незнакомцев. Николас отражал их нападки без особого труда, удерживая на расстоянии вытянутой руки, увертываясь от ударов и пинков, зато Стивенсу не удалось остаться невредимым. Но никто из них не давал сдачи, видела Фейт, разрываясь между гордостью и тревогой.
Мак, закоренелый женоненавистник, казалось, ничего не замечал. Он с мрачным лицом сидел верхом на лошади, уставившись на девушку в середине, сжимая и разжимая кулаки.
Девушка дралась, как юная амазонка, и царапалась, как дикая кошка, но не ей было тягаться с дюжиной взрослых женщин. Фейт наблюдала с растущим беспокойством.
– Давай, Николас! – закричала она. Может, их и сдерживает нежелание применять силу к женщинам, но у Фейт нет подобных запретов.
Вытащив свой пистолет, она поехала вперед.
– Прекратите немедленно! – заорала она во всю мощь легких, но шум стоял такой, что никто не услышал. Тогда она выстрелила поверх голов. Внезапно стало тихо, и все головы повернулись к ней. Она ужаснулась враждебности на их лицах.
– Хватай ее, Мак! – прокричал Николас. – Уходим отсюда.
Он велел хватать Фейт, но Мак не так понял. Взревев, как разъяренный зверь, он направил лошадь прямо на толпу. Женщины бросились врассыпную, а Мак наклонился, подхватил девушку, бросил ее поперек седла и поскакал прочь прежде, чем кто-нибудь сообразил, что произошло.
Стивенс вскочил на коня.
– Бежим отсюда! – Ник снова был в седле. – Быстрее!
И Фейт опомниться не успела, как они уже вылетели из деревни и поскакали по широкому кругу через поля.
– Куда мы?..
– Просто следуй за мной! – прорычат Ник.
– Но...
– Заткнись и скачи!
Она мельком посмотрела на его лицо. Еще никогда Фейт не видела его таким взбешенным. Она замолчала и поскакала.
Они мчались галопом, несясь так, словно за ними гнался сам дьявол. Но никто их не преследовал. Эта скачка на сумасшедшей скорости была прямым отражением его настроения. Стук лошадиных копыт эхом разносился в ночи, съедая милю за милей.
Когда первый прилив возбуждения постепенно схлынул, у Фейт от страха засосало под ложечкой. Она видела холодную ярость Ника, было чего бояться. Сейчас же ярость кипела и была отнюдь не холодной.
Ребенком Фейт научилась скрываться от дедовой ярости, прячась в шкафу под лестницей. Теперь же она в чистом поле, скачет по чужой земле в темную неизвестность. Наедине с ним, и спрятаться негде.
В конце концов лошади устали. Ник и Фейт выехали на небольшую поляну, и Николас свернул с дороги. Он соскочил с лошади и отпустил ее прямо в седле, хлопнув ладонью по крупу. Потом забрал у Фейт поводья, стащил ее с седла и отпустил и ее лошадь. Лошади направились прямиком к речушке. Фейт тоже не отказалась бы попить, но у нее хватило времени только на то, чтобы собраться с духом. Ник взорвался гневной тирадой:
– Какого дьявола, скажи на милость, ты въехала в эту стаю гарпий, ведь я приказал тебе держаться в стороне? – Он с силой ухватил ее за руки повыше локтей. – Разве ты не понимаешь, что могло случиться все, что угодно? Эти женщины были охвачены жаждой убийства! – Он встряхнул ее.
– Я знаю. Я хотела спасти ту девушку, – пробормотала она дрожащим голосом.
– Гром и молния! А какого дьявола, по-твоему, мы с Маком и Стивенсом собирались сделать? – Он сверлил ее испепеляющим взглядом. – Мы солдаты! Мы знаем, что делать!
Она собралась с духом и выпалила:
– Не слишком-то много вы делали, насколько я видела!
– А тебе вообще нечего было видеть! – заорал он.
Мелкая дрожь пробежала по ней от его крика. Она заморгала. Лицо его потемнело от ярости, и выглядел он не менее грозным, чем любой другой мужчина в гневе. И все же – эта мысль упала в ее сознание как огромный камень в озеро – она не была напугана.
Он был почти так же зол из-за зайца. И не тронул ее и пальцем.
Осознание этого заструилось по ее оцепенелому телу, как медленные пузырьки шампанского. Она не боится. Она спорит с ним. Он весь кипит от злости и рычит на нее, как медведь, и она дрожит, но не от страха. Эта дрожь – реакция после опасности. Да и его ярость, возможно, тоже.
Она сказана:
– Да, но я была там. И видела, что благородство мешает тебе справиться с этими женщинами.
– Благородство! – Он закатил глаза. – Прекрати приписывать благородство каждому моему поступку. Я не благородный человек!
Она пожала плечами, внезапно ощутив бодрость.
– Я подумала, что так будет лучше.
– Ты вообще не думала! Никто не думал! Это же была толпа. Людей в таком состоянии не урезонить.
– Я знаю. Поэтому и воспользовалась пистолетом. – Она улыбнулась ему. Она его не боится. Не боится.
Он уставился на нее, словно не мог поверить в ее улыбку, ведь он орет на нее. Фейт и сама с трудом верила.
