— Поздравляю!
— Позвольте вас поздравить!
— От души поздравляем и желаем…
— Имею честь поздравить, ваше превосходительство, — сказал смотритель калужской заставы, возвращая Суворову подорожную, где было прописано, что генерал возвращается к действующей армии.
— С чем? — сердито спросил Суворов, думая, что и сюда достигла весть о его «вступлении в законный брак».
— С возвращением к действующей армии, ваше превосходительство, — ответил смотритель, пристукнув деревяшкой отнятой ноги.
Суворов просиял:
— Вот спасибо!.. Где ногу потерял?
— Под Франкфуртом, ваше превосходительство.
— Дай мне тебя обнять, братец.
Смотритель почтительно позволил себя обнять и крикнул:
— Раздвинь!
Рогатка раздвинулась. Тройка поскакала. Хорошее настроение овладело Суворовым: впереди до самых Ясс никто не знает и никому нет дела до того, что генерал-майор Суворов женился на княжне Прозоровской. Поток поздравлений, сопровождаемых глуповатыми, на что-то намекающими улыбками, оборвался.
Суворов убедил себя, что женитьба его вовсе не означает такого крутого перелома в его жизни, как ему это казалось в ночных размышлениях перед поездкой в Москву. Отец доволен тем, что он устроил судьбу наследника-сына. Тесть доволен тем, что устроил дочь почти без приданого. Варвара Ивановна тоже должна быть довольна тем, что не осталась в старых девах. Сам Суворов доволен потому, что исполнил по желанию отца «закон». Все обошлось как нельзя лучше. И то, что он скачет теперь из Москвы, вовсе не похоже на бегство с поля одержанной победы. Просто кончился отпуск — о том, что отпуск краткий, что генерал-майору Суворову недолго придется тешиться с молодой женой, знали и отец, и тесть, и новобрачная. Прощаясь с мужем, Варвара Ивановна, как положено, обливалась слезами. Теперь — в этом Суворов не сомневался — слезы уже все высохли и Пелагея гадает молодой на червонного короля, как раньше гадала на бубнового. И выпадает дорога — червонная шестерка, — вот и он скачет, «червонный король», на тройке почтовых. И червонный туз на сердце червонной дамы — это значит, что венчанный супруг Варвары Ивановны получит чин или крест, чему она весьма обрадуется. Но «в глазах» у червонной дамы нет восьмерки той же масти — значит, ей не предстоит скорого свидания с червонным королем. Варвара Ивановна грустно вздохнет да вдруг и скажет: «А погадай-ка мне на бубнового короля». — «Что ты, матушка, в уме ли? Ведь ты замужем, забыла?» И Варвара Ивановна рассмеется своим глубоким смехом. И на расстоянии тысячи верст бархатный смех жены нет-нет и прозвучит у Суворова в ушах и сладко и больно царапнет сердце.
Суворов торопился — от встречных он узнавал, что турки вот-вот запросят мира, осталось только их к этому поощрить.
— Дать хорошего раза, да и край! — так выразился ямщик на последнем этапе.
Этот словоохотливый старик чуть было не испортил Суворову настроение. Ямщик слыхал, что Румянцев повел всю армию на Шумлу — чтобы разом кончить войну, «а то, слышь, Екатерина угрозила его сместить да на его место посадить Гришу Потемкина…»
— Гони! — оборвал ямщика Суворов.
Старик для видимости шевельнул вожжами, махнул кнутом и снова повернулся на козлах лицом к Суворову:
— Чего гнать-то? Почитай, приехали. Не к милой едешь… А поди жалко было, что кинул…
— Кого? Чего жалко? — сердито спросил Суворов.
— Да расставаться жалко с ней. В такую-то пору…
— С кем «с ней»?
— Да с армией. Вдруг без тебя все там и порешат.
— Гони!
— Ничего, сынок, успеешь. Без нас, стариков, дело не обойдется.
Суворов приказал ямщику, никуда не заворачивая, ехать прямо в главную квартиру.
В штабе Румянцева не удивились, увидя, что Суворов, запорошенный пылью, вышел из возка и резво взбежал по лестнице дворца. Казаки подхватили скинутый генералом пыльник. Мальчишка-казачок с двумя сапожными щетками в руках пал на колени перед Суворовым, с невероятной быстротой привел ботфорты Суворова в блестящий вид и проворно заиграл щетками по паркету фельдмарш, в то время как старик дневальный обмахивал мундир Суворова жестким веничком, приговаривая: «Со счастливым прибытием, заждались вас, батюшка Александр Васильевич».
Перед Суворовым распахнулись двери. Румянцев прервал разговор с генералом Каменским. Генерал-фельдмаршал пошел навстречу Суворову с раскрытыми объятиями. Они обнялись и расцеловались.
— Поздравляю! — сказал генерал-фельдмаршал.
Суворов отпрянул:
— С чем?
Румянцев улыбнулся:
— С производством. Поздравляю вас с чином генерал-поручика!
