– Этого я не знаю.
– Итак, вы попросили своего знакомого о такой услуге, – сказал Корнышев. – Он все зафиксировал на фотопленку… Видео он не делал?
– Нет. Я сказала ему, что фотографий будет достаточно.
– Он представил вам фотографии. Но ваш муж на Кипр уже не вернулся.
– Да.
– Но ваш друг не мог не навести справки об этой женщине, – подсказал Корнышев.
– Он ничего мне о ней не сказал, – покачала головой Ведьмакина. – Когда он мне позвонил из Москвы…
– Кто позвонил? Ваш друг? Или муж?
– Друг. Он позвонил мне и сказал, что есть какая-то женщина. Я ему сразу ответила, что ничего о ней знать не хочу.
– Почему?
– А зачем? – вопросом на вопрос ответила Ведьмакина.
«Наверное, она в тот раз не захотела лишней боли. У нее обнаружилась молодая и более удачливая соперница, и не все ли равно, как ее зовут, на какой улице она живет и сколько ей в точности лет, если и без того все ясно».
Корнышев просмотрел фотографии одну за другой, всматриваясь в лицо спутницы Александра Никифоровича Ведьмакина.
Все снимки делались с относительно большого расстояния, и невозможно было рассмотреть лицо женщины во всех подробностях, но что-то знакомое померещилось Корнышеву, словно он мог эту женщину видеть где-то раньше. Может, она и не любовница Ведьмакина? Может, она коллега и Ведьмакина, и самого Корнышева? Алла Михайловна позвонила в Москву, в гостиницу «Пекин», а ей ответил женский голос. Допустим, что вот эта самая женщина и ответила. И что это доказывает? Ничего!
– Простите меня, Алла Михайловна, но ваш друг привел какие-нибудь веские доказательства измены вашего мужа? Было что-то такое, что могло однозначно указывать на близкий характер их отношений?
– Мне кажется, что тут никаких сомнений быть не может! – поджала губы Ведьмакина.
– Вы эти фотографии имеете в виду? Они ничего не доказывают.
– Как же!
– Ваш муж знал эту женщину, – пожал плечами Корнышев. – Но мне кажется, что и я ее знаю.
– Вы не шутите? – недоверчиво спросила Алла Михайловна.
– Ее лицо кажется мне знакомым. Хотя снимки сделаны с большого расстояния, и я не уверен. Мне нужны координаты этого вашего друга.
– Послушайте! – умоляюще произнесла Ведьмакина, но осеклась, увидев взгляд своего собеседника.
– Мне он нужен! – сказал Корнышев тоном человека, которому возражать бесполезно.
Алла Михайловна и Корнышев вошли в гостиную, когда часы показывали без четверти двенадцать, Корнышев взглянул на висящие на стене часы, скользнул взглядом по стойке, отделяющей кухню от гостиной. Кофемолка…
– Кофе хотите? – спросила Ведьмакина. – Время еще есть.
Она уже направлялась к стойке. Корнышев смахнул со стола газету с кроссвордом.
– Казахский бард, – прочитал он. – Четыре буквы.
– Акын? – рефлекторно отозвалась Ведьмакина.
– Акын, – пробормотал Корнышев, доставая из кармана ручку. – По буквам подходит. Так, а по горизонтали – английская земляная мера, первая буква «а»…
Он держал газету перед собой, а его взгляд метался поверх газетных страниц, потому что он не знал, какой вход из двух…
– Акр, – подсказала Ведьмакина.
– Да, точно, акр. Тогда «акын» – правильно.
Зажужжала кофемолка. И тотчас из-под арки справа от Корнышева стремительно и бесшумно вышел человек. Корнышев выстрелил из своей стреляющей ручки прямо через газету. Пуля попала незнакомцу в грудь, и он упал, выронив пистолет, который держал в руках, а Корнышев уже летел, скользил по мраморному полу, доставая тот пистолет в прыжке и крича обернувшейся на шум Ведьмакиной:
– На пол! Н-на-а по-ол!
Ведьмакина не рухнула на пол, а осела на него, будто силы вдруг ее оставили. Корнышев схватил пистолет, метнулся прочь от убитого им человека, прилип спиной к стене и замер, в доме воцарилась тишина, и было только слышно, как тяжело дышит Ведьмакина, с выражением ужаса на лице разглядывающая бездыханное распростертое тело незнакомца. Корнышев махнул пистолетом и зло посмотрел на женщину. Она затихла. Ни звука в доме.
Так они просидели довольно долго. Часы уже показывали десять минут первого. Никто не позвонил из Цюриха. Корнышев был уверен, что теперь и не позвонят. В конце концов он сумел объяснить женщине жестами, что ей надо бы укрыться за стойкой, и когда она, боясь подняться с пола, поползла за стойку, нарушив хрупкую тишину, Корнышев вихрем пронесся по помещениям первого этажа, но никого здесь не было. Он поднялся на второй этаж и проверил там все комнаты, но это уже скорее для очистки совести. Потому что никого он там не ожидал увидеть – если бы убийцы пришли вдвоем, то второй страховал бы своего товарища там, внизу, а не прятался бы на втором этаже.
Корнышев спустился вниз.
– Вы в безопасности, – сказал он. – Можно не прятаться.
Над стойкой появилась голова Ведьмакиной. Лицо ее было такое бледное, будто голова фарфоровая.
– Вы его знаете? – спросил Корнышев, кивнув на поверженного им врага.
– Нет!
– И никогда здесь на Кипре не видели?
– Не знаю, – уже не так уверенно ответила Алла Михайловна.
Корнышев торопливо ощупывал карманы убитого. Ни документов, ни денег, только ключи от машины «Ниссан». Возле дома Ведьмакиных никакого «Ниссана» не было. Оставил где-то на соседней улице? Некогда искать. Корнышев бросил ключи рядом с убитым. Пошарил взглядом вокруг. Его внимание привлекла картонная коробка с шоколадными конфетами. Оторвал у коробки крышку, тщательно протер крышку полотенцем, после чего аккуратно приложил остывающие ладони убитого к глянцевой поверхности картона – снял отпечатки.
– Скотч есть? – спросил деловито Корнышев.
– А?! – испуганно отозвалась женщина.
– Скотч! Клейкая лента!
– Да! – засуетилась Ведьмакина.
Убежала куда-то и вернулась со скотчем. Корнышев переломил картонку пополам так, чтобы отпечатки ладоней убитого оказались внутри этого импровизированного конверта, обклеил «конверт» скотчем.
– Я вас в последний раз спрашиваю, – сказал Корнышев без угрозы. – Есть ли в доме какие-то бумаги, оставшиеся от вашего мужа. Что-то важное, что вы здесь, может быть, прячете и чего я не нашел. Сейчас мы с вами отсюда уйдем, и больше вы никогда сюда не вернетесь…
Ведьмакина посмотрела испуганно.
– Нельзя вам сюда возвращаться! – сказал Корнышев голосом человека, не желающего своему собеседнику зла.
Она поняла наконец, о чем он говорит, скосила глаза на труп, пробормотала:
– Нет! Ничего тут нет! Я вам правду говорила!
– Тогда уезжаем, – задушевным голосом семейного доктора сказал Корнышев. – Алла Михайловна!
– А?!
Она отвлеклась наконец от созерцания трупа.
– Алла Михайловна, – все тем же гипнотизирующе-вкрадчивым голосом произнес Корнышев. – Вам надо успокоиться. Хорошо?
