одну за другой, но постранично не перелистывал, экономя время. Среди газет обнаружились: открытки с видами Кипра (без текста), туристические буклеты, заграничный паспорт Ведьмакина Никифора Александровича. Корнышев пролистал страницы паспорта. Всего одна виза: двухтысячный год, Греция. Штампы о въезде и выезде. Младший Ведьмакин провел в Греции всего одну неделю. Озадаченный Корнышев еще раз пролистал страницы паспорта, но результат был прежний. Тогда он вернулся к стопкам книг и выбрал все путеводители, которые там были. Путеводитель по Греции есть. Но еще есть путеводители по Франции, по Великобритании, по Лихтенштейну, по Швейцарии… По Швейцарии? Алла Михайловна рассказывала о том, как она со своим супругом летала в Швейцарию. И их там встречал молодой человек. Немногословный. С короткой стрижкой. Лет двадцать пять – двадцать семь. И Ведьмакиной в тот раз показалось, что этот молодой человек – коллега ее мужа.
Корнышев стал листать путеводитель по Швейцарии, внимательно просматривая страницу за страницей. И где-то в середине книги на белом поле рядом с текстом он увидел вписанный от руки набор цифр. Явно телефонный номер. Первые несколько цифр заключены в скобки, так обычно делают, выделяя телефонные коды страны и города, где находится абонент. Корнышев отыскал в путеводителе раздел, посвященный телефонной связи в Швейцарии. Все правильно он понял. Код Швейцарии. Код города Цюриха. И телефонный номер абонента в городе Цюрихе.
В других путеводителях, которые с таким же тщанием изучил Корнышев, никаких пометок он не нашел.
И вообще ничего интересного он больше в комнате Никифора не обнаружил. Если не считать сумму денег в шестьсот пятьдесят кипрских фунтов, спрятанную в корпусе музыкального центра. Осматривая пластмассовый корпус, Корнышев обратил внимание на то, что крепежные винты уже кто-то вывинчивал из гнезд – были видны царапины. Он вывернул винты, воспользовавшись тонколезвийным ножом для резки сыра. За пластмассовой крышкой, аккуратно обернутые прозрачной пластиковой пленкой лежали деньги. По всей видимости, Никифор собирал их для какой-то серьезной покупки. Или на черный день.
У Екатерины была отдельная комната. Здесь больше порядка, чем в комнате Никифора, но и больше вещей. Корнышев осматривал вещи с придирчивой внимательностью многоопытного завхоза. С тряпками, со всеми этими платьицами-юбочками-трусиками, он управлялся быстро, зато на книгах застрял, помня о сделанном в комнате Никифора открытии. Здесь были книги о природе. Были книги о Москве. Но больше всего литературы о Кипре. В книгах о Кипре тут и там встречались аккуратные пометки, сделанные иногда карандашом, а иногда маркером. Корнышев поначалу заинтересовался, но очень скоро понял, что пометки, скорее всего, сделаны рукой или Екатерины, или ее матери в процессе подготовки к очередным экскурсиям по острову. Ради эксперимента Корнышев даже попытался читать все отмеченное подряд – получился лаконичный, но вполне связный текст, набор самых ярких фактов, какими обычно гиды потчуют во время экскурсий своих подопечных. Никаких других записей Корнышев не нашел.
Потом его заинтересовали фотоальбомы. Два альбома с фотографиями, сделанными обычной «мыльницей», если судить по качеству снимков, но зато на всех снимках присутствовали даты и время, когда эти снимки были сделаны. Начиналась фотоэпопея еще в Москве. Девяносто восьмой год. Семейство Ведьмакиных в полном составе и по отдельности: на Красной площади, на Пушкинской площади, в каком-то тихом и явно московском переулке, на Воробьевых горах, на уже знакомой Корнышеву улице Нижняя Масловка.
Да ведь это они прощались с Москвой, догадался Корнышев. Девяносто восьмой год. Алла Михайловна сказала, что в том году ее супруг задумал перевезти семью на Кипр. И вот в редкие свободные дни, когда вся семья была в сборе, они ходили по Москве, запечатлевая себя там, где никогда им уже больше не бывать. Может быть, Катя этого не знала, может быть, Никифор не догадывался, но старший Ведьмакин в то время уже почти наверняка знал, что больше они в Москву не вернутся. По крайней мере, всей семьей. Он увозил жену и детей навсегда. Снимок за снимком. Прощание с городом. Даты меняются. Уже девяносто девятый год, но все еще Москва. И вдруг – Кипр, аэропорт, озабоченный глава семейства Александр Никифорович Ведьмакин грузит на тележку чемоданы с бирками Аэрофлота, кто-то из близких подгадал момент, сфотографировал, фиксируя первые минуты пребывания семьи на Кипре. А кто это там помогает Ведьмакину управляться с тяжелыми чемоданами? Да это же Ваня Алтынов! Загорелый и веселый.
