— Ему становилось все хуже, каждый день приходилось выпускать гной.
— Знаю я. Что тут обсуждать?
— А теперь рана закрылась.
— Это же хорошо? Ему лучше, он выздоравливает?
— Рана затянулась только сверху, внутри по-прежнему воспаление, — объясняет леди Рочфорд. — Яд не находит выхода и приливает к желудку, даже к сердцу.
— Нет! — Я в ужасе.
— В прошлый раз мы уж боялись, что потеряем его. Лицо короля почернело, как у покойника, он не мог пошевелиться, пока доктор не вскрыл рану и не дал выход яду.
— Как можно вскрыть рану? Звучит отвратительно.
— Просто сделали разрез и теперь не дают ране зажить с помощью маленьких золотых шариков. Их суют в рану, иначе она снова закроется. Нога все время болит, а сейчас придется снова резать.
— И он поправится? — спрашиваю с надеждой, сил больше нет слушать.
— Нет. Все будет по-прежнему — боль, хромота, яд, постепенно отравляющий внутренности. Он сердится, чувствует себя старым и немощным. Хромота мешает ему вести прежний образ жизни. Ты вернула ему молодость, а рана снова напомнила о возрасте.
— Как король всерьез может считать себя молодым и красивым?
— Ах, Екатерина, ему хочется думать — он снова молод и влюблен. Просто надо ему помочь.
Надуваю губки.
— Что я могу поделать? Не могу же я вложить свои мысли в его голову. К тому же он не приходит ко мне в спальню.
— Придется пойти к нему. Постарайся, чтоб он снова почувствовал себя молодым, влюбленным, полным сил и желания.
— Как?
— А если бы на его месте оказался юный красавчик?
— Ну, можно сказать, что за мной ухаживает один придворный. Заставить его ревновать. Есть тут один. — Конечно, я думаю о Томасе Калпепере. — Я могла бы в него влюбиться.
— Ни в коем случае! Никогда ничего такого не делай. Это очень опасно.
— Но вы сами сказали…
— А можно придумать что-нибудь другое? И не класть голову на плаху? — Она начинает раздражаться.
— Да вы что? Я же только подумала…
— Подумай еще, — грубо перебивает леди Рочфорд.
Я молчу. Не потому, что думаю. Просто хочу показать — со мной так разговаривать нельзя.
— Скажи — ты боишься, он вернется к герцогине Киевской.
Вот это да! Я даже забываю обижаться и смотрю на нее в полном недоумении.
— Вы же велели Агнессе не расстраивать меня, а она говорила то же самое.
— Правильно. Это удачная выдумка — потому что почти правда. Половина придворных шушукаются об этом у тебя за спиной, Агнесса Рестволд просто решилась сказать в лицо. Забудь на секунду о нарядах и украшениях — тебе есть о чем побеспокоиться. Лучше всего явиться к нему грустной, встревоженной, расстроенной. Пусть решит — две женщины борются за него, пусть не сомневается — он по-прежнему привлекателен. Если справишься — заполучишь его в постель еще до начала Великого поста.
— Конечно, я желаю королю всяческого счастья… Но с постелью можно было бы и не торопиться.
— Придется поторопиться. Это не ради тебя, даже не ради него. Вам нужен сын. Все затевалось не ради развлечений и танцулек, даже не ради земель и драгоценностей. Король тебя обожает — но этого недостаточно. Чтобы заслужить право называться королевой, надо стать матерью его сына. Ты не будешь коронована, пока не родишь мальчика.
— Но я хочу коронацию!
— Тогда замани его в постель — ради ребенка. Все остальное слишком опасно, даже думать нечего.
— Постараюсь, — принимаю вид оскорбленной невинности, пусть усвоит — я не боюсь ее угроз, а просто исполняю свой долг. — Пойду скажу ему, как я несчастна.
К счастью, в королевских покоях необычно пусто, большинство придворных разъехались по домам. Томас Калпепер играет сам с собой в кости — правая рука против левой.
— Выигрываете? — стараюсь говорить шутливо.
Он вскакивает на ноги, отвешивает поклон.
— Я всегда выигрываю, ваша милость.
Сердце замирает от его улыбки. Это правда, истинная правда — я слышу стук собственного сердца.
— Невелика заслуга, если играете в одиночестве.
Это я говорю вслух, а про себя думаю: «Что за дурацкое занятие!»
— Я выигрываю и в кости, и в карты, но кому везет в игре, тому не везет в любви.
Оглядываюсь. Екатерина Тилни болтает с родственником герцога Хартфорда и в кои-то веки не подслушивает. Екатерина Кэри — на безопасном расстоянии у окна.
— Вы влюблены?
— Кому и знать, как не вам.
Не верю своим ушам. Он только что признался мне в любви! Не вынесу, если он имеет в виду другую. Просто умру.
— Откуда мне знать? — стараюсь говорить беспечно.
— Вы должны знать, кого я люблю. Только вы одна на всем свете.
Какой восхитительный разговор! Ежусь от смущения, меня просто в жар бросает. Он может заметить!
— Почему я?
— Король примет вас немедленно, — объявляет этот идиот доктор Бат.
Как некстати! Совсем забыла, зачем я здесь. Нечего болтать с Томасом Калпепером, пора соблазнять короля.
— Сейчас иду, — бросаю я через плечо.
Томас ухмыляется, я зажимаю рот рукой, чтобы тоже не рассмеяться.
— Вам пора, — напоминает он вполголоса. — Нельзя заставлять короля ждать. Когда вернетесь, я по-прежнему буду здесь.
— Уже иду.
Так что я собиралась изображать? Он мной пренебрегает, я в печали. Тороплюсь в спальню, где король возлежит на постели, как вытащенный на берег корабль. Нога покоится на вышитой подушке, круглое лицо осунулось, он полон жалости к себе. Подхожу ближе, всем своим видом показывая, как жажду его любви.
ДЖЕЙН БОЛЕЙН
Король потихоньку впадает в меланхолию, много времени проводит в одиночестве, словно старый вонючий пес, который то и дело забивается в угол. Екатерина пытается его развеселить, но безуспешно, потому что не может дольше чем полдня сосредоточиться на чем-либо, кроме собственной драгоценной особы. Сегодня она снова отправилась к королю, но ее даже в комнаты не пустили, а она — нет чтобы изобразить, как расстроена, — тряхнула хорошенькой головкой и заявила во всеуслышание, мол, не хочет меня видеть, так я больше не приду.
Все же Екатерина провела достаточно времени в покоях короля, чтобы нос к носу столкнуться с
