Несколько секунд Алтук сидел молча, размышляя о чем-то, затем разомкнул губы и отдал короткий, гортанный приказ. Воины-охранники развернулись и молча вышли из шалаша.
И тогда нойон заговорил тихим, заговорщицким голосом, и толмач, переводивший его слова, заговорил так же тихо:
– Гиблое место изменило не только наш облик, охотник. Мои воины много дней не ели человечьего мяса. Если я отпущу вас всех, они могут разгневаться. А злоба и гнев превращают нас в зверей, даже когда мы находится внутри круга заклятия.
На Глеба эти слова произвели большое впечатление, но он не подал виду. Сдвинув брови, ходок негромко и холодно отчеканил:
– Прости, нойон, но я никуда не уйду без моих товарищей. Если ты боишься, что твои воины озвереют от гнева, мы можем уйти под покровом ночи. Когда нас хватятся, мы будем уже далеко.
Нойон обдумал слова Глеба и покачал головой.
– Нет, не получится. Мои воины – не люди. У них звериное чутье, и они услышат вас даже во сне.
Глеб выслушал перевод, нахмурился и сказал:
– А ты объясни своим людям, что мы – их спасение.
Нойон вновь покачал головой.
– Не выйдет, охотник. Не думай, что все мои воины хотят вернуть себе человечий облик. Многим из них нравится бегать по лесу в зверином обличье.
– Дьявол… – тихонько выругался Глеб. Затем взял себя в руки и сказал, глядя Алтуку в глаза: – Великий нойон, ты должен придумать, как нам уйти. От этого зависит судьба твоего народа. Ситуация сложная, но я уверен, что ты найдешь выход.
Толмач нагнулся к уху своего властелина и что-то быстро зашептал. Нойон слушал спокойно и невозмутимо, однако лицо его от слов толмача слегка просветлело. Выслушав толмача, он воззрился на Глеба замаслившимися от лукавства глазами и сказал:
– Есть один способ. Кто-то из вас должен сразиться с моим лучшим воином и победить его. Тогда он получит право голоса и право власти.
Сердце Глеба учащенно забилось, но он не подал вида, а лишь прищурил темные, холодные глаза, приосанился и отчеканил:
– Я готов сразиться с вашим лучшим воином, нойон Алтук.
Нойон усмехнулся.
– Я вижу, что ты смелый воин, и не сомневаюсь в твоей доблести. Но того, кто бросит вызов моему лучшему воину, должны назвать боги. А о своем решении они известят нас при помощи жребия.
Толмач тщательно перевел слова нойона и замолчал, выжидающе глядя на Первохода. Глеб несколько секунд сидел молча. К своему изумлению и стыду, он понял, что слова Алтука принесли ему что-то вроде облегчения.
«Да что же это? – подумал Глеб, стиснув кулаки. – Неужели я боюсь?»
Нойон ждал ответа. Глеб нахмурился и мрачно проговорил:
– Что ж, раз нельзя иначе… Пусть будет по-твоему.
Алтук усмехнулся, кивнул и легко поднялся на ноги. Толмач и Глеб последовали его примеру.
Они вышли на улицу. Газарские воины сидели вокруг костров и, тихо переговариваясь, ели мясо. Судя по тому, что из многих кусков по подбородкам газаров стекала кровь, воины ели мясо непрожаренным, почти сырым.
Спутники Глеба расположились за отдельным костром, и вид у них был неважный. Шесть стрельцов и воевода Бранимир, жуя черствый хлеб, опасливо косились на свирепые, испачканные кровью физиономии газаров. Один лишь Рамон был спокоен и невозмутим. Его грустные черные глаза были устремлены на затянутое тучами небо, а губы едва заметно шевелились, словно он беззвучно декламировал какие-то печальные стихи.
Завидев вышедших из шатра, ратники тут же уставились на Глеба и Алтука, и в глазах их, наряду с тревогой, появилось и что-то вроде облегчения. Должно быть, они не ожидали увидеть Глеба живым и невредимым.
– Вели своим спутникам подойти сюда, – небрежно сказал нойон Глебу. – А ты, – обратился он к одному из своих телохранителей, – принеси сюда Барабан Судьбы.
Затем нойон велел позвать глашатая и сухо ему что-то сказал. Выслушав Алтука, глашатай – кривоногий, лысоватый газар с изможденным лицом – перевел взгляд на Глеба и слегка приподнял бровь. Если взять в расчет необыкновенную сдержанность газарских воинов, жест этот должен был свидетельствовать о величайшем изумлении глашатая.
«Неужели на земле нашелся безумец, готовый биться с нашим лучшим воином?» – как бы говорил этот взгляд.
Вскоре глашатай уже кричал, вскарабкавшись на высокий и широкий пень в центре лагеря:
– Гости нашего нойона хотят получить право голоса и право власти! Они готовы испытать судьбу и сразиться с неистовым Фаркуком! По завету, данному нам отцами и дедами, мы не можем помешать им сделать это!
Газар-толмач перевел все это Глебу и его товарищам. Те вскочили на ноги, подошли к Первоходу и остановились рядом, с любопытством глядя на глашатая.
– Что все это значит? – хрипло спросил у Глеба воевода Бранимир. – О какой судьбе он орет? И что это за «неистовый Фаркук»?
– Газары согласны отпустить нас и дать нам в провожатые десять воинов, – пояснил Глеб. – Но для этого один из нас должен сразиться с их лучшим воином.
– Вот оно что, – пробасил воевода. – Ну, так пускай ведут этого воина сюда! Я быстро выбью из него душу! Если, конечно, у оборотней есть душа.
Глеб отрицательно качнул головой и сказал:
– Драться с газаром будет тот из нас, на кого укажут боги.
– Боги? – Бранимир нахмурился и провел мозолистой ладонью по растрепанной бороде. – Это как же?
– С помощью жребия.
– Какого жребия?
Глеб окинул взглядом лагерь газаров с пылающими тут и там кострами и ответил:
– Наберись терпения, Бранимир. Я знаю не больше тебя.
5
Пять минут спустя нойон Алтук, толмач, несколько телохранителей нойона, Глеб и его спутники сидели на сильно потертом ковре, расстеленном прямо на земле, в двух шагах от шатра Алтука. Сидели они полукругом, а в центре этого полукруга стоял странный предмет, отдаленно похожий на барабан. Впрочем, больше он напоминал небольшую коробку для пожертвований, обтянутую потертой коричневой кожей, с прорезью на крышке.
Со всех сторон пленников обступили газарские воины. На лицах некоторых из них все еще темнела засохшая кровь. Воины тихо переговаривались друг с другом на своем гортанном языке и со свирепым любопытством разглядывали гостей.
– Что мы должны делать? – спросил Глеб у нойона Алтука.
Предводитель дикарей прищурил свои глаза-прорези и сказал:
– Протяни мне свою руку, ходок.
Глеб протянул. Нойон вытащил из-за пояса кинжал, рукоять которого была украшена потускневшим жемчугом, и полоснул лезвием по ладони ходока.
Глеб отдернул руку и сцепил зубы, чтобы не выругаться и не зашипеть от боли.
– Теперь поднеси руку к Барабану Судьбы и выдави немного крови в щель, – распорядился нойон.
Первоход, не говоря ни слова, протянул руку, сжал над коробкой ладонь в кулак и выдавил в щель несколько капель крови.
Газары затихли, уставившись на ящик. Несколько секунд прошло в напряжении, затем Алтук шумно вздохнул и сказал:
– Ты не интересен богам, ходок. Им нужен другой.
