– По закону могут заставить отработать еще две недели.
– Не заставят.
– Уверен?
– Да.
– Что ж, приходи. Когда появишься, спросишь Виталия Викторовича, – Подбельский на провожатого Пашиного кивнул. – Он теперь тобой заниматься будет.
Руки над крышкой стола приподнял, показывая, что разговор окончен. Паша кивнул, прощаясь, и к двери развернулся, и вдруг Подбельский ему в спину вопрос задал:
– А ты меня ни о чем спросить не хочешь?
В вопросе плохо скрытое удивление читалось.
– О чем я спрашивать должен?
– О зарплате, например.
Все-таки о зарплате ему следовало спросить. Иначе получалось, что к Подбельскому он по какой-то иной, неведомой причине рвется. Это подозрительно. Первый прокол.
– Если вы заинтересованы, – сказал Паша медленно, – то и платить будете нормально.
Подумал, добавил:
– А не были бы заинтересованы – не приглашали бы для этого разговора.
Он точно свой ответ выстроил. Теперь так получалось, что не он, Паша, интерес проявлял. Что это самого Подбельского инициатива.
Подбельскому ответ понравился. Он голову склонил благосклонно – и на этом беседа их завершилась.
Виталий Викторович, по-прежнему угрюмо-молчаливый, Пашу до выхода довел и только здесь с ним распрощался.
Охранник у двери смерил Пашу заинтересованным взглядом.
– Пока, – сказал ему Паша. – До встречи.
И пошел по улице. Он шел прямо, плечи развернув, и был похож на человека, уже много в этой жизни повидавшего. У него сегодня особенный день был. Он прямо на жертву свою будущую вышел – и уже знал, что все у него получится.
41
Дегтярев из-за стеллажей вынырнул словно призрак. Был желт лицом отчего-то, или ночью недоспал, или здоровье пошаливало.
Паша ему молча кивнул и продолжал деловито вещи свои в сумку складывать.
– Случилось что? – поинтересовался Дегтярев.
– Ты о чем?
– Спецовку свою почему забираешь?
– Ухожу, Дегтярь. Оставляю на тебя все складское хозяйство.
– Брось! – сказал Дегтярев недоверчиво. – Быть не может.
– Что ж мне, всю жизнь в грузчиках ходить?
– На повышение пошел? – осведомился Дегтярев осторожно.
– Вроде того.
– И где ж ты теперь будешь пользу Родине приносить?
– В охране.
– Охранять-то что будешь?
Паша засмеялся. После паузы сказал:
– Человека одного.
– Героя-папанинца? – уточнил Дегтярев. – Или космонавта какого секретного?
Паша на него взглянул тяжело, но промолчал. Закончил вещи складывать, сумку незастегнутую в сторону отодвинул.
– Паш! – прогундосил Дегтярев. – Ну не темни! А? Скажи, куда идешь. Может, и я туда.
– Тебе нельзя туда, – сказал Барсуков серьезно. – Туда маленьких не берут.
– Во мне метр семьдесят восемь роста, – оскорбился Дегтярев.
– Вот я и говорю – маленьких не берут.
Паша вдруг вспомнил о чем-то, руку в сумку запустил и извлек оттуда флакон с туалетной водой.
– Держи, – сказал. – На память.
– Ух ты! 'Месье N'. Как у тебя, да, Паш?
– Это я тебе свой дарю.
Тогда, в кабинете, Паша уловил исходящий от Подбельского запах. Это был запах силы. Запах уверенности. Таким запахом зверь дает понять, что готовится к нападению. 'Месье N' – вода для слабых и неудачливых. Это Паша понял.
Дегтярев в руки флакон взял, рассматривал его почти восхищенно.
– Ты, видно, на хорошее место идешь, – сказал наконец. – Кого охранять будешь все-таки?
– Сказал же – человека одного.
– Буржуя? – вдруг осенило Дегтярева.
Паша мускулом лица дернул, и это от Дегтярева не укрылось.
– Ба! – сказал он потрясенно – Наш Робин Гуд в услужение подался! И к кому? К краснопиджачным!
– Я никуда не подался! – зло ответил на это Паша.
– Они плохие, Паш! – продолжал Дегтярев, словно его не слыша. – Они бяки! Они из трудового народа кровь пьют!
– Отделал бы я тебя! Но не хочется в последний день…
– А что случилось, Паш? Почему этот день для тебя последний? У тебя-то как раз новая жизнь начинается. Новые интересные люди. А?
Паша сумку наконец застегнул, закинул ее на плечо.
– Дурак ты, Дегтярь. И был им всю жизнь.
– Маленького любой обидеть может, – сказал Дегтярев понимающе.
– А ты не лезь под колеса, тебя и не раздавят.
Паша это почти по-дружески сказал. Не хотелось ссориться на прощание. И чтобы свое расположение выказать, спросил, в глаза Дегтяреву заглядывая участливо:
– Ты почему выглядишь неважно?
– Нет, нормально все, – встрепенулся Дегтярев и даже улыбнуться попытался, но в глазах его Паша теперь уже точно видел тоску.
– Я же вижу! Что-то серьезное, да?
– Розу убили.
От этих слов Паша вздрогнул, не смог удержаться. Долго смотрел на Дегтярева молча, а со стороны это выглядело, будто не понимает он, растерялся просто и не знал, как ему на слова Дегтярева реагировать следует. Дегтярев заметил его растерянность и пояснил:
– Это та самая Роза, которая на моем дне рождения была.
– Неужели? – смог изобразить накатившее внезапно изумление Паша.
– Да. Девять ножевых ранений.
– Кто?
Спросил и опустил глаза, а руки в карманах в кулаки сами собой сжались.
– Не знаю. Ее в квартире нашли. Лежала в луже крови.
Паша глаза смог поднять наконец и увидел – у Дегтярева губы дрожат, вот-вот заплачет. 'Он на нее виды имел, – осенило вдруг Пашу. – Точно-точно, неспроста у него глаза такие были, когда я Розу с вечеринки уводил. Дегтярь тогда за напускным весельем боль свою скрывал. Так и держал бы подле себя
