– Ты меня не слушал, ходок. Я ведь говорил тебе про морок и сон.
– Хочешь сказать, что никакого костра, на котором сгорает имущество богатого общинника, нет? Что все это – лишь видимость?
Пичуга кивнул.
Глеб швырнул окурок на пол и раздавил его сапогом.
– Спасибо за рассказ, Пичуга. Веди себя хорошо.
Глеб повернулся и зашагал по лестнице наверх. На полпути он остановился, обернулся и сказал, обращаясь больше к Ершу, чем к Пичуге:
– Забыл предупредить: никому не говорите, что видели меня. Иначе…
– Знаю-знаю, – уныло кивнул Ерш. – Посадишь меня в клетку и будешь кормить гусеницами и червяками, пока я не запою щеглом.
– Точно, – кивнул Глеб, отвернулся и зашагал прочь.
Глава четвертая
Ловушка
1
Нехорошо было на душе у Глеба Первохода. В кружале он выпил несколько рюмок водки, сидя за стойкой в надвинутом на глаза капюшоне. Такая скрытность никого вокруг не удивляла. В последнее время в городе объявилось много темных личностей, не желающих показывать окружающим свои лица и скрывающих их под шапками и наголовниками.
Рядом беседовали два купца.
– Слышал про беглецов-то? – тихо спросил один.
– Про каких? – прихлебывая сбитень, уточнил второй.
– Три дня назад из княжьей дружины убегли два ратника.
– Как убегли?
– Да вот так. Убили полкового казначея, забрали золото и убегли.
– Ну, дела. И где ж они теперь?
– Поговаривают, что в чащобе. Промышляют близ большака. Уже один купчик пропал, вместе с подводой.
– Ужас.
Глеб потерял интерес к купцам. Очередные разбойники. Обычное дело. Тут едва ли не каждый месяц объявляются новые разбойники и начинают резать купцов на большаках.
Глеб выпил еще рюмку водки. Ему в голову пришла вдруг забавная идея. Через тыщу с лишним лет профессор Константин Евгеньевич Земцов со своими студентами будет проводить раскопки в Гиблом месте. Что, ежели послать ему весточку? В стихах!
– Эй, парень, – окликнул Глеб целовальника. – Где тут можно раздобыть кусок бересты и писало?
– У писаря Ропши, – ответил целовальник.
– А где мне найти этого писаря?
– Да вон он – прямо у тебя за спиной.
Глеб обернулся. За ближайшим столом сидел, подперев щеку рукой, невзрачный мужичок с козлиной бородкой. Завидев приближающегося Глеба, он тревожно вскинул голову и уставился на него испуганным взглядом.
– Эй, ты, кажется, писарь? – окликнул его Глеб, останавливаясь возле стола.
– Д-да, – промямлил козлобородый.
– Можешь продать мне кусок бересты и писало?
Козлобородый прищурил лукавые глаза и ответил:
– Коли дашь хорошую цену, так продам.
Глеб достал кошель, выгреб несколько медяшек и положил на стол.
– Хватит?
Вместо ответа козлобородый быстро вынул из холщовой сумки чистый кусок бересты и бронзовое писало и протянул все это Глебу.
– Держи, мил-человек, – с подобострастной улыбкой произнес он.
Вернувшись к стойке с берестой и писалом, Глеб вновь уселся на лавку.
Тэк-с, что же написать?… «Дорогой профессор Земцов…» Нет, не так. Какой он, к чертям собачьим, дорогой? Тогда так: «Земцов, все ваши россказни про Гиблое место оказались правдой. Желаю вам гореть за это в аду».
Глеб качнул головой: нет, глупо. И жестоко. Профессор ни в чем не виноват. Глеб сам согласился отправиться в Гиблое место. Сглупил, конечно, но чего уж теперь…
А может, огорошить профессора посланием в стихах? Мысль показалась Глебу довольно забавной. Он представил, как профессор Земцов, затаив дыхание, счищает специальной щеточкой землю с берестинки, потом подносит ее к своим близоруким глазами, ожидая увидеть что-нибудь вроде: «Другаго дни велми рано чръныя тучя съ моря идуть, а въ нихъ трепешутъ синии млънии. Быти грому великому…» – ну, и так далее. А на берестинке вместо этой средневековой бредятины… Стишки! Точно, стишки!
Глеб усмехнулся, задумчиво поскреб писалом затылок, пошевелил бровями, затем опустил взгляд на бересту и принялся неловко выцарапывать буквы. Минут двадцать он царапал бересту острым кончиком писала, высунув от усердия язык. А когда, наконец, перестал терзать берестинку, стихи были готовы.
Глеб расправил берестинку ладонью и, сдвинув брови, перечитал написанное.
Перечитав стишки, Глеб дернул уголком губ. Не Бродский, конечно, но сгодится.
«Представляю, как вытянется физиономия профессора, когда эта береста попадет к нему в руки, – с наслаждением подумал он. – Небось, созовет по этому поводу научный консилиум. Опубликует статейку в журнале «Science», получит грант. Ну а там и до нобелевки недалеко».
– Эй, целовальник, еще водки, – потребовал Глеб.
Получив свой стаканчик, Глеб хотел залпом выпить, но вдруг увидел, что сидевший рядом бородатый человек в длинной коричневой плащанице с любопытством заглядывает в его бересту.
– Интересно? – прищурился на него Глеб.
– Прости, брат, – смущенно отозвался тот. – Путь мой был долог, и прошел я много стран. Но нигде не видал таких буквиц.
– А ты сам-то откуда родом?
– Я подолгу жил в разных местах, но родом я из Болгарского царства. Мой отец был друнгарием при военачальнике города Солуни.
– Ты христианин?
– Да. Черноризник.
Глеб нахмурился:
– Вон оно что. Вообще-то, я черноризников не очень… Но ты вроде мужчина приятный. – Внезапно Глеб оживился. – Хочешь, прочту тебе свой стишок?
– Я буду рад тебя выслушать, брат.
Глеб отставил стаканчик с водкой и взял берестинку.
– Это, конечно, не шедевр, но… Ладно, слушай.
Он кашлянул в кулак и принялся нараспев читать их, как делал это когда-то в клубе «ОГИ» на Чистых прудах, в ту далекую пору, когда еще воображал себя великим поэтом. Закончив читать, Глеб быстро глянул на странника:
– Ну, как?
