проговорил:
– Но эти твари его сожрут.
– Тем лучше. Все. Объявляю похоронную церемонию законченной. Бери сумку и пошли.
Толмач нахмурился, но возражать не стал. Пока собирались, оба не проронили ни звука. Лишь снова тронувшись в путь, оба нашли в себе силы и желание для разговора.
– Как думаешь, что это было за чудовище? – спросил толмач, шагая по лесу рядом с Глебом.
– Не знаю, – сухо ответил тот. – Ясно одно – эта тварь способна менять облик, как сказочный Метаморф. Возможно, сама по себе она бесформенна и просто трансформирует свое тело, подделываясь под того, кого только что сожрала.
Толмач побледнел и перекрестился.
– Откуда же могло взяться подобное чудовище? – спросил он.
Глеб ухмыльнулся и ответил вопросом на вопрос:
– А откуда они все берутся?
Вопрос был риторический, но Рамон задумчиво нахмурился и после паузы ответил:
– Думаю, врата Преисподней прикрыты неплотно. И через эту щель время от времени на Землю выбирается какая-нибудь адская тварь.
Глеб дернул расцарапанной щекой и небрежно проговорил:
– Все может быть. Но об этом мы погадаем как-нибудь потом. Кишеньское кладбище рядом, толмач. Сейчас продеремся сквозь вот эти кусты – и будем на месте. Ты готов?
– Да.
– Тогда вперед.
Выбравшись из кустов, странники остановились, и лица их вытянулись от удивления. В зарослях камыша, осоки и желтого рогоза мерцала гладкая кромка воды.
– Боже! – выдохнул Рамон. – Откуда здесь взялось озеро?
Глеб молчал. Легкая дымка окутала склон на том берегу, где между деревьями смутно виднелись надгробия, и некоторые из них вплотную подходили к воде. Легкий ветерок покачивал голые ветки, шуршал высокой травой.
– Половина кладбища ушла под воду, – снова заговорил Рамон, хмуро глядя на другой берег. – На дне этого озера – древние могилы.
Глеб сложил над глазами ладонь козырьком и вгляделся в противоположный берег.
– Твою мать… – тихо выругался он. – Рамон, ты это видишь?
– Что?
– Там, на другом берегу!
Рамон, прищурившись, посмотрел на противоположный берег.
– Я вижу только могилы и надгробия, которые подступают к самой кромке озера и уходят под воду, – сказал он.
– Посмотри лучше.
Толмач снова вгляделся вдаль и покачал головой.
– Это все, что я вижу, Первоход. А что видишь ты?
– Не знаю, как объяснить… – Глеб нахмурился, подыскивая нужные слова. – Это что-то вроде… мерцания.
– Мерцания?
Глеб снова перевел взгляд на толмача, и брови его дрогнули.
– Ты тоже мерцаешь, Рамон. Но твое мерцание – это мерцание жизни. А там, среди могил и над могилами, мерцает сама смерть. – Глеб облизнул пересохшие губы и вновь взглянул на тот берег. – Но есть там и еще кое-что… Не жизнь и не смерть, а что-то третье.
– Разве есть что-то в мире, помимо жизни и смерти? – удивился Рамон.
Глеб не ответил.
– Первоход, взгляни! – окликнул вдруг толмач.
Глеб посмотрел туда, куда показывал Рамон, и увидел легкий одноместный челнок, плавно покачивающийся на волнах.
– Отлично, – хрипло произнес он. – Значит, у меня есть возможность переправиться на тот берег.
– У тебя?
Глеб чуть прищурил свои темные, поблескивающие сухим, недобрым блеском глаза.
– В челноке место только для одного человека, Рамон. Разве ты не видишь?
– Я могу добраться до другого берега вплавь.
Глеб задумчиво посмотрел на озеро, потом шагнул к кромке воды, нагнулся и осторожно тронул пальцем изрезанную рябью поверхность.
На мгновение вода у берега изменила цвет, став багровой, и Глеб, зашипев от боли, тут же отдернул руку. Кожа на кончике его пальца лопнула, а края раны обуглились.
– Боже… – тихо выдохнул толмач.
– Бог тут ни при чем, – холодно отчеканил Глеб. – Боюсь, что водичка эта – не из нашего мира.
Рамон перевел взгляд на озеро и, завороженно глядя на его мерцающую поверхность, хрипло пробормотал:
– Адская вода.
– Да, что-то вроде этого. Не будем тратить время попусту. До встречи, толмач!
Глеб хлопнул Рамона по плечу и стал спускаться к лодке. Итальянец молча и растерянно смотрел ему вслед.
Запрыгнуть в лодку, не касаясь воды, оказалось сложной задачей, но Глеб с нею благополучно справился. Взяв в руки весло, он стал грести прочь от берега и на Рамона больше не смотрел.
Тремя сильными гребками Первоход вывел лодку из маленькой бухточки. Потом, став на одно колено, начал равномерно грести, и весло его быстро погнало суденышко по тихой воде. Глеб рассчитывал силу так, чтобы лодка двигалась без рывков и задержек. Теперь он видел, что это был искусственный водоем, образованный, должно быть, старой бобровой запрудой. Запруда так надежно перегородила ручей, что получилось озерко с пологими, заросшими осокой берегами.
Над серой, маслянисто мерцающей поверхностью воды возвышались травянистые, слепленные из грязи и веток островки. На тех, что побольше, были норы, похожие на норы ондатр. Когда лодка проплыла мимо одного из таких островков, с него поднялась туча маленьких птиц, отдаленно похожих на чирков и крохалей. Они вспорхнули шумной стайкой и скрылись в лесу.
Когда в кустарнике за спиной послышался шорох, Рамон стоял на берегу и смотрел вслед уплывающему челноку. На душе у него было неспокойно. Заслышав шорох и треск ветвей, толмач быстро обернулся и уставился на кусты. Глаза его расширились, а кровь отлила от лица.
– Метаморф! – выдохнул Рамон странное, незнакомое слово.
Чудовище остановилось и уставилось на Рамона. Лицо твари стало меняться, словно оно торопливо и усиленно подыскивало нужную маску. Наконец подергивания прекратились, и на Рамона уставилось лицо Глеба Первохода.
Толмач попятился и охрипшим от волнения голосом проговорил:
– Но как?.. Как ты сумел? Ты ведь не сожрал Первохода, гад?
Метаморф раскрыл рот и вдруг захохотал. Все его огромное багровое тело завибрировало в такт этому смеху, а черты лица от каждого судорожного сотрясания вновь запульсировали, становясь то волколачьей мордой, то морщинистой физиономией Бранимира. Наконец Метаморф оборвал смех и снова уставился на Рамона. По лицу его пробежала рябь, и оно снова стало точной копией лица Глеба Первохода, только багровой, словно пораженной какой-то жуткой болезнью.
Рамон вынул из-за пояса кинжалы и, устремив холодный, спокойный взгляд на приближающееся чудовище, заговорил:
– Господь – свет мой и спасение мое: кого мне бояться? Господь – крепость жизни моей: кого мне страшиться? Если будут наступать на меня злодеи, противники и враги мои, чтобы пожрать плоть мою, то они сами преткнутся и падут! Господи, будь со мной и укрепи мой дух!
И, не дожидаясь, пока чудовище нападет, Рамон смело ринулся в атаку.
