Оставшись один на борту 'Хоукинга', Чехов примерно десять минут провел в тщетных попытках освободиться одной рукой от стеснявшей его медицинской повязки. Затем, не выдержав, он разразился целым потоком грубой брани и сердито пнул ногой попавшийся под ноги шлем.
К тому времени, когда Павел в изнеможении опустился в пассажирское кресло, повязка вокруг шеи была уже так перекручена, что ему стало трудно дышать. Маккой, черт его побрал, оказался более предусмотрительным, чем он мог предполагать. Благоразумно не объявляя о своих намерениях, он закрепил повязку Чехова таким образом, что снять ее без помощи другой руки было невозможно. Перехватывавший грудь пояс плотно прижимал руку к телу. Чехов не мог дотянуться до пряжки, чтобы ослабить его, и ему никак не удавалось сбросить обхватывающую шею повязку, потому что он не мог поднять руку. Отчаяние и страх снова овладели им. В раздражении он ударил ногой кресло, не имея возможности сделать что-нибудь конструктивное.
Если бы он не отдал свой фазер Зулу, то можно было бы попытаться пережечь повязку на груди в режиме малого нагрева. Ситуация складывалась так, что ему негде было найти даже простого ножа, чтобы сразиться с опутавшими его повязками. Даже уродливые осколки металла, усеявшие пол в кладовой для хранения скафандров, оказались переохлажденными в жидкой азоте и слишком ломкими. Вот разве только...
Чехов замер и повернулся в кресле, печально рассматривая следы разрушений в задней части челнока. Серебристо-белые лужицы жидкого азота все также появлялись откуда-то из кладовой для скафандров. Азот испарялся со странным шипящим звуком, оставляя полую корочку льда на палубе. Вытянув ногу, Чехов осторожно наступил на побелевшую от изморози металлическую полоску, и она тотчас же рассыпалась в пыль под его ботинком.
Впервые после взрыва в сознании Чехова сверкнула настоящая надежда. Он прошел по проходу за своим кителем и обмотал его вокруг руки. Получился громоздкий узел, однако Чехов мог успешно двигать пальцами внутри. Ему удалось поднять с пола металлический осколок, не обжигая пальцы. Ткань кителя затрещала от соприкосновения с переохлажденным предметом. Чехов старался не думать о том, как быстро холод доберется до его тела. Присев на корточки рядом с дверью кладовой, он принялся сгребать тоненький слой жидкого азота. Согретая теплом его тела жидкость испарилась, не успев даже пробежать по всей ширине нагрудной повязки. Однако под сияющей ледяной корочкой слышалось легкое шипение нейлоновых волокон, и едва ощутимое прикосновение азота, попадавшего на кожу, щекотало нервы Чехова. От второй микроскопической порции на повязке появилась достаточно широкая замерзшая полоса. Чехову стоило только перегнуть повязку, и хрупкие от холода волокна переломились.
Несмотря на то, что теперь Чехов был вынужден сам оберегать раненую руку, он приободрился, сумев освободиться от сдавившей ему шею повязки. Когда лейтенант был спеленат медицинскими повязками, ему казалось, что его совсем превратили в инвалида, бессильного и беспомощного, что было особенно неприятно в ситуации уже и так вышедшей из-под его контроля. Чехов осторожно шевельнул плечом, расталкивая при этом ногой разбросанные на полу части скафандров. Тогда он солгал Зулу, хотя и незначительно: Чехов достаточно неплохо мог двигать раненой рукой, однако она была еще очень слабой и большая работа была не по силам. Даже от такого легкого усилия, как поднятие нагрудной части скафандра, плечевые мышцы сразу заболели от усталости, так что, наверное, его объяснение было ложным только наполовину. В конце концов может получиться и так, что он будет не в состоянии вообще поднять руку уже после того, как разберет на детали хотя бы один пригодный к использованию защитный костюм. Охватывающая туловище часть скафандра, в которую Чехов втиснулся, была повреждена. Спереди от плеча до бедра зияла прореха в палец шириной. По счастливой случайности уродливая царапина не задела жизненно важные части костюма. Ощутив на себе тяжесть защитной оболочки, Чехов приободрился и почти поверил в то, что сможет при необходимости выбраться из этой летящей западни, продержаться на минимуме запаса воздуха и, может быть, даже остаться в живых. Прикрепив к оболочке скафандра неповрежденный рукав, Чехов опустился на колени и долго рылся, не надевая перчаток, в нижней части кладовой в поисках хотя бы одного ремонтного комплекта, не поврежденного взрывом.
