друг на друга. С той лишь разницей, что мой собеседник был черен, как английский зонтик.
— Он самый. А вы кто?
— Жозеф Мконта. Отец Габриэля из Горнопромышленного общества.
Я вскочил и подвинул ему стул:
— Да, конечно. Садитесь, пожалуйста.
Жозеф Мконта уселся и сложил руки на животе. Он с любопытством озирался, вертя головой на короткой шее. У него была приплюснутая физиономия, нос с широкими ноздрями, ласковые влажные глаза. Однако его поджатые губы кривились, придавая лицу выражение отвращения.
— Выпьете чего-нибудь? Кофе? Чаю?
— Спасибо, кофе.
Мконта тоже украдкой разглядывал меня. Принесли кофе. После банальных слов о стране, погоде и путешествии Жозеф вдруг поспешно проговорил:
— Вы собираете сведения о Максе Бёме?
— Совершенно верно.
— Почему вы им интересуетесь?
— Макс был моим другом. Я познакомился с ним в Швейцарии, незадолго до его смерти.
— Макс Бём умер?
— Да, месяц назад, от сердечного приступа.
Судя по всему, эта новость его не удивила.
— Значит, часики остановились.
Он помолчал, потом спросил:
— Что вас интересует?
— Все. Чем он занимался в Центральной Африке, как жил, почему уехал.
— Вы ведете расследование?
— И да, и нет. Я просто хочу получше его узнать, пусть даже его уже нет в живых.
Мконта подозрительно спросил:
— Вы полицейский?
— Вовсе нет. Все, что вы мне расскажете, останется между нами. Даю вам слово.
— Надеюсь, вы умеете быть благодарным?
Я вопросительно посмотрел на него. Мконта терпеливо объяснил:
— Я имею в виду: несколько хрустящих бумажек…
— Все зависит от того, что вы мне расскажете, — возразил я.
— Я хорошо знал старину Макса…
Поторговавшись несколько минут, мы договорились «по-дружески». С этого момента Жозеф стал обращаться ко мне на «ты». Он обладал бурным красноречием. Слова сыпались из него и перекатывались, словно шарики в воде.
— Хозяин, Макс Бём, был странный человек… Здесь никто не звал его Бёмом… Только «Нгакола» — белый колдун…
— Почему его так называли?
— Бём владел силой… Она пряталась у него под волосами… волосы были совсем белые… и росли прямо вверх… как пучок кокоса, понимаешь? Они-то и давали ему силу… Он видел каждого насквозь… Он разоблачал тех, кто воровал алмазы… всегда… Никто не мог ему противостоять… никто… он был очень сильный человек… очень сильный… но он был на стороне ночи…
— Что это значит?
— Он жил во мраке… Его дух… его дух жил во мраке…
Мконта отпил маленький глоток кофе.
— Как ты познакомился с Максом Бёмом?
— В семьдесят третьем… перед сезоном засухи… Макс Бём приехал в мою деревню, в Баганду, на краю леса… его послал Бокасса… Он должен был следить за плантациями кофе… в те годы воры уносили весь урожай… за несколько недель Бём с ними покончил.
— Каким образом?
— Он выследил вора, избил его, потом притащил в деревню, на площадь… потом схватил кол — такой, какими делают лунки для посадки зерна, — и проткнул ему барабанные перепонки…
— Ну а дальше? — запинаясь, спросил я.
— Дальше… больше никто в Баганду не воровал кофейные зерна.
— С ним кто-нибудь был?
— Нет… он был один… Макс Бём никого не боялся.
Заявиться в одиночку на площадь лесной деревни и в присутствии мбака пытать их соплеменника! Смелости Бёму было не занимать. Жозеф продолжал:
— Через год Бём вернулся… в этот раз он приехал инспектировать алмазные шахты… снова по поручению Бокассы… Алмазные жилы залегали за территорией большого лесопильного завода, на краю джунглей… Ты знаешь, что такое густой лес, хозяин? Нет? Поверь мне, он и вправду очень густой… — Жозеф округлил руки, изображая контуры деревьев. Его «р-р-р» грохотало, как кавалерийская атака. — Но Бём не боялся… Бём никогда не боялся… Он хотел пойти на юг… он искал проводника… Я хорошо знал лес и пигмеев… Я даже говорил на языке пигмеев ака… Бём выбрал меня…
— На территории алмазных приисков есть белые?
— Только один… Клеман… Совсем сумасшедший тип… он женился на одной из ака… Он не имел никакой власти… Все было в полном беспорядке…
— Значит, в этих жилах находили красивые камни?
— Самые красивые алмазы в мире, хозяин… Стоило только сунуть руки в болото… Для этого Бокасса и послал Бёма… — Мконта пронзительно хихикнул. — Бокасса обожал драгоценные камни!
Жозеф отхлебнул еще кофе, потом уставился на мои круассаны. Я придвинул ему тарелку. Он продолжал с набитым ртом:
— В том году Бём задержался на целых четыре месяца… сначала поиграл в «хлопни негра»… Потом организовал по-новому работу на прииске, поменял технику… Он делал все, как надо, можешь мне поверить… Когда начался сезон дождей, он опять уехал в Банги… А потом каждый год приезжал в одно и то же время… «Приехал вас проверить», как он говорил…
— Это тогда он использовал кусачки?
— Ты знаешь эту историю, хозяин? На самом деле, про клещи люди многое приврали. Я видел это только один раз, в лагере у лесопилки… И наказал он так не вора, а насильника… Одного подлеца, который изнасиловал девочку и бросил ее в лесу умирать.
— Расскажи, как все это было.
Отвращение на лице Мконты стало еще заметнее. Он взял второй круассан.
— Это было страшно. Очень страшно. Два человека держали убийцу, прижав его животом к земле и подняв его ноги вверх… он смотрел на нас, как зверь, попавший в капкан… он тихонько вскрикивал, словно ему не верилось в то, что с ним происходит… Тогда пришел Нгакола с огромными кусачками в руках… он раздвинул их и разом зажал в них пятку преступника… хрясь! тот тип как закричит… кусачки сжались еще раз, и все… сухожилий как не бывало… я видел его ноги, хозяин… в это невозможно поверить… они болтались на лодыжках… и кости торчали… кровь повсюду… рой мух… вся деревня замерла… Макс Бём стоял рядом… вся рубашка в крови… лицо бледное, все в поту… Правда, хозяин, я никогда этого не забуду… потом, не говоря ни слова, Нгакола пинком перевернул того человека на спину, взял кусачки и отхватил ими то, что у насильника было между ног…
В горле у меня стоял ком.
— Значит, Бём был таким жестоким?
