— Да, — он пришел в себя. — Спасибо.
Он прошел в свою комнату. Еще раз развернул записку. Перечитал.
Записка была короткая: «Я презираю тебя».
— Ладно, — сказал он вслух. — Ваше дело. — Попробовал улыбнуться, но ничего не получилось.
Он скомкал бумагу, швырнул в угол. Стал собирать чемодан. Потом подошел к комку бумаги и поддал его ногой. Развернул его. Перечитал. И вновь скомкал и бросил.
По радио передавали «Последние известия».
ГЭС. Мощная, величественная стройка века — вся в вечерних огнях — среди необъятных просторов.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Иван Дронов
Столичный аэродром встретил суетой и беспрерывными объявлениями о прибытии и отправлении самолетов.
В киоске Новиков взял газеты.
— «Правду», «Известия», «Культуру», «Экономическую», «Спорт». «Вечерка» не нужна.
В машине просматривал газеты. Быстро листал и откладывал в сторону.
На улицах было много людей. Таксист сказал:
— Придется в объезд.
— Почему?
— Сегодня кто-то приезжает. В газете-то есть?
Новиков заглянул в газету.
— Давай в объезд.
— Из Африки? — поинтересовался таксист.
— Нет. — Новиков посмотрел ему в спину. — Политикой интересуетесь?
— Так, — шофер сделал неопределенный жест. — В меру.
Шеф был в хорошем настроении.
— Вы молодец. — Он с удовольствием оглядел Новикова и прошелся по кабинету. — Сидите, сидите. Все очень довольны. Звонили с места. Значит, еще остался комсомольский дух?! Это хорошо!.. — Помолчал. — А Белова нельзя было оставить?
— Никак. Зарвался совсем. И я не отстранял — поставил вопрос.
— Ты знаешь, — он перешел на «ты», что было признаком наивысшего расположения, — его поддерживают Сытов и Руднев. Это их человек.
— Я думал об этом. — Об этом Новиков действительно думал много. — Но он зарвался. Цари иногда любимых бояр выдавали, чтоб спокойно было.
Шеф посмотрел на него долгим изучающим взглядом.
— Вы еще и историю знаете! — перешел он на «вы». — Цари? Цари нам не указ!
— Неудачно пошутил, — улыбнулся Новиков. — Устал.
— Да… — Шеф подумал. — Белов, конечно, хамоват. Надо было его раньше перевести, не доводить до скандала.
— Зарвался.
— Но вы тактичнее об этом расскажите, — покрутил пальцами. — Вы умеете. Как там вообще?
— Замечательные ребята, золотые.
— Хорошо. — И снова перешел на «ты»: — А что за баба с тобой была?
— Какая?
Шеф смотрел на него весело, даже ободряюще.
— Сытов мне сообщил. Интересуется тобой, естественно.
— Встретил одну знакомую… Сестра моего друга.
— А-а… Ну, если знакомую… Иди отдыхай, устал с дороги.
— Ничего. Рано еще уставать.
— Это верно. Говорят, береги честь смолоду, а нам ее всегда в норме надо… А как ГЭС?
— Колоссально.
— Вот все говорят, никак не выберусь.
— Под лежачий камень, говорят, вода не течет. К тому же, и главное, что мы не должны, не имеем права ждать милости от природы, а именно и конкретно: взять и отобрать у нее — и есть наша задача! Что наше — наше, а наше — что ухватим и удержим!.. Не надо путать — что ущипнем или что налапаем… Хотя… хотя?! В общем, конечно, ухватить, взять, урвать!.. Нет, урвать — вульгарно, вульгарно, даже пошло, хотя и по-бойцовски: урвать… «Ждать и догонять»… — тоже хорошая, проверенная жизнью и кипучей действительностью пословица. Что еще можно вспомнить? Может, на данный момент достаточно. Пожалуй… И… мы сами — кузнецы своего собственного… Аллее! — Он подбросил монету. Поймал. Сжал кулак. — Орел или решка — все мое! — Не глядя, отбросил монету. — Волка что кормит? Ноги, ноженьки. Бегунчики! — Сказал весело и нараспев: — Поехали, поехали… Без цветов и водки и без подготовки…
Дверь открыла женщина, обыкновенная городская женщина, после работы, магазинов и кухни.
— Вам кого?
— Мне Дроновых, — сказал Новиков.
— Мы Дроновы.
— Таня дома?
Женщина внимательно посмотрела на него.
— Тани нет.
Новиков подумал. Повернулся было уходить.
— А хозяин дома?
— Дома, проходите.
Хозяин, Дронов Иван Васильевич, крупный, неповоротливый мужчина, сидел перед телевизором и смотрел передачу. Показывали про войну. Документальный фильм.
— Ваня, к тебе пришли.
— Здравствуйте, — сказал Новиков.
— Здравствуйте, — привстал хозяин. — Проходите. Досмотрим передачу? Очень интересная. Воспитательная.
— С удовольствием, — Новиков присел и стал исподволь разглядывать комнату и отца Тани.
На телевизионном экране промелькнули кадры блокады…
Освобожденного Киева.
Освобожденного Белграда.
Поверженного рейхстага.
Салют Победы.
И, наконец, возвращение победителей. Белорусский вокзал. Плачущие от счастья женщины. Растерянные дети. Лица солдат, которые наконец поняли, что войне — конец.
Зазвучала музыка, пошли титры. Дронов выключил телевизор.
— Извините, — сказал он гостю, в его глазах стояли слезы. — Как вспомнишь, сколько пережили…
— Я понимаю, — быстро сказал Новиков. — Я сам блокаду видел.
— Да-а? — и хозяин по-новому посмотрел на гостя. — И родители тоже?
— Отец — еще до войны. А мать на фронте — военврач. Погибла.
Хозяин сокрушенно покивал головой: человек он, видать, был добрый и душевный. И дочь Таня, видно, вся в него.
