Я сел в заляпанное грязью такси и помчался туда. Десять минут спустя меня высадили у посольства Италии. На сей раз я не стал обременять себя пустыми разговорами. Быстро отыскав Хасана, курчавого коротышку с фиолетовыми кругами под глазами, я сунул ему в карман пятитысячную купюру и силком поволок его в подвальный этаж здания. Вскоре я уже сидел в конференц-зале и изучал четыре металлических ящика, стоявшие передо мной на столе: медицинские карты граждан Швейцарии, приезжавших в Центральную Африку с 1962-го по 1979 год.
Они были разложены в идеальном порядке, строго по алфавиту. В соответствующем месте я нашел документы всех членов семейства Бём. Первой стояла карта Макса. Она была очень толстая, заполненная множеством рецептов, предписаний, результатов анализов и электрокардиограмм. Он приехал в 1972 году и начиная с 16 сентября регулярно посещал клинику для полного обследования. Вскоре главный врач Ив Карл прописал ему лечение, явно изобретенное в Швейцарии: покой и ограниченные физические нагрузки. Рядом наискосок стояла пометка. Доктор писал: «Миокардиодистрофия. Нуждается в постоянном наблюдении». Последние слова он подчеркнул. Раз в три месяца старина Макс приходил в клинику и получал новые рецепты. С годами дозы лекарств все увеличивались. Приговор Максу был вынесен, только исполнение отсрочено. Последняя запись в карте была сделана в июле 1977 года, когда доктор выписал своему пациенту новые препараты в больших дозах. Когда месяц спустя Бём отправился в джунгли, от его сердца уже осталось одно воспоминание.
Карта Ирен Бём была заведена в мае 1973 года. Начиналась она с копий обследования, проведенного в Швейцарии. Пациентка наблюдалась у доктора Карла по поводу воспаления фаллопиевых труб. Лечение длилось восемь месяцев. Госпожа Бём выздоровела, но приговор был вынесен: «Бесплодие». Ирен Бём исполнилось тридцать четыре года. Два года спустя доктор Карл обнаружил у супруги Макса Бёма новую болезнь. В карте лежала копия письма, адресованного ее лечащему врачу в Лозанне, где говорилось о том, что необходимо срочно сделать ряд анализов. Доктор был откровенен: «Подозрение на рак матки». Далее Карл резко критиковал скудные возможности африканских больниц. В заключение он призывал своего коллегу убедить Ирен Бём как можно реже ездить в Центральную Африку. На этом в 1976 году и закончились записи в медицинской карте, больше не было ни одного листка, ни одного документа. Я знал, что случилось потом. В Лозанне подтвердились предположения о злокачественной природе заболевания. Женщина предпочла остаться в Швейцарии и попытаться вылечиться, скрыв свое состояние от мужа и сына. Год спустя она умерла. Однако настоящий ужас охватил меня, когда я открыл карту Филиппа Бёма, сына орнитолога, — наконец-то мне удалось его найти. В первые же месяцы пребывания в Африке ребенок подхватил лихорадку. Ему тогда было десять лет. Год спустя его долго лечили от колик. Потом был амебиаз. Развитие дизентерии остановили в самом начале, но юный Филипп заработал абсцесс печени. Я просмотрел назначения. В 1976–1977 годах его состояние улучшилось. Он посещал клинику все реже, результаты анализов стали обнадеживающими. Подростку исполнилось пятнадцать лет. Между тем его карта заканчивалась свидетельством о смерти, датированным 28 августа 1977 года. К нему прилагался отчет о вскрытии. Я выдрал из папки мятый листок, исписанный аккуратным почерком. Внизу стояла подпись: «Доктор Ипполит Мдиае, выпускник медицинского факультета Парижского университета».
То, что я прочел, показало, что до сих пор я пока только стоял на пороге настоящего кошмара.
В тот миг время остановилось. Я поднял глаза и осмотрел огромный пустой зал. Хотя по лицу у меня струился пот, я весь заледенел. Отчеты о вскрытии Филиппа Бёма и Райко Николича настолько походили один на другой, что их можно было бы спутать. Оба раза, с промежутком в тринадцать лет, убили человека, похитили его сердце, а преступление выдали за нападение хищника. Однако, помимо этого страшного открытия, я разгадал самую главную тайну в жизни Макса Бёма — то, что случилось в темных джунглях во время экспедиции PR-154: отцу пересадили сердце его сына.
34
Говорят, утро вечера мудренее. Когда я проснулся в понедельник 16 сентября, я был явно не в себе. Всю ночь меня мучили кошмары: мне привиделись страдания юного Филиппа Бёма. И потрясла ужасная судьба Макса Бёма, пожертвовавшего собственным сыном, чтобы выжить самому. Более чем когда-либо я был убежден, что, разыскивая алмазы, я вышел на след исключительно жестоких убийц, действовавших в глубокой тайне, и старина Макс был повязан с ними кровью.
Я выпил чаю на балконе своего номера. В восемь тридцать раздался телефонный звонок. Я услышал голос Бонафе:
— Антиош? Вы можете сказать мне «спасибо», старик. В выходные я связался с министром. Ваше разрешение будет ждать вас сегодня утром в кабинете начальника секретариата министерства. Поезжайте туда прямо сейчас. С двух часов дня в вашем распоряжении будет одна из наших машин. Габриэль вас проводит. Он объяснит вам, что надо взять с собой: еду, подарки, снаряжение и тому подобное. И последнее: он отдаст вам пакет, в нем сотня патронов, но об этом вам следует помалкивать. Удачи!
Он повесил трубку. Итак, время пришло. Меня ждал лес.
