– Надо же! – произнес уважительно Костюков. – В роду одни царедворцы были, а он вот музыку пишет.
– Благородство крови не скроешь. Если у тебя предки были из высоких сфер, так от судьбы не уйдешь, тоже будешь витать в эмпиреях.
– И что – приезжает сюда? – проявил интерес Костюков.
– Раньше не было. А последние месяцы появляется. Сейчас многим это нравится – чтобы их благородное происхождение подтвердилось.
– С чего же он так вдруг вспомнил о предках? Или не знал?
– Не знал, – сказала женщина. – Ему недавно сообщили. Он к нам приехал. Мы все-таки музей, у нас фонды. Оказалось, что много чего есть по Тишковым. Вот отдельную экспозицию подготовили. Раньше у нас тут было про сельское хозяйство и развитие местной промышленности. Теперь поменяли. Игорю Александровичу понравилось, что о его предках помнят. Даже денег музею дал. Мы фасад подновили. Новые стеллажи для фондохранилища купили.
– А люди как относятся? – кивнул на музейные экспонаты Костюков. – Проявляют интерес?
– Наши не ходят, – ответила женщина. – Не до того. У каждого ведь огороды. А детишек, когда в школе учеба идет, сюда приводят на экскурсии. Им нравится. Потому что экскурсия вместо урока, – засмеялась она.
И Костюков засмеялся с нею вместе.
– Но неужели взрослые совсем не интересуются?
– А что тут интересного? – пожала плечами смотрительница. – Ну, были помещики. Так их на Руси жили тысячи. Вся земля кому-нибудь да принадлежала. Вот повесили мы тут портреты, – кивнула на картины в золоченых рамах, – а ведь ничто не атрибутировано. Что за художник, когда картина написана – ничего не известно.
– Да и Тишковы ли это – еще большой вопрос, – подсказал Костюков.
Прежняя работа наградила его таким качеством, как профессиональный цинизм. По повисшей вдруг паузе он догадался, что и его собеседницу давно терзают сомнения.
– Проверяем, – сказала наконец женщина. – Музейное дело неспешное. Потому мы всем и отвечаем: пусть эксперты сначала разберутся, потом сможем что-либо сказать.
– А кому вы так отвечаете? Интересовался кто-то?
– Люди любопытствовали. У директора нашего, Андрея Андреевича, спрашивали.
– Кто?
– Я не знаю. Приезжали какие-то люди из Москвы. Хотели фильм снимать.
– Про ваш музей?
– Зачем про музей? Про род Тишковых.
– Мужчины были? – сразу же догадался Костюков.
– Да. Двое.
Кто бы сомневался. Вот они под каким соусом сюда прикатили. Фильм снимать. Легенда настолько удобная, что не подкопаться.
– Ну и как? – осведомился Костюков. – Работа у них успешно продвигается?
Хотя ответ он знал заранее.
– Никак она у них не продвигается, – оправдала его ожидания смотрительница. – Не получилось.
– Почему?
– Андрей Андреевич не согласился.
– Почему? – повторил Костюков.
– Я не знаю, – поджала губы женщина, демонстрируя нежелание далее обсуждать эту тему.
Что-то там такое было, о чем она знала, но чем не хотела делиться со случайным человеком.
– Строгий он у вас, наверное, – Андрей Андреевич, – сказал Костюков.
– Он у нас хороший. Замечательный, можно сказать, человек.
– А поговорить с вашим замечательным человеком я могу?
– У него на первом этаже кабинет. Как по лестнице вниз спуститесь, так сразу налево.
Оформление директорского кабинета одновременно и озадачило, и обрадовало Костюкова. Над столом красовался портрет российского президента, а напротив, как раз над входной дверью, висел портрет Ленина. Вот это-то и вдохновило Костюкова. Он любил общаться с людьми осторожными, понимающими, что жизнь – штука сложная и произойти в ней могут самые разные метаморфозы.
Сразу показывать свое удостоверение Костюков не стал.
– Я из охранного агентства «Барбакан».
Только после этого выложил удостоверение. Андрей Андреевич тотчас же посуровел и подобрался. Стало ясно, что разговор у них получится.
– Служебное расследование, – сказал Костюков веско. – Открылись некоторые факты. Требуется ваша помощь.
Андрей Андреевич чуть склонил голову, изъявляя готовность помочь.
– Фамилия Марецкий, как я понимаю, вам известна, – продолжал Костюков. – Но нас интересует не он, а люди, которые приезжали к вам недавно с намерением снимать фильм о роде Тишковых.
Что-то похожее на тень пробежало по лицу Андрея Андреевича.
– Кто они? – спросил Костюков. – Откуда? О чем с вами говорили?
– Телевизионщики. Для канала «Культура» стараются.
– Они вам свои координаты оставили?
– Нет.
– А представились? Имена свои назвали?
– Нет.
– То есть, кто они и откуда, вы сказать не можете?
– Не могу, – подтвердил осторожно Андрей Андреевич. – Только то, что они сами мне сообщили.
У него был вид человека, вдруг обнаружившего себя на одинокой зыбкой кочке среди топкого болота, в котором брода нет и где так легко утонуть, стоит лишь сделать шаг в сторону.
– Нам известно, что вы им отказали, – сказал Костюков.
Андрей Андреевич был неприятно удивлен осведомленностью собеседника.
– Не то чтобы отказал, – произнес он неуверенно.
– А причина в чем? – напористо спросил Костюков.
– У нас тут тихое место. Зачем какие-то телевизионщики? Суета одна.
Не хотел Андрей Андреевич объяснять причину своего отказа.
– Извините, но так у нас беседа не получится, – сообщил ему Костюков. – Вы поймите, что идет доследственная проверка. Сейчас я к вам пришел почти как частное лицо. Мы тут с вами сидим, кофе пьем…
Никакого кофе они не пили, конечно, и Андрей Андреевич, обнаружив собственную промашку, расстроился еще больше, но Костюков продолжал, не обращая внимания на состояние своего собеседника:
– И все у нас с вами почти по-домашнему. А может быть иначе. Вызов к следователю, повестка, беседа под протокол с уголовной ответственностью за дачу ложных показаний…
– А вы разве следователь? – уловил несоответствие Андрей Андреевич.
Тогда Костюков снова выложил перед ним свое раскрытое удостоверение, где он был запечатлен в форме офицера милиции, и спросил, многозначительно глядя на собеседника:
– Вам известно, что такое документы прикрытия?
Он блефовал, но сработало.
– Понимаете, – пробормотал Андрей Андреевич. – Просто еще рано.
– Это вы о чем?
– О съемках этих. О том, чтобы на всю страну. У нас ведь экспозиция новая. Я про Тишковых сейчас говорю. Там еще много работы. Предстоит атрибутировать некоторые экспонаты.
Что-то у них с этими экспонатами не клеилось. И смотрительница об этом говорила.