Корнышев выдернул фотографию из-под прозрачной пленки, всмотрелся внимательно. Да, это Ваня Алтынов, никакой ошибки.
Он просмотрел все фотографии, но на остальных снимках были либо виды Кипра, либо представители семейства Ведьмакиных. И ни одного чужого лица. Даже изображений Алтынова больше не обнаружилось.
Из остальных предметов, хранящихся в комнате Екатерины, внимание Корнышева привлек только небольшой ключ, найденный им в столе. Ключ лежал не в одном из ящиков стола, а в тумбе, в которой эти ящики располагались. Сначала Корнышев изучил содержимое ящиков, а когда там не обнаружилось ничего интересного, он эти ящики из тумбы один за другим вынул. Ключ лежал внизу, под самым нижним ящиком, и им давно уже не пользовались, если судить по скопившейся на нем пыли.
За несколько часов Корнышев осмотрел весь дом. Последней комнатой, подвергнутой его пристальному осмотру, была спальня супругов Ведьмакиных. Алла Михайловна крепко спала и никак не реагировала ни на яркий свет, ни на производимый Корнышевым шум.
Эта комната отняла у Корнышева едва ли не столько же времени, сколько остальные помещения дома, вместе взятые. Здесь Ведьмакина хранила бумаги семейного архива, и Корнышев внимательно просмотрел каждый документ, даже если это был обычный кассовый чек из магазина, который по каким-то причинам Ведьмакины в свое время не выбросили. Нигде Корнышев не обнаружил следов больших денег. Ничего такого, что свидетельствовало бы о безбедной жизни Ведьмакиных. Единственной ценностью, если судить по документам, был вот этот дом, в котором находился Корнышев, но такой дом мог позволить себе купить не только российский бизнесмен средней руки, но и любой москвич, продавший свою трех- четырехкомнатную квартиру, расположенную где-нибудь в пределах Садового кольца. Ничего исключительного, совершенно заурядное дело.
Завершив осмотр, Корнышев вернулся к своим находкам. Ключ и путеводитель по Швейцарии с вписанным в него от руки телефонным номером. Что-либо рассказать о ключе могли только Ведьмакины, и Корнышев спрятал этот ключ в карман. А с телефонным номером можно было поработать прямо сейчас.
Корнышев спустился в гостиную и с домашнего телефона Ведьмакиных позвонил в Цюрих. Длинные гудки. Корнышев обрадовался, услышав их: найденный им в путеводителе номер – не пустышка.
– Алло? – сонный мужской голос.
В Цюрихе ночь. Какая у них с Кипром разница во времени?
– Здравствуйте, – сказал по-русски Корнышев.
– Здравствуйте, – по-русски ответил мужчина, и Корнышеву показалось, что его собеседник стремительно выкарабкивается из трясины сна. – Я вас слушаю.
Да, сонливость в его голосе растаяла бесследно.
– Извините, если я вас разбудил, – сказал Корнышев.
– Это не страшно. Но ваш голос мне незнаком. Может быть, вы ошиблись номером? Вы позвонили по номеру…
Он продиктовал номер, до последней цифры совпадающий с тем, что был записан в путеводителе.
– Я звоню именно по этому номеру, – подтвердил Корнышев.
– Я вас знаю? – спросил его собеседник.
– Думаю, что нет.
– Может быть, у нас есть общие знакомые? Назовите фамилию человека, которого мы с вами оба можем знать.
Это был бы странный разговор, если бы он не был проверкой. Это тест, понял Корнышев. Он должен произнести фамилию-пароль, а если он сейчас этого не сделает, то никто и никогда, возможно, больше не возьмет трубку на том конце провода, или брать будут, но там уже никогда не заговорят по-русски…
– Ведьмакин, – сказал Корнышев.
Пауза, подтверждающая, что пароль назван верно. Фамилия эта, по крайней мере, собеседнику
