– Нет. Никаких.
– И что мы будем делать?
– Продолжим путь к Кишеньскому жальнику.
– Но эти трое…
– О них подумаем после.
Первоход сунул меч в ножны, повернулся и зашагал к костру. Рамон проводил его взглядом, затем достал из кармана медный жетон и поднес его к глазам, чтобы удостовериться, что зрение не подвело его.
На медной пластинке, покрытой темной патиной, с трудом угадывалось одно слово. И это было слово «Глеб».
2
– Знаешь, о чем я подумал? – спросил у толмача Глеб, шагая к костру.
– О чем? – мрачно отозвался тот.
– Мы хотим найти «пограничников», которые охраняют вход в иной мир, и нажаловаться им на Призрачных всадников. Так?
– Так.
– А что, если Призрачные всадники и есть эти «пограничники». Что, если эти жуткие существа из другого мира, призванные охранять границу между мирами, сами, в силу неизвестных нам причин, превратились в контрабандистов? И именно они… они, а не кто-нибудь другой… пытаются поменять местами мир мертвых и мир живых.
Рамон вздохнул и признался:
– Друг мой, от твоих слов в жилах у меня стынет кровь. Если все так, как ты говоришь, то мы с тобой блуждаем во тьме, а единственная дверь, которая может нас вывести к свету, закрыта на ключ.
Глеб усмехнулся.
– Не переживай, толмач. Это мое путешествие, а когда у меня нет ключа, я поступаю просто.
– И как же?
– Вышибаю дверь.
Рамон вдруг остановился.
– Ты чего? – удивленно спросил его Глеб.
Толмач протянул руку и попросил:
– Дай мне свою ольстру, Первоход.
– Зачем?
– Дай и узнаешь.
Первоход усмехнулся, вынул из кобуры ольстру и всучил ее Рамону. Тот неторопливо отщелкнул магазин и выбил на ладонь патроны. Затем достал из-за пояса кинжал и принялся надрезать головки пуль – крест- накрест.
Глеб следил за его действиями с усмешкой.
– Думаешь, это поможет?
– Может, да. А может, нет, – продолжая метить пули крестами, отозвался толмач. – В любом случае, мне будет спокойнее, если наш путь осенит крестное знамение.
– А ты, я вижу, мистик. Что ж, я не против. Разрывные пули – хорошее подспорье в борьбе с дьявольским отродьем. Даже когда на спусковой крючок нажимает палец атеиста.
И тут со стороны лужайки донесся крик. Глеб стрелой сорвался с места. Рамон выхватил из-за пояса кинжалы и понесся следом.
Продравшись сквозь кусты, друзья остановились. Костер, который они оставили без присмотра, потух. Рядом с ним была расстелена попона, которую старик Бранимир таскал с собой, используя вместо спального мешка. Однако самого воеводы на попоне не было. Как не было его и рядом.
– Бранимир! – крикнул Глеб, оглядывая траву, кусты и деревья цепким, холодным взглядом. – Воевода, отзовись!
Но никто не отозвался.
– Там! – крикнул Рамон и указал на рощицу кривых берез, видневшуюся неподалеку.
Глеб выхватил из кобуры грозную ольстру и бросился к березам.
Бранимир лежал возле вересовых зарослей, опутавших стволы берез, головой к Глебу, силясь подняться. Но тут что-то резко дернуло его за ноги, мигом затащило в кусты и с треском поволокло дальше.
Глеб вскинул ольстру и выстрелил несколько раз туда, где мог находиться враг. Затем побежал следом.
Лес тут был с богатым подлеском, и густые, колючие кусты делали его почти непроходимым, однако чудовище, утащившее воеводу, было настолько велико и могуче, что проделало в этих зарослях настоящую просеку.
Глеб побежал по этой просеке, готовый в любой момент встретиться с врагом лицом к лицу и выпустить ему в грудь заряд картечи или влепить в лоб тяжелую пулю, отлитую из свинца и белого железа.
На листьях и на траве алела кровь, но чья это кровь, было неясно.
Рамон бежал позади и старался не отставать.
В отдалении послышался жуткий и отвратительный шум – будто огромный хищник с громким чавканьем и урчанием пожирал свою добычу.
Глеб, чуть замедлив бег, быстро определил правильное направление, свернул к сухому кустарнику и устремился прямо сквозь него. Толмач побежал следом, сжимая в руках обоюдоострые кинжалы.
Огромная черная тень мелькала впереди между стволами, круша пни и корни, ломая тонкий сухостой и молодняк. Глеб ускорил бег, выскочил на лужайку и остановился. В трех саженях от него, возле трухлявого пня, лежал воевода Бранимир. А рядом стояло огромное существо. Ростом оно было не меньше трех метров, а фигурой и обликом напоминало голого мужчину, обросшего шерстью и покрытого слизью.
Но самым поразительным было лицо чудовища. Оно пребывало в постоянном движении – дергалось, пульсировало, морщилось, но даже сквозь это лихорадочное подергивание Глеб разглядел знакомые черты. Это было лицо воеводы Бранимира, только карикатурно искаженное, будто кто-то совместил сразу несколько картинок. Благодаря подергиваниям и пульсации в нем то и дело прорезались посторонние черты – оборотня, волколака, газара, остроклювой птицы…
Усмехнувшись, монстр повернулся и быстро метнулся под темную сень деревьев. Глеб вскинул ольстру и трижды выстрелил ему вслед. Затем опустил ольстру и подбежал к Бранимиру, чье тело лежало на разворошенном муравейнике.
В этот миг из кустов выскочил Рамон. Увидев присевшего рядом с Бранимиром ходока, он подбежал к нему и, запыхавшись, остановился.
Толмач хотел спросить Глеба о том, что все это значит, но слова застряли у него в горле, когда он увидел, что у воеводы нет головы.
3
Тело Бранимира решили сжечь там, где оно лежало. Рамон поначалу хотел стащить его с муравейника, но когда увидел, какими были эти «муравьи», переменил свое решение и сам навалил на труп воеводы сухого хвороста.
– Боже мой, похоже, в Гиблом месте нет нормальных существ, – проговорил он, смахнув в огонь маленькую трехголовую муравьиноподобную тварь, которая пыталась прогрызть ему рукав.
Глеб на это ничего не сказал. Он достал из кармана зажигалку, откинул металлическую крышку и крутанул колесико. Кремний издал резкий, шаркающий звук, но лепесток пламени из сопла не выскочил. Глеб крутанул колесико «Зиппы» еще раз. Потом еще раз. И еще. Но огонь так и не появился.
– Дьявол! – выругался Глеб. – Кажется, зажигалка накрылась.
Он еще несколько раз щелкнул кремнием впустую, потом с досадой сплюнул на траву и сунул зажигалку в карман куртки.
– Что будем делать, Первоход? – осведомился Рамон.
– Ничего. Оставим тело как есть.
Толмач взглянул на трехголовых муравьев, снующих по обезглавленному телу Бранимира, и с сомнением