за имя такое? Кто этот человек?.. Глазами хлопает. Не помнит.
– Послушай, лучше бы меня в это все никак не впутывать.
– Не понял! – с неприязнью глянул Горецкий.
– Илья! Я знаю, что ты ко мне – со всем почтением. Знаю, что считаешь меня хорошим специалистом. Но эта ваша служба… Где ты сейчас работаешь… Если я правильно понимаю, конечно… Я хотел бы от всего этого подальше держаться. Я в шоке, если честно, если моя Женька и этот вот мужик так тесно связаны, и ФСБ этим делом занялось – тут дело швах, и надо прятаться, а не консультировать своих старых друзей.
– О каких консультациях ты говоришь?
– Ты хочешь, чтобы я тебе помог с мужиком этим разобраться? – прямо спросил Глеб.
– В общем, да.
– Нет, Илья, я этим заниматься не буду. Я бы тебе помог…
– Да не мне бы ты помог, – поморщился Горецкий. – Ты решил, что я хочу, чтобы ты меня негласно консультировал? Чтобы я с твоей помощью мужика этого расколол, и мне за это от моего начальства очередная звездочка на погоны и прибавка к зарплате, а тебе от меня бутылка французского коньяка в благодарность за помощь?
По глазам собеседника Горецкий видел, что нечто подобное Глеб и предполагал.
– Я тебе сейчас все расскажу, – пообещал Горецкий. – Выдам страшную тайну.
– Не надо! – слабо запротестовал Глеб.
– А без этого ты ничего не поймешь и ничему не поверишь, – убежденно сказал Горецкий. – Ты помнишь президентские выборы девяносто шестого года? «Голосуй или проиграешь!», президент танцует на сцене, коробка из-под ксерокса, олигархи…
– Помню, конечно.
– Тогда власть едва не облажалась. Судьба президента висела на волоске. Рейтинг был где-то в районе нуля, демократия в опасности, красно-коричневые рвутся к власти. Помнишь этот психоз?
– Помню. Истерия была что надо.
– Да. Но обошлось. Пришли на помощь олигархи, дали денег, демократию спасли. Но страх запомнился.
– Я уже успокоился, – сказал Глеб. – Давно забыл.
– Я не про тебя. Я про тех, кто наверху. До них наконец дошло, что если у тебя есть власть, а денег нет, то и власти очень скоро не будет. И они стали копить деньги. Личная заначка президента. На тот случай, если в следующий раз олигархи передумают помогать. Стали создавать такой секретный фонд.
– Президент стал создавать?
– Я не думаю, что лично президент. Короля ведь делает свита. Но это сейчас совсем неважно – знал он или не знал. Главное, что точно известно: этот фонд есть, деньги туда перекачивались. Сведений мало, все засекречено, и документов пока никаких не удалось найти, все пока что рассчитано эмпирически, на глазок прикинули, сколько в том фонде денег может быть. Ориентировочно – двадцать пять миллиардов долларов.
Глеб слушал молча и никак не реагировал. И цифра, названная Горецким, его вообще явно не поразила. Большие деньги, даже очень большие деньги, когда они принадлежат не тебе, а кому-то другому, а тебе они не достанутся никогда и вообще никакого влияния на твою жизнь оказать не способны – ну и какой же к этим деньгам у тебя может быть интерес?
– И эти деньги пропали, – сказал Горецкий. – Просто исчезли.
– Разворовали? – понимающе посмотрел Глеб.
Ничего, мол, удивительного. Знаем, где живем. Я, мол, что-то такое и предполагал с самого начала. Ты еще только начал свой рассказ, а я уже заподозрил, что чем-то таким некрасивым все и закончится.
– Нет! – уверенно сказал Горецкий. – Эти деньги есть! Они где-то лежат! И никто не знает где! Вот этот мужик знает, – взмахнул фотографией Ведьмакина. – Но он забыл!
Вот только теперь, когда абстрактные двадцать пять миллиардов вдруг оказались связаны с конкретным человеком, которого Глеб видел лично, он будто пробудился.
– Да ты что! – сказал он. – Двадцать пять миллиардов?
Он взял из рук собеседника фотографию Ведьмакина и всмотрелся с обновленным интересом.