Однако поиски не увенчались успехом.
Весь пол был усыпан осколками сплавов, выбитыми из бесчисленного количества ремонтных комплектов. Между ними растекались лужицы двухкомпонентного клея, уже затвердевшие в месте соприкосновения обоих компонентов. Разгладив прореху дрожащими пальцами, лейтенант зачерпнул пригоршню клея и густо намазал нужные детали скафандра, лежащие перед ним. Потребовались две заплаты, чтобы покрыть царапины, и еще немного клея, чтобы закрепить их в нужном месте. Другая прореха была еще больше, и Чехов успел справиться с ней лишь наполовину, пока лужица клея на полу не затвердела до такой степени, что он не мог отскрести его. Потом ему пришлось еще выбираться из этого заляпанного клеем места и очищать руки. У Чехова не хватило клея, чтобы закончить ремонт всего одного защитного костюма. Не хватало еще, чтобы вдобавок ко всему у него склеились пальцы.
Из носовой части корабля раздался резкий вой сирены. Чехов проворно вскочил на ноги, весь охваченный страхом. Затаив дыхание, лейтенант стал вслушиваться в бесстрастные слова компьютера:
– Температура сердечника одна тысяча семьсот градусов по Цельсию. Ослабление защитного поля достигло критической точки. Взрыв сердечника неизбежен. Оценка времени до взрыва – двадцать три минуты сорок три секунды.
Глава 16
Зулу резко повернулся и, приспосабливаясь к яркому сиянию дугового освещения, заморгал глазами, уже успевшими привыкнуть к космическому мраку. Вскоре он разглядел, что находится в кольце незнакомцев, одетых в форму, с голубыми защитными щитками на лицах, и тут же прижал свой фазер к шлему Хаслева.
– Если вы попытаетесь транспортировать нас обратно в космос, я пристрелю его! – угрожающе выкрикнул Зулу через внешний коммуникатор скафандра. В ответ прошелестел иронический смех, совсем непохожий на угрюмое бурчание орионцев.
– Поступай, как считаешь нужным, – прозвучал чей-то спокойный голос. – Нам будет меньше хлопот арестовывать его и доставлять домой для суда.
Зулу вздрогнул от удивления и только теперь сообразил, что принимал за щитки настоящие ярко-синие лица. По каналу внутришлемной связи до него долетел сдавленный стон Муава Хаслева.
– Так вы андорцы!
– Зулу поднял свободную руку, отстегнул свой шлем и снял его с головы, давая окружающим возможность увидеть воротничок офицера Звездного Флота. – Это корабль федерации?
– Пассажирско-транспортный звездолет 'Шрас', переданный временно для полувоенного использования в Андорский Резервный Флот.
Ближайший к Зулу андорец выступил вперед и со старомодной учтивостью, свойственной его расе, отвесил поклон. Это был высокий мужчина с длинным худощавым лицом.
– Я капитан Пов Канин.
– Отлично. – Зулу повернулся к технику, сидевшему за пультом управления транспортатором. – Мы оставили там на челноке одного офицера Звездного Флота. Транспортируйте его сюда как можно быстрее.
– Пожалуйста! – Ухура тоже сняла свой шлем и оглядела всех с волнением и надеждой. – Если вы поймали наш сигнал бедствия, то знаете, как нужно спешить!
Андорец бросил неуверенный взгляд на своего капитана:
– Сэр?
– Офицеры Звездного Флота имеют право приоритетного распоряжения над резервными силами всех планет Федерации, – ответил капитан Канин, с легким укором сгибая один из усиков
