понятый как в своем автохтонном состоянии, 'не является носителем образцового сознания' (подобно тому, как 'ребенок-лунатик не является образцом игривого дитяти'), и в этом отношении практикуемый им дискурс не может считаться тождественным нормативному дискурсу, легитимированному в той или иной культурной среде (см. Дискурс, Порядок дискурса, Легитимация). История любви конституируется, таким образом, как 'любовная история' - рассказ о любви: 'это моя собственная, личная легенда, моя сакральная история, которую я декламирую самому себе и эта декламация (замороженная, забальзамированная, удаленная от практики) и есть, собственно, любовный дискурс' (см. Нарратив). В качестве нарратива любовь артикулируется как 'история, которая должна быть исполнена - в священном смысле слова: это - программа, которая должна быть реализована и завершена', и подлинная трагедия любви конституируется вовсе не в пространстве межличностных коллизий, а в том обстоятельстве, что, в конечном счете, 'влюбленный не может сам написать свой роман', поскольку главным действующим лицом любовной драмы оказывается не субъект, но язык: конкретно - практикуемый им тип дискурса. (См. также Судьба, Эротика текста.)
ФУКО
ФУКО (Foucault) Мишель (Поль-Мишель) (1926- 1984) - французский философ, теоретик культуры и историк. Окончил Высшую нормальную школу. Лиценциат по философии (1948) и по психологии (1949) в Сорбонне. Диплом по психопатологии Парижского института психологии (1952). (Ф. явился создателем первой во Франции кафедры психоанализа, приглашая к сотрудничеству сторонников школы Лакана.) Член ФКП (1950-1951). Преподаватель психологии в университете г. Лилль и в Высшей нормальной школе (1951- 1955). Работал во французских культурных представительствах в Швеции, Польше, ФРГ. Вместе с Делезом в 1966-1967 отвечал за подготовку к печати французского перевода критического полного собрания сочинений Ницше. Заведующий кафедрой философии в Тунисском университете (1967-1968). Заведующий кафедрой философии экспериментального университета в Венсене (1968). Заведующий кафедрой истории систем мысли в
Коллеж де Франс (1970-1984, выграл конкурс на право замещения этой должности у Рикера). В 1986 была создана Ассоциация 'Центр Мишеля Фуко' для изучения и публикации его творческого наследия. Основные сочинения: 'Душевная болезнь и личность' (1954, переиздание в 1962 под названием 'Душевная болезнь и психология'), 'Безумие и неразумие: история безумия и классический век' (1961), 'Генезис и структура Антропологии Канта' (1961), 'Реймон Руссель. Опыт исследования' (1963), 'Рождение клиники: археология взгляда медика' (1963), 'Предисловие к трансгрессии' (1963), 'Отстояние, вид, первоначало' (1963), 'Слова и вещи: археология гуманитарных наук' (1966, к концу 1980-х было продано более 110 тысяч экземпляров книги на французском языке), 'Мысль извне' (1966), 'Археология знания' (1969), 'Что такое автор' (1969), 'Порядок речи' (1970), 'Предисловие к логической грамматике' (1970), 'Философский театр' (1970), 'Ницше, генеалогия, история' (1971), 'Это не трубка' (1973), 'Я, Пьер Ривер…' (1973), 'Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы' (1975), 'Игра власти' (1976), 'Запад и истина секса' (1976), 'Субъективность и истина' (1977), 'Жизнь подлых людей' (1977), 'Микрофизика власти' (1977), 'Что такое Просвещение?' (1983), 'История сексуальности' (т. 1 - 'Воля к знанию' - 1976, т. 2 - 'Опыт наслаждений' - 1984, т.З - 'Забота о себе' - 1984), 'Итоги курса в Коллеж де Франс, 1970-1982' (1989) и др. В 1994 было издано четырехтомное издание работ Ф. - 'Сказанные и написанные. 1954-1988' (около 360 текстов). Основной линией собственного философского творчества Ф. полагал преодоление интеллигибельной универсальности гегельянства, а также коренное переосмысление проблемы взаимных отношений элементов системы: 'субъект - познание - мир'. Оценивая духовную ситуацию послевоенной Западной Европы, Ф. отмечает: '… университет и философская традиция преподносили гегельянство как самую величественную и неизбежную форму придания интеллиги-бельности современному миру…', у многих же представителей интеллигенции в контексте понимания мира, общества и себя самих было, по мысли Ф., '…желание чего-то совершенно другого… Вот тут-то гегельянство, которое нам предлагалось как модель непрерывной интеллигибельности, сохраняющей один и тот же тип движения от самых глубин истории до сегодняшнего дня, как раз и не могло