– Где ты сейчас, Паша? Чем занимаешься?
– В конторе одной работаю.
– Интересная работа?
Мария Никифоровна взяла его под руку, и они пошли по улице.
– Интересная, да, – сказал Барсуков после паузы.
Учительница заглянула ему в глаза и улыбнулась. Ее улыбка была доброй.
– Я так рада, что тебя встретила. Я всем своим бывшим ученикам радуюсь, но сейчас просто счастлива. Ты не женился?
– Уже развелся.
Мария Никифоровна взглянула на него тревожно-вопросительно.
– Стервой оказалась, – пояснил коротко Паша.
Учительница кивнула, соглашаясь. Действительно, надо быть дрянью, чтобы не ужиться с таким славным парнем.
– На работе все нормально?
– Да.
– Я рада за тебя. Знаешь, я ведь всегда выделяла тебя в школе.
Это было правдой. Паша почувствовал, как сжалось у него сердце. Ему было тепло и хорошо сейчас – как бывает рядом с матерью, когда она одаривает лаской.
– Я знала, что ты вырастешь Человеком. С большой буквы, понимаешь?
Он кивнул.
– Верила в тебя. И не обманулась. Да?
Заглянула в глаза требовательно. Паша кивнул и отвернулся. В нем поднялась теплая волна, и он испугался, что сейчас выступят слезы. Лоточник у дороги продавал цветы.
– Идемте, – сказал он.
– Куда?
– Идемте, идемте.
Лоточник смотрел на них благожелательно и с ожиданием.
– Розы, – попросил Паша. – Пять штук. Вот эта… и эта…
Он начал перебирать цветы, но вдруг откуда-то сбоку появился невысокий парень, пахнул на Пашу дорогой французской водой, сказал лоточнику торопливо:
– Леша! Букетик, быстренько!
Паша на парня взглянул выразительно, а тот его даже взглядом не удостоил, извлек из кармана хороший кожаный бумажник.
– Я первый, – сказал Паша и сразу же понял, как глупо это звучит.
– Что? – обернулся наконец парень.
У него был такой вид, будто Пашино присутствие он обнаружил только что. Да так оно и было, наверное. Мария Никифоровна стояла рядом и все это видела. Паша понял: что бы он ни сказал сейчас – все будет нелепо. Лоточник уже собрал букет и вкладывал его в шелестящий пластиковый футляр. Мария Никифоровна дотронулась легонько до Пашиной руки. Парень взял цветы и ушел.
– Я вас слушаю, – сказал лоточник благожелательно.
Его вежливость казалась теперь издевательской.
– Пять роз! – сказал Паша, злясь.
Отвернулся. Тот парень, что купил цветы первым, входил в двери стоящего через дорогу дома.
– Какие розы выбираете? – спросил продавец.
– Самые красивые, – буркнул Паша, не оборачиваясь.
Рядом с дверью, за которой скрылся парень, висела какая-то табличка. Паша силился прочесть, что на ней написано, но не смог.
– Пожалуйста, – протянул лоточник букет.
Паша расплатился, обернулся к учительнице:
– Это вам.
– Мне? – Она искренне удивилась. – Пашенька!
– Берите, – сказал Барсуков, внутренне раздражаясь. От того доброго состояния души, которое переполняло его еще три минуты назад, не осталось и следа.
– Какие чудесные розы, – сказала негромко Мария Никифоровна. – А пахнут как! Спасибо, Паша.
Она улыбнулась вдруг.
– Если бы я знала, что цветы ты покупаешь мне…
– И что же?
– Я увела бы тебя оттуда.
Сказала так, наверное имея в виду того хама. Паша сузил зло глаза и отвернулся. Они прошли довольно значительное расстояние, прежде чем он произнес:
– Ненавижу таких.
– Каких?
– Таких, как этот хлыщ, который влез без очереди. Я их голыми руками душить готов!
– Пашенька…
Но он уже не мог сдержаться и заговорил горячо, почти закричал:
– Все дозволено им! Не дозволено даже, а сами, сами захапали себе право решать, что хорошо, что плохо. И везде вокруг них – нищета, горе, слезы и подлость, подлость!
Нервно рванул ворот рубашки. Нехорошо сейчас выглядел, страшно.
Мария Никифоровна вздохнула:
– Хамства и несправедливости больше стало. Время такое, Пашенька. Страшное время.
Она уже не выглядела счастливой, как полчаса назад.
– Как тяжело. Жить невозможно стало просто.
Она не имела права так говорить. Потому что всю жизнь была для Паши учительницей – человеком, который всегда и все знает. Ему хотелось ей помочь, он вспомнил вдруг, что знает способ, как с действительностью примириться, что не все так страшно, и он сам в растерянности пребывал еще совсем недавно, еще несколько дней назад, но сейчас вот изменилось для него все, он даже к Марии Никифоровне обернулся, чтобы своим секретом поделиться, все готов был ей сейчас рассказать – и о бедах своих, о неприкаянности и о том, как пришло облегчение со смертью ненавистного Самсонова, – но только успел об этом подумать и не сказал ничего вслух. Он вдруг увидел перед собой слабую пожилую женщину в нелепом поношенном берете, который носила она, наверное, еще со времен своей молодости. Что она могла сделать? Ей не дано было быть сильной. Только он, Паша, может ее защитить.
– Я рада, что ты не такой, как они. В тебе осталась чистота, за которую я тебя всегда любила.
Улыбнулась.
– Я всегда верила в тебя. – Но он не смог защитить ее сейчас там, возле лотка с цветами.
– Ты многого добьешься.
– Да.
Он вдруг остановился.
– Я, наверно, задерживаю тебя? – обеспокоенно спросила Мария Никифоровна.
– Нет, что вы.
Но сам демонстративно посмотрел на часы.
– Ты иди, Пашенька. Рада была тебя увидеть. – Сжала легонько его руку. – И спасибо за цветы.
– Не надо благодарить. До свидания, Мария Никифоровна.
– До свидания.
Барсуков перебежал через дорогу и пошел обратно. Лоточник все так же стоял со своими цветами. Но теперь его и Пашу разделяла пыльная лента дороги. Возле здания, в котором скрылся парень с букетом цветов, Паша не убавил шаг, лишь повернул голову и скользнул равнодушным взглядом по вывеске у двери. Там было только два слова: «Фирма „Спектр“.
Барсуков миновал перекресток и в киоске купил несколько газет – тех, в которых было много рекламы.
