— А твоя мать рассказывала, что случилось с ее сестрой, королевой Анной? — спрашиваю шепотом.
Взглянула на меня карими глазами — не болейновские, немного светлее.
— Я там была, — просто так отвечает.
— Была где?! — не могу сдержать восклицание. — Я ничего про это не знаю.
— Вы-то росли далеко от Лондона, — улыбается она. — Мы примерно ровесницы, но меня воспитывали здесь, при дворе. Моя мама была придворной дамой у королевы Анны, а я — младшей фрейлиной.
— И что же случилось? — Я просто сгораю от любопытства. — Леди Рочфорд никогда со мной о тех днях не разговаривает. Сердится ужасно, если я спрашиваю.
— Это грустная история, не стоит прошлое ворошить.
— И ты туда же! Расскажи, Екатерина! Она же и мне была тетушкой, я имею право знать.
— Ладно, но ничего хорошего не ждите. Королеву обвинили в супружеской измене, сказали, будто она этим занималась с собственным братом, моим дядюшкой. — Екатерина говорит ровным, спокойным голосом, словно повседневные новости пересказывает. — И с другими мужчинами. Ее признали виновной, его признали виновным, остальных тоже признали виновными. Королеву и ее брата Георга приговорили к смертной казни. Я была в Тауэре, прислуживала ей там. Оставалась с королевой до самой последней минуты, пока за ней не пришли.
Гляжу на эту девчонку, мою кузину и ровесницу.
— Ты была в Тауэре?
Она кивает.
— Когда все кончилось, мой отчим пришел и забрал меня оттуда. Мама поклялась, что мы никогда ко двору не вернемся. — Она улыбается, пожимает плечами и продолжает весело: — Только я опять тут очутилась. Как говорит мой отчим: куда еще девчонке деваться?
— Ты была в Тауэре? — Ни о чем другом думать не могу.
— Я слышала, как для нее возводят эшафот. — Она внезапно посерьезнела. — Молилась вместе с ней. Видела, как она в последний раз идет по зеленой лужайке. Ужасно. Просто ужасно. Даже теперь не могу спокойно вспоминать. — Отвернулась, прикрыла глаза. — Ужасно. Умереть такой страшной смертью!
— Она была виновна в измене.
— Королевский суд признал ее виновной в измене, — поправляет она.
Я не совсем уловила разницу.
— Значит, она была виновна.
Снова глянула на меня, странным таким взглядом.
— Дела давно минувшие, что теперь говорить, виновна она была или нет. Король приказал ее казнить, и она умерла.
— Значит, она была виновна в измене. Король бы не приказал казнить невинную женщину.
Она склонила голову, пряча лицо.
— Полагаете, король не способен на ошибки?
— Думаешь, она была ни в чем не виновата?
— Я знаю, что она не была ведьмой, знаю, что она неповинна в государственной измене, уверена, что она не изменяла королю ни с одним из этих мужчин. — Голос девочки звучит удивительно твердо. — Но кто я такая, чтобы спорить с королем? Его величество лучше знает.
— А она боялась?
— Да.
Больше говорить не о чем. В комнату вошла леди Рочфорд, заметила, как мы, голова к голове, шепчемся.
— Что ты тут делаешь, Екатерина? — спросила она раздраженно.
— Разбираю шелк для ее милости, — подняла голову кузина.
Теперь леди Рочфорд сердито взглянула на меня. Ей прекрасно известно, что я ни за что не возьмусь за иголку, если никто не смотрит.
— Когда закончишь, сложи шелк аккуратно в шкатулку для шитья, — приказала она и снова вышла.
— Но ее ни в чем не обвиняли, — прошептала я, кивнув на дверь, закрывшуюся за сердитой леди. — И твою мать не обвиняли. Только Георга.
— Моя мать только-только вернулась ко двору, — Екатерина начала укладывать мотки шелка в шкатулку. — К тому же мама — давняя фаворитка короля. Леди Рочфорд ни в чем не обвиняли, потому что она давала показания против мужа и королевы. Как же можно обвинять главного свидетеля?
— Что? — Я даже вскрикнула от изумления. Екатерина глянула на дверь, словно опасаясь чьих-нибудь ушей. — Она предала мужа и золовку?
Девушка кивнула.
— Это давным-давно было. Мама говорит, нет смысла сводить старые счеты, выяснять, кто тогда был прав, кто виноват.
— Как она могла такое сделать? — Я просто заикалась от изумления и негодования. — Кто на такую подлость способен? Послать мужа на смерть! Обвинить его — и в чем! Как же дядюшка ей после этого доверяет? Если она предала собственного мужа и королеву?
Моя кузина Екатерина поднялась со скамеечки и продолжала, как ей было приказано, складывать мотки в шкатулку.
— Мне мама велела никому при дворе не доверять. Особенно леди Рочфорд.
Надо все хорошенько обдумать. Как давно это было… Трудно представить короля молодым, здоровым мужчиной, красивым, привлекательным, не хуже Томаса Калпепера. А каково было моей кузине, королеве Анне, — все ее обожали, как меня сейчас, толпы придворных… И она, наверно, как и я, во всем полагалась на Джейн Болейн.
Ничего не могу понять. А главное, не понимаю, какое это ко мне имеет отношение. Как говорит Екатерина, дела давно минувшие, теперь все иначе. С чего мне-т? беспокоиться о давнишней старине. Анна Болейн так долго считается позорной тайной нашего семейства, что теперь уже поздно размышлять — виновна она или нет, все равно она умерла страшной, только предателям подобающей смертью. Значит, ко мне все это никакого отношения не имеет, верно? Я не обязана идти по ее стопам, эшафот по наследству не переходит, и наследство Болейнов не для меня.
Теперь я королева и буду наслаждаться жизнью в свое удовольствие. Конечно, с королем я как- нибудь управлюсь, он мне почти что и не муж. Целый месяц уже сидит у себя в покоях, не выходит совсем и меня к себе не пускает, даже когда я прихожу с визитом. Если он меня не желает видеть, значит, я ему не по вкусу, вот уже второй месяц от него подарков не видно, даже пустяка какого. Это так неучтиво с его стороны. Мне кажется, королю бы пошло на пользу, влюбись я в кого другого.
Конечно, я не заведу любовника, ни за что. Но если бы такое случилось, он сам, без сомнения, был бы в этом виноват. Сам оказался никудышным мужем. Все меня наперебой спрашивают, как мое здоровье и не жду ли я наследничка. Но откуда взяться младенцу, если король меня к себе не подпускает?
Хорошо, я опять решила быть доброй женой. Послала пажа к королю спросить, не угодно ли ему отобедать со мной сегодня в его личных покоях. Томас Калпепер прислал мне ответ — королю получше, он немного повеселел. Вставал с постели, сидел у окна, слушал, как поют птички в саду. Потом Томас сам пришел ко мне в приемную и рассказал, что король выглянул в окно, заметил, как я в саду играю с собачонкой, и улыбнулся.
— Заметил, да? — На мне один из новых нарядов, наконец-то бледно-розовый в честь окончания поста, на шее подаренные на Рождество жемчуга. Несомненно, там, в саду, я смотрелась просто очаровательно. Мне бы тогда догадаться, что он за мной наблюдает! — А вы меня видели?
Томас слегка отвернулся, словно не осмеливаясь признаться, что не сводил с меня глаз.
— Будь я королем, помчался бы вниз по ступенькам, прямо к вам, позабыв о всякой боли. Будь я вашим мужем, глаз бы с вас не спускал.
Две фрейлины подошли поближе, глядят на нас с любопытством. Я знаю, мы с Томасом стоим