нас удовлетворить'. В Вводной лекции к своему курсу в Коллеж де Франс (1970) Ф. замечал: 'Вся наша эпоха, будь то посредством логики или эпистемологии, будь то при помощи Маркса или при помощи Ницше, стремится избежать Гегеля'. Современная же этому периоду 'философия субъекта' также оказывалась не способной снимать нарождающиеся вопросы: с точки зрения Ф., в философии Сартра, и 'еще больше - в феноменологии, субъект в его основополагающей функции, субъект как то, что, исходя из самого себя, дает смысл миру, - это было чем-то, что никогда не ставилось под вопрос: субъект, как основоположник значений, всегда должен был быть'. Раньше или позже, согласно Ф., неизбежно должен был возникнуть спектр проблем: правомерно ли полагать субъект в качестве единственно возможной формы существования? Выступают ли самотождественность субъекта и его непрерывность в качестве его атрибутов? Осуществимы ли такие 'опыты', в границах которых происходила бы утрата субъектом этих качеств, т.е. возможна ли 'диссоциация субъекта'? По утверждению Ф., для всего его философствования правомерно вычленение 'общности ядра' - несущей конструкции в виде 'дискурса об опытах-пределах, где речь идет для субъекта о том, чтобы трансформировать самого себя, и дискурса о трансформации самого себя через конституирование знания'. Как отмечал Ф., 'речь идет не о том, чтобы определить формальные условия отношения к объекту; равно как и не о том, чтобы выявить эмпирические условия, которые в какой-то момент позволили субъекту вообще осуществить познание некоторого объекта, уже данного в реальном. Вопрос заключается в том, чтобы определить, чем должен быть субъект, какому условию он подчиняется, каким статусом он должен обладать, какую позицию он должен занимать в реальном или воображаемом для того, чтобы стать узаконенным субъектом того или иного типа познания; короче говоря, речь идет о том, чтобы определить способ его 'субъективации', ибо очевидно, что способ этот не является одним и тем же в том случае, когда познание, о котором идет речь, имеет форму экзегезы священного текста, или наблюдения в естественной истории, или же анализа поведения душевнобольного'. (Ср. у Делеза: 'Глупо утверждать, что Фуко заново открыл или снова ввел потаенного субъекта после того, как он его отверг. Субъекта нет, есть лишь порождение субъективности: субъективность еще необходимо было произвести, когда для этого пришло время, именно потому, что субъекта не существует'.) Рассматривая язык, текст, дискурс уже не в качестве основания новаторских методологических схем, Ф. употреблял эти термины как метафорические обозначения универсального принципа, позволяющего соотносить, взаимосоизмерять и оптимизировать культурные артефакты, которые традиционно полагались качественно разноплановыми. Конструктивное преодоление феноменологической традиции послужило для Ф. условием возможности выработки ряда принципиально новых мировоззренческих и познавательных парадигм. По Ф., '…опыт феноменолога - что это такое? Это определенный способ устанавливать рефлексивный взгляд на пережитое, которое, в некотором роде, может быть неважно каким, может быть преходящей повседневностью. Факт встречи с другом, тот факт, что перед твоими глазами - дерево. Посмотрите на все эти пережитые опыты, к которым апеллировала феноменология, - это опыты неважно кого или неважно чего, повседневность в ее преходящей форме. И для феноменологии речь идет о том, чтобы ухватить, что это за значения, чтобы проделать некоторую работу - рефлексивную работу, которая бы позволяла ухватывать значения, действительно подвешенные в пережитом. Для людей вроде Ницше, вроде Батая или Бланшо проблема совершенно в другом: опыт - это, напротив, попытаться достичь такой точки жизни, которая была бы возможно ближе к тому, что нельзя пережить. Что, стало быть, здесь требуется, - это максимум интенсивности и максимум невозможности. Тогда как опыт, феноменологическая работа состоит, напротив, в том, чтобы размещать в поле возможного, чтобы развертывать все поле возможностей, связанное с повседневным опытом… В феноменологии пытаются ухватить значение этого повседневного опыта для того, чтобы обнаружить то, в силу чего субъект, каков я есть, действительно - в своих трансцендентальных функциях - есть основоположник этого опыта и этого значения; тут действительно есть выявление субъекта постольку, поскольку он есть основоположник. Тогда как у Ницше, у Батая или у Бланшо
