комедию разыграл. Сидел в зале суда с отсутствующим видом, будто его происходящее не касается. Не помню, мол, ничего, память отшибло – и спроса с меня нет. Но его на чистую воду быстро вывели.
– Каким образом?
– Посадили в просмотровом зале одного и стали ему кинохронику крутить. Вот он парад принимает, вот с Гитлером о чем-то беседует. В общем, его прежняя жизнь, где он был в силе. Приятные воспоминания, он даже прослезился, смотрел с улыбкой умиления на себя прежнего. А его тем временем снимали скрытой камерой. Пленка потом и послужила доказательством, что он все помнит, ничего не забыл.
– Ловко! – сказал Большаков. – Но с этим сложнее все.
– Почему?
– Он не говорит, что у него память отшибло. Наоборот, все помнит. Но утверждает, что видит все во сне. Этакое раздвоение личности.
– А может, и вправду он что-то такое во сне видел?
– Ну что вы, в самом деле, – поморщился Большаков. – Его девушка опознала, на которую он напал. Картина абсолютно ясная.
– Хорошо, я посмотрю на него, – согласился Хургин.
– Когда мы сможем это сделать?
– Завтра, например.
– Но только в первой половине дня.
– Как скажете… А как он вам самому показался? – неожиданно спросил Хургин.
– Кто?
– Убийца.
– Нормальный парень. Аспирант.
– Аспирант? – изумился Хургин.
– Да. Филолог.
– Ну надо же. Мир перевернулся. Чеховы и Толстые взяли кистени и вышли на большую дорогу. Что с тобой, Русь? Чего ради он убивал, кстати?
– Из-за денег. Банальные грабежи.
– Я совсем перестал понимать жизнь, – признался Хургин. – Иногда хочется заснуть и не просыпаться.
Глава 20
В Козлове была какая-то заторможенность. Он вошел медленно в кабинет, так же медленно преодолел расстояние от двери до стула.
Хургин сидел в углу и внимательно рассматривал вошедшего. Козлов бросил на незнакомого ему человека быстрый взгляд и тут же опустил глаза.
– Побеседуем, – предложил Большаков.
Он брал инициативу на себя, и Хургин мог наблюдать за Козловым в естественной обстановке.
– В прошлый раз мы остановились на твоих снах. Я так и не понял: ты в подробностях все видишь?
– Да.
– Всю обстановку в квартире, отдельные предметы?
– Да.
Каждый раз Козлов, прежде чем ответить, выдерживал паузу. Казалось, что даже самый простой ответ дается ему нелегко. Не то чтобы он раздумывал, как ему выгоднее было ответить, а просто не знал, что сказать, выискивал где-то в глубинах памяти вот это простое слово «да».
– И себя тоже видишь?
– Где?
– В своих снах?
– Нет.
– А откуда же ты знаешь, что это ты? – удивился Большаков.
Этот вопрос совершенно поверг в уныние Козлова. Он долго раздумывал, явно не зная, что ответить.
– Просто знаю, что это я, – ответил он мрачно.
– Подруга твоя, Ольшанская, показывает, что ты среди ночи вскочил, якобы увидев во сне убийство. Было такое?
– Было.
– А дальше что?
– Когда это – дальше?
– Ты ведь опять потом заснул. Заснул?
– Да.
– А продолжение сна видел?
– Нет.
– А что ты видел?
– Я видел…
Козлов едва начал фразу и тут же ее оборвал. Сидел на стуле, сжавшись в комок, будто хотел стать еще меньше, чем был на самом деле.
– Ну! – нетерпеливо произнес Большаков.
– Я не помню, о чем мы с вами говорили, – сказал Козлов.
– Когда говорили?
– Только что. Мысли оборвались. Какая-то пустота в голове.
Большаков бросил красноречивый взгляд на притаившегося в углу доктора – каково, мол? Потом сказал, демонстрируя ангельское терпение:
– Мы говорили о твоих снах. Ты в них видел все подробности происходящего. Но если тебя будили неожиданно…
Козлов вдруг закрыл лицо руками и замотал головой:
– Я нить разговора теряю. Вот слушаю вас сейчас и не могу за словами уследить.
– Скажите, а как вы общаетесь со своими близкими? – неожиданно подключился к разговору до сих пор безмолвный Хургин.
Козлов медленно обернулся и посмотрел на доктора.
– Вы женаты? – спросил Хургин.
– Нет.
– У вас есть близкие друзья?
– Нет.
– Ну хоть кто-нибудь, с кем вы встречаетесь достаточно часто?
– Вольский.
– Это кто?
– Профессор. Мой научный руководитель.
– Вы ему симпатизируете?
– Да.
– И у вас хорошие отношения?
– Не совсем.
– Почему?
– Из-за моей диссертации, наверное.
– А что такое с вашей диссертацией?
– У меня пропал интерес к работе.
– Апатия, да? Ничего не хочется делать?
– Да.
– И начались конфликты с этим вашим профессором, – сказал понимающе Хургин.
– Да.
– Давно?
– Нет, не очень.
