пределами такой внутренней самодовлеющей гармонии, далеко не безразлично, по мнению Цицерона. Существует еще «приличие», которое тоже лежит в основе морали, имеющей, однако, внешние мотивы. Замечание продиктовано учением Аристотеля; он устанавливал иерархию человеческих свойств и способностей, как тех, что всецело зависят от души, так и тех, что связаны с потребностями тела. Стоицизм бескомпромиссно суров, и в этом заключена немалая опасность. Философы-стоики, хоть и советуют принимать участие в жизни государства, сами никогда этому совету не следовали, они лишь произносили бесчисленные речи, грубо осуждая все вокруг, и только Панеций в середине II века смягчил их учение, придав ему некоторый оттенок платонизма.
Изложение философии Аристотеля доверено самому старшему участнику беседы — Пупию Пизону; он основывается на провозглашенном Теофрастом принципе «самодостаточности», то есть стремлении всякого живого существа полностью реализовать все, заложенное в него природой. Человек есть существо разумное и общественное, отсюда следует, что нравственно такое его поведение, которое содействует выявлению этой его природы. Все, что содействует самоусовершенствованию, процветанию государства, расширению познаний и составляет «предел», к которому следует человеку стремиться. Идеал, как видим, полностью противоположный идеалу стоиков. «Мы рождены, чтобы действовать», — говорит Пизон, действие же неизбежно предполагает внешний объект, на который оно направлено. Жизнь философа поэтому не может быть сосредоточена только в нем самом. Ее цель — воздействовать на окружающий мир. Наиболее возвышенная форма воздействия осуществляется в пределах общностей, связующих людей, — семьи, дружеского круга, полиса. Общественная мораль таким образом естественно связана с фундаментальными ценностями римской традиции, на которых с незапамятных времен зиждилась семейная и политическая жизнь Рима. Соединение греческой философии с римским общественным опытом привело к тому, что главная добродетель, по Цицерону, справедливость и право в их неразрывной связи; в Греции же первое место обычно отводилось мудрости, то есть добродетели интеллектуальной и в то же время «теоретической». Римская prudentia, считает Цицерон, — основа и источник всех других добродетелей: «Справедливость и право могут соблюдаться лишь человеком, обладающим мужеством и мудростью».
Может ли такой человек быть счастливым, несмотря на все беды, его гнетущие? Он может страдать, может испытывать горечь, но не впадет в отчаяние, не сокрушится духом. Так говорит в диалоге Пизон, и слова его выражают чувства Цицерона после смерти дочери. Философские диалоги этой поры — отнюдь не просто теоретические построения, сконструированные по греческому образцу; при всей учености они — плод глубоких личных раздумий, страданий и опыта.
В конце июня текст диалога «О пределах добра и зла» был передан переписчикам и 10 июля переслан Аттику для публикации. А уже 29 мая Цицерон начал работу над «Тускуланскими беседами», сборником из пяти «чтений» на различные темы, изложенных на вилле в Тускуле перед кружком друзей. Это сочинение также посвящено Бруту. Все пять книг окончены в последние дни августа или, может быть, в самом начале сентября. Творческая энергия Цицерона на протяжении этих месяцев превосходила все человеческие возможности. «Тускулан» ему тоже мало. Философские сочинения, как он считает, недостаточно полно отражают его политические идеи, и он подумывает о создании книг, непосредственно посвященных жизни государства.
Политическое положение тем временем определилось. Битва при Мунде победоносно завершила Испанский поход Цезаря. Помпеянская армия больше не существовала. Гней был убит. Секст бежал. Битва при Мунде произошла 17 марта, но весть дошла до Рима месяцем позже, 20 апреля, накануне праздника Парилий, которым отмечалась каждая годовщина основания Рима. Цезарь отныне — властитель государства. Ходили слухи, что он готовит поход на Восток — отомстить за поражение Красса, смыть бесчестье с имени Рима; подлинная цель была другая: распространить свою власть на весь известный мир, древняя мечта всех великих властителей. Тот же замысел сгубил в свое время Александра Македонского. Пока что Цезарю предстояло преобразовать государство и восстановить порядок; оставить Рим в состоянии разброда, во власти весьма сомнительных личностей было рискованно. Вероятно, Цицерон и Аттик говорили об этом в конце апреля на Номентанской вилле и решили от имени Цицерона направить Цезарю обстоятельное письмо о мерах, которые целесообразно принять. Письмо Цицерон написал 14 или 15 мая по дороге из Астуры в Тускул. Послания такого рода, представлявшие собой, в сущности, небольшие трактаты, были приняты в Греции. Исократ некогда облекал в эту форму свои советы Никоклу, правителю Саламина на Кипре, Зенон с той же целью писал царю Антигону Гонату. В самом Риме Саллюстий дважды обращался к Цезарю с письмами (многие современные ученые считали их поддельными, но теперь выяснилось, что они подлинные). В несохранившемся письме Цицерон, по-видимому, излагал те мысли, о которых шла речь выше; по крайней мере, такое впечатление складывается на основании переписки того времени. Цезарь все еще находился в Испании. Перед тем как отправить письмо, Цицерон показал его Оппию и Бальбу, которые в отсутствие диктатора ведали делами в Риме. Оба отнеслись к письму неодобрительно: в таком виде, считали они, отправлять письмо нельзя. Больше всего, насколько можно судить, оба возражали против упоминания о походе на Восток. Но если о нем не упоминать, пишет Цицерон, письмо сведется к чистой лести и не принесет никакой пользы. Лучше уж тогда хранить молчание.