Суворов просветлел:
— Благодарю, граф! Спасибо, батюшка. Заслужу вашу милость…
— Садитесь, господа. Вы прибыли, Александр Васильевич, как раз. Мы с Михаилом Федоровичем вас только что поминали…
— Поздравляю! — протягивая руку Суворову, сказал Каменский.
Суворов взглянул в глаза генералу и сразу понял, что Каменский только сейчас, когда Румянцев поздравил его с чином генерал-поручика, узнал об этом и что Каменскому это неприятно именно сейчас. Почему — тотчас объяснилось.
— Благодарю, Михаил Федорович, — сказал Суворов, пожимая руку Каменскому, — вот мы с вами и сравнялись.
— Однако я годом старше! — сварливо отозвался Каменский, грузно опускаясь в кресла.
Румянцев поморщился и, взвесив что-то в уме, заговорил:
— Так вот что, Александр Васильевич: мы решили предпринять на Шумлу. Императрица нас торопит. Надо привести дело к благополучному концу. Оттоманы мнутся — им еще невнятно, что они проиграли войну. Надо им втолковать. Михаил Федорович стоит, как вам известно, угрожая на Базарджик. Михаил Федорович прямо за минуту до вашего появления говорил — ну как в воду глядел: «Если бы Суворов был здесь, ему следовало бы отдать опять Гирсово, не допускать переправы турок у Силистрии. Тогда я буду спокоен за свое правое крыло»…
— Хорошо! — поспешил Суворов, перебивая фельдмаршала. — Я согласен. Дальше!
Румянцев, не обижаясь, что его перебили, продолжал:
— Весьма рад, что вы сразу согласились… Михаил Федорович сомневался… а я ничуть. Оба вы генералы опытные, привыкли действовать смело. Друг друга мы знаем все трое с Семилетней войны… — И, лукаво улыбнувшись, фельдмаршал прибавил: — Да и чин теперь на вас один. Приступим.
На столе лежала развернутая карта. До появления Суворова главнокомандующий с Каменским успели наметить в главных чертах наступательный план. Румянцев, указывая на карте селения и города и проводя карандашом по извилинам рек и дорог, говорил быстро. Каменский, склонясь над картой, ревниво следил за тем, чтобы Румянцев ради Суворова не внес каких-либо изменений в то, о чем они уже договорились. Один раз даже осмелился и отвел руку Румянцева.
— Чего вы? — удивился тот.
— Нет-нет, всё так, — поспешил извиниться Каменский. — Прошу прощения, Петр Александрович, продолжайте!
Суворов сидел в развалистых креслах спокойно; он откинулся на мягкую спинку и внимательно слушал быструю речь Румянцева. Карту плацдарма и дороги, ведущие к Шумле — стратегическому центру страны, Суворов изучил подробно. Только один раз Суворов остановил Румянцева: когда его карандаш перед Козлуджей вдруг свернул в сторону от прямой дороги.
— Прямо, прямо!
Румянцев поднял голову:
— Да ведь если прямо, тут, Александр Васильевич, узкая дорога… Дефиле.
— И опасная, — прибавил Каменский. — Дорога в густом лесу, мочажина.
— Поэтому и надо по ней идти: туркам невдомек, что генерал Каменский идет по опасной дороге. Они будут думать — он вон где, околесицей, а генерал им как снег на голову… Скорей-скорей — конница «марш-марш»! Пехота «ступай бегом». Орудия с передков — «картечь»!
— Позвольте, Александр Васильевич, мне самому знать, где и как идти, — заметил Каменский, угрюмо взглянув в глаза Суворову.
— Точно, батюшка, так. Ведь я не спорю.
Суворов умолк. Ему надо было одно — убедиться, что главные линии наступления намечал не Румянцев, а Каменский. И потому главнокомандующий не станет гневаться, если в походе генералы в чем-либо разойдутся.
Суворов, выслушав Румянцева, предложил, не выжидая поступков противника, самим его искать и разбить в поле. Для этого надо идти на Базарджик и Козлуджу. И, если тут неприятеля не окажется, скрытно двинуться на Шумлу, прикрывая свои истинные намерения ложным движением к Варие.
— Шумлу штурмовать! — закончил свое предложение Суворов.
— А буде штурм не удастся, идти к Силистрии, — прибавил Каменский.
Румянцев, склоняясь к плану Суворова, внес все же некоторые изменения. Если Суворов и Каменский двинутся разом, то Каменский прикроется им при походе на Базарджик демонстрацией на Варну, а Суворов покажет вид, что угрожает Силистрии, и двинется параллельно с Каменским.
Оба генерал-поручика согласились с Румянцевым. Он предоставил каждому из них действовать по своему соображению, отдав решающий голос Каменскому как старшему по производству, Главнокомандующий, однако, не подчинил ему Суворова.
Румянцев знал характеры обоих генералов: неуклюжий и неповоротливый Каменский являлся как бы отрицанием ловкого, подвижного Суворова. И в уменье управлять людьми, пользуясь не только их достоинствами, но и недостатками, Румянцеву нельзя было отказать. Соревнование Суворова и Каменского