– Я сумасшедший, что купил тебе этот проклятый пистолет. У тебя только один выстрел, разве ты не знаешь? После того, как ты выстрелила, могло случиться все, что угодно, ты бы не смогла защитить себя! – Он снова встряхнул ее. – Толпа неуправляема, как стая шакалов, ты меня слышишь? Они могли накинуться на тебя и разорвать на части! – Он уставился на нее безумным взглядом и повторил: – Они могли разорвать тебя на части! – А потом он застонал, схватил ее в охапку и крепко-крепко прижал к себе. – О Боже, больше никогда – никогда! – не пугай меня так. – Он держал ее так крепко, что она едва могла дышать.
Она чувствовала, как кровь пульсирует по его телу, а мышцы напрягаются, прижимая ее. Дыхание вырывалось резкими толчками. Она прильнула к нему, вдыхая его тепло, его силу, его запах.
Через несколько мгновений просто находиться в его объятиях, каким бы божественным это ни было, стало недостаточно. Она попыталась освободить руки, чтобы обнять его точно так же.
И тогда его рот завладел ее губами, и он словно вбирал ее всю в себя: обнимал, пробегал руками и губами по ее телу, лаская и убеждаясь, что она цела и невредима.
Никогда в жизни Фейт не ощущала, чтобы ею так дорожили, чтобы ее так ценили, так лелеяли. И, ах, как же она любила его!
– Я не пойду с тобой. Я убью тебя, негодяй! Чудовище!
Разъяренный женский голос проник в их сознание.
Мак въехал на поляну со спасенной девушкой, крепко зажатой у него под рукой. Однако она вела себя отнюдь не как благодарная дева, вырученная благородным рыцарем из беды. Она вырывалась и сыпала проклятиями на смеси ломаного английского, французского и испанского:
– Я не хочу с тобой. Я ненавижу тебя! Я убью тебя! Пусти!
– Да когда же до твоих птичьих мозгов дойдет наконец, что я спас тебя? Я не сделаю тебе ничего плохого, глупая!
Когда она снова ударила его, он добавил, словно сам себе:
– Тут надо иметь каменную башку...
Она попыталась расцарапать его лицо ногтями. Пальцы запутались у него в бороде, и Мак рассмеялся. Его смех подстегнул ее бешенство.
– Пусти-и-и меня! – в ярости закричала она.
– Ну ладно. – Мак разжал руку, и девчонка шлепнулась на поляну.
Она не растянулась на земле, как ожидала Фейт, а приземлилась на все четыре конечности, как кошка. Потом выпрямилась одним гибким движением, встряхнулась, как животное, и поправила свою рваную одежду, зыркая на Мака сквозь свисающие на лицо спутанные волосы и бормоча проклятия себе под нос.
Она посмотрела на Фейт и Николаса, отбросила волосы с лица и окинула их вызывающим взглядом, расставив босые ноги и уперев руки в бедра.
Девушка была броская. Длинные присборенные юбки оставляли лодыжки и часть икр обнаженными, ноги были босыми, на одной лодыжке болталось украшение в виде серебряной цепочки. Красива в диком, цыганском смысле – черные глаза с поволокой, сейчас мечущие искры гнева и вызова, и густая грива вьющихся черных волос. Маленькая и тоненькая, но с пышными формами. Блузка не раз разорвана и кое-как заштопана.
Мак спешился и сказал что-то по-испански.
Она вздрогнула и спросила:
– Откуда ты знаешь мой язык, англичанин?
Мак начал расстегивать седельные ремни.
– Я не англичанин. Меня зовут Мактавиш. Я воевал в Испании несколько лет и немножко научился языку.
– Я ненавижу солдат! – Она тряхнула головой в явном вызове.
Он пожал плечами и снял седло с лошади.
– И англичан я тоже ненавижу!
Мак опять пожал плечами:
– Я не англичанин.
Она смотрела настороженно.
– Я знаю солдат. Если ты меня хоть пальцем тронешь, я убью тебя!
Мак как будто не слышал. Он принялся чистить свою лошадь. Девчонка шагнула вперед и с силой ткнула его в спину.
– Ты меня слышишь, англичанин? Только тронь меня, и я тебя убью!
Мак повернулся.
– В последний раз говорю: я не англичанин!
Девушка взорвалась от негодования:
– Я Эстреллита и не потерплю оскорблений ни от одного мужчины – ни от англичанина, ни от кого! Я знаю англичан с войны и не...
– Я... не... англичанин! – взревел Мак.
Николас давился от смеха. Стивенс вытирал глаза, на которых от смеха выступили слезы, и как завороженный наблюдал за девушкой.
Эстреллита смерила Мака презрительным взглядом.
– Так кто же ты тогда? Ты не испанец и не португалец, само собой, и не француз с этим твоим рыжим кустом на лице.
Французы – вонючие свиньи, как все солдаты, но в них есть изысканность.
– Я шотландец!
Она нахмурилась:
– Шотландец? Что такое шотландец? – Потом лицо ее прояснилось. – А, я знаю. Это те, кто носит платья, да? – Она с сомнением посмотрела на него. – Ты носишь платье?
– Не платье, а килт!
Она склонила голову набок,