– Он кто? Банкир?
– Нет, он офицер ФСБ. Ему поручили эти деньги надежно пристроить. Может быть, он деньги по западным банкам попрятал. Или акций надежных прикупил. Или в золото все вложил.
– А он так хорошо в этих делах разбирается? – с сомнением спросил Глеб. – Тут финансистом надо быть, а не офицером.
– Я думаю, что на него работали те, кто понимает, – сказал Горецкий. – Наверное, у него и финансисты были в подчинении, и банкиры его консультировали. А он у них был кем-то вроде директора. Генеральный менеджер. Знаешь, это как в бизнесе: если ты умеешь все хорошо организовать, если знаешь, как подчиненным ставить задачи и как добиваться выполнения этих задач, – тогда ты можешь в любой компании работать. Сегодня ты производством мороженого руководишь, а завтра тебя назначают генеральным директором авиастроительного концерна. Главное, что от тебя требуется, – результат.
– Но ты уверен, что такие большие деньги? – все еще сомневался Глеб. – Видел я этого мужика близко, вот как тебя. Вроде бы он и вправду не бедствует. Но не миллиардер, как мне кажется. Двадцать пять миллиардов, – он с сомнением покачал головой.
– Цифра приблизительная, – признался Горецкий. – Плюс-минус десять миллиардов, как мне сказали.
– Ничего себе подсчеты! – неуверенно засмеялся Глеб.
– Все делалось скрытно. Что-то, возможно, маскировалось под закупки по импорту. Что-то представляли так, будто имеет место банальное воровство. А где-то, может быть, банки лопнули. Банк обанкротился, руководство в бегах, денег нет. Ты понимаешь, если можно было в собственных интересах воровать, тогда ведь можно и в государственных интересах деньги по той же схеме увести, а представить все дело так, будто там мошенники порезвились. Мало данных, Глеб. Поэтому и цифры очень приблизительные. Я ведь тоже такой вопрос задавал своему начальству. Где, мол, гарантия, что это не пустышка, что действительно деньги эти сумасшедшие где-то есть. Может, это все сказки. Нет, говорят, не сказки. Взяли толковых людей, тех, кто в финансах понимает, кто может с отчетностью разобраться, дали им цифры, те, что есть: добыча нефти, экспорт нефти, экспорт газа, поступление валюты в страну, поступление импортных товаров в страну, сколько денег напечатано, какой товарооборот… Знаешь, все время говорят: теневая экономика, точных данных нет, отчетность липовая, налогов никто не платит, ничего понять невозможно. Это все ложь и глупость, Глеб. Да, нельзя уследить за каждым цехом, где запчасти к «Жигулям» штампуют, и за каждой пекарней, где хлеб пекут. Но это сплошные непонятки и головная боль только для районной налоговой инспекции. Как ни странно, но в масштабах всей страны точную картину увидеть легче.
– Косвенные методы?
– Ну конечно! Чтобы произвести какую-то продукцию, нужна электроэнергия. А все данные по выработке электроэнергии – в руках государства. И если на митингах кричат, что экономика разрушена и производство продукции упало вдвое, и в то же время электричества страна потребила на двадцать процентов больше, чем три года назад – значит, спад был только в сводках Госкомстата. Дальше. Сырье за наличные купили, из сырья выплавили металл, и этот металл тоже за наличные продали. По бумагам – ничего не произведено. Но металл ты на себе не унесешь. Нужны вагоны. А все данные по железнодорожным перевозкам – в руках государства. И если металла того по бумагам нет, то ведь в вагонах железнодорожники не воздух перевозили. Дальше. Договариваются ушлые ребята с таможней, ввозят в страну товар, а товар этот не оформляют, чистая контрабанда – все эти машины стиральные, памперсы и зеленый горошек. И всю контрабанду по стране везут «Газели». Ты за каждой «Газелью» уследишь? Нет! Но они без бензина не ездят, эти «Газели». А все данные по производству бензина – в руках у государства.
– Да и сами «Газели» штампуют в три смены, – озарило Глеба. – И если известно, сколько их за последние пять или десять лет наштамповали…
– …значит, можно подсчитать товарооборот мелкооптовых рынков и розницы. Все правильно ты понял,