Отзыв друзей Цезаря вызван их осведомленностью о намерениях Цезаря и добрым отношением к Цицерону — они стремились помешать оратору сделать опрометчивый шаг. Цицерон понимает их намерения, как пишет он Аттику 25 мая; на следующий день, еще раз все обдумав, он окончательно отказывается изменить в письме что бы то ни было; он понимает — Цезарь больше не считает себя просто человеком, он чувствует себя царем; льстить ему Цицерон не хочет. Думать так о Цезаре были все основания. После победы при Мунде, как узнаем мы из рассказа Диона Кассия, сенат принял решение воздать командующему чрезвычайные почести, которые фактически ставили его в положение царя. Сенаторы предоставили Цезарю право соединять в одном своем лице все магистратуры, они распорядились также поставить его статую в храме Квирина, а в пору Торжественных игр изображение его приказали ставить вд колесницу среди изображений богов. Цицерон пишет Аттику: «Разве не заметил ты, что даже великий ученик Аристотеля, при всей его гениальности, при всей удивительной скромности, едва лишь провозглашен был царем, стал спесив, жесток, потерял всякий удерж?» Цезарь, говорит он, находится на том же пути; колесница в процессии на играх, статуя в храме Квирина вскружили ему голову. Восемью днями раньше, узнав, что статуя обожествленного Цезаря будет стоять рядом со статуей Ромула, Цицерон позволил себе кровожадную шутку: пусть лучше Цезарь находится под покровительством Квирина, чем под покровительством Салюты (богини-спасительницы, которая продлевала жизнь). Ведь Ромул, до того как стал богом Квирином, был убит сенаторами на Марсовом поле. На Цезаря ложились пророческие тени. Мысль о смерти тирана впервые появилась на свет.
Раздраженный тем, что письмо его Цезарю не получило одобрения, Цицерон решил вместо него написать некое политическое сочинение и изложить и обосновать в нем те же идеи. Речь шла, как кажется, о диалоге, отнесенном к золотому веку республики, то есть к середине предшествующего столетия. Для работы над сочинением Цицерону понадобились труды Дикеарха (которому столь многим обязан его диалог «О государстве»), и он просит Аттика их выслать, Но, то ли поняв, что момент неподходящий, то ли обнаружив, что не сможет сказать что-либо новое сравнительно со сказанным в 55 году, Цицерон от задуманного сочинения отказался. История с отвергнутым письмом оставила, однако, в душе его глубокий след. На это совершенно ясно указывают «Тускуланы».
«Тускуланские беседы» посвящены пяти вопросам, которые по традиции обсуждались в школах философов. Первая беседа посвящена смерти. Является ли смерть злом? Если эпикурейцы правы и умерший человек перестает что бы то ни было чувствовать, то она не может быть злом, а в некоторых случаях может даже стать благом. Если же душа бессмертна, значит, она божественна по своей природе и, следовательно, расставшись с телом, устремляется к богам в горние пределы, где ее ожидает блаженство. Утверждать здесь с полной очевидностью ничего нельзя, но все же последнее предположение представляется самым вероятным. В ходе этих рас-суждений Цицерон между прочим воздает хвалу «великим мужам», которые, перед тем как уйти из жизни, стараются дать людям законы, определенные установления, оставить след в «делах народных», res publica, подобно тому как поступают добрые отцы семейств, бросая в землю семена деревьев, тенью которых будут наслаждаться их дети и внуки. То был явный призыв, обращенный к Цезарю, заслужить чем-то подобным благодарную память потомков; Цицерон пытается придать смысл его обожествлению. Если Цезарь даст Риму истинные законы, он будет на небесах рядом со Сципионом.
Во второй беседе обсуждается вопрос о страдании. Действительно ли оно есть худшее зло, на которое
