подозревал.
– Что? Что ты подозревал! – гневно крикнул князь.
Алапин поднял на него задумчивый взгляд и произнес дрогнувшим голосом:
– Я играю лучше его, я знаю это точно. А тут он дал мне фору в две ладьи, а я проиграл. Он…
– Ну, что он!
– Он дьявол, – тихо договорил Алапин и перекрестился.
– Тьфу ты! – плюнул князь, страдальчески поморщившись. – Болван!
Он повернулся, чтобы идти, но тут за окном послышался собачий лай.
– Ага! – победно воскликнул князь Дадиани. – Эта свора опять рыщет у наших ворот! Ну, сейчас они ему покажут!
Он бросился к окну и прижал нос к холодному стеклу. У ворот, под раскачивающимся на ветру фонарем, стоял человек в пальто, а вокруг него скакали, заходясь яростным лаем, пять бродячих собак. Внезапно человек протянул руку к самому крупному из псов, и тот замер, словно натолкнулся на невидимое препятствие. Постояв так несколько секунд, огромный злобный пес покорно склонил голову, подошел к человеку и подобострастно лизнул ему руку. Тут же как по команде успокоились и остальные собаки. Все они окружили человека, виляя хвостами. А один из псов даже сел на задние лапы и стал ковырять передней лапой воздух, как цирковая собачка. Человек в пальто засмеялся, что-то сказал псу и погрозил ему пальцем. Затем повернулся и спокойно зашагал к проспекту.
Из ворот вышел дворник с палкой, псы тут же с бешеным лаем бросились на него. Он прежнего их благодушия не осталось и следа.
Князь Дадиани отошел от окна.
– Эти псы порвали мне шубу и сожрали мою шапку, – тихо пробормотал он. – Сегодня утром они покусали разносчика. А его они даже не тронули. – Князь перевел взгляд на Алапина. – В чем же тут дело?
– Дьявол, – тихо сказал Алапин. – Настоящий дьявол.
На этот раз князь не стал возражать, только нервно дернул щекой и, сгорбившись, вышел из комнатки.
– Как будто и впрямь… дьявол, – тихо пробормотал он.
6
Вильгельм Стейниц сидел на жесткой кровати, обхватив взлохмаченную голову руками, и смотрел в окно, плотно забранное железной решеткой. Одет старый Вильгельм был в поношенный халат и мягкие войлочные туфли. Темно-русая борода его топорщилась во все стороны, в глазах застыла тоска.
– Солдат! – услышал Стейниц у себя над ухом. – Эй, солдат, очнись!
Шахматист медленно повернул голову и увидел маленького и чрезвычайно носатого мужчину в таком же точно халате, какой был у него. Мужчина стоял перед кроватью, выпятив круглый животик и отставив ногу. Пальцы правой руки он заложил за лацкан халата.
– Солдат, не время отдыхать! – грозно заявил Стейницу мужчина. – Иди и воюй! Ты нужен Франции!
– Я не хочу воевать за Францию, – сказал ему Стейниц. – Я британец.
– Это не имеет значения! Через месяц Британия войдет в состав Французской империи в качестве северной провинции! Я уже подписал вердикт! Только об этом ни-ни. Шпионы не дремлют, господин Талейран! И зарубите себе на носу: война должна быть продолжением политики, а не наоборот! Имеете возразить?
Стейниц отвернулся.
– Где шатается это ничтожество генерал Груши! – проворчал мужчина, озирая палату сердитым взглядом. – Давно пора подтянуть войска и ударить противнику в тыл! – Взгляд его снова упал на Стейница. – Или вам представляется, что мои замыслы относительно диагонального расположения брустверов не верны?
– Я ничего в этом не понимаю, – буркнул Стейниц.
Носатый мужчина усмехнулся.
– Неудивительно. Обыкновенному человеку трудно понять стратегические замыслы великого полководца. Именно поэтому я запретил Тюлару писать мою биографию. Однако где же он? И почему не принес бумагу, я ведь его просил! Мне нужно срочно написать донесение генералу Багратиону. Он теперь воюет за меня, а я еще не сшил ему мундир. Как можно воевать без мундира – я этого не понимаю.
– Не человек красит мундир, а мундир человека, – веско сказал старик, сидевший на полу в одной ночной рубашке и для чего-то распускающий носок.
Носатый посмотрел на него и снисходительно усмехнулся.
– А, это ты! А я думал, что это генерал Груши спешит ко мне на помощь со своим отрядом! Жаль, что ты не Груши.
– Мне тоже, – ответил пожилой мужчина, продолжая распускать носок.
– Я много слышал о твоей мудрости, философ, и желаю тебя наградить. Говори – чего ты хочешь?
– Отойди от окна.
– Как?
– Свет не загораживай!
Окрик был таким грозным, что носатый поспешно посторонился.
– Простота мудрости, – с благосклонной улыбкой сказал он. – И мудрость простоты. Я прощаю тебя, философ.
Пожилой мужчина поднял перед лицом полураспущенный носок, тщательно его осмотрел, понюхал и заявил:
– Моя теория дала очередной сбой. Но, кажется, я знаю, в чем причина. Бессмертие и смерть – суть субстанции, обладающие протяженностью и количеством вещества, равным квадрату человеческой доброты, помноженному на площадь земного шара. Прошу учесть, что смерть в данном случае является предикатом земного бытия. Это очень важно! Количество доброты в одном огурце, преломляясь в рассеянном луче света, дает на выходе точный расчет полета пули, выпущенной из револьвера системы «Морковь», при учете ветра в восемьдесят пять баллов по марсианской шкале. Я вывел это правило позапрошлой ночью. – Старик перевел взгляд с грязного носка на Стейница и доверительно сообщил: – Формула идеальной субстанции готова. Если мне удастся раздобыть соленый огурец до наступления заката, то сегодня же ночью я обрету бессмертие!
Секунду или две Стейниц смотрел на старика, затем обхватил голову руками и тихо застонал.
Вдруг белая дубовая дверь отворилась и в палату вошли двое. Один невысокий и интеллигентный, в белом халате, – судя по всему, доктор. А второй – один из тех, кто притащил Стейница в эту палату. Доктор подошел к кровати Стейница, присел на краешек и доброжелательно поинтересовался:
– Уже успокоились? Вот и хорошо. Я говорил, что волнение вам противопоказано.
Стейниц повернул голову и увидел, что в руке доктор держит шприц с длинной иглой.
– Всего один укол, и я оставлю вас в покое, – сказал доктор, проследив за его взглядом.
– Это что – яд? – спросил Стейниц обреченным голосом.
Доктор засмеялся.
– Нет, конечно. Это всего лишь успокоительное! Сейчас сделаем вам укольчик, и вы поспите.
– Я не хочу спать.
– Именно поэтому нужно сделать укол.
– Делайте что хотите, – сказал Стейниц, безропотно задрал рукав и подставил руку под иглу.
Доктор принялся за дело.
– Когда вы меня выпустите? – спросил Стейниц, равнодушно следя за его манипуляциями.
Доктор вынул из вены иглу, смазал место укола ваткой, смоченной в спирте, и мягко проговорил:
– Не понимаю, чем вам здесь не нравится? Мы определили вас в самую лучшую палату. На койке слева от вас спит Наполеон. У окна на полу – Диоген. По-моему, неплохая компания.
– Почему бы вам не сделать укол Наполеону? – спросил Стейниц. – По-моему, он взволнован.
– Мне три дня не подвозили провианта! – заявил носатый мужчина. – И куда, черт побери, подевался генерал Груши! У меня с ним нет никакой связи!
