– Восемь миллионов только на рекламу.
– Я бы пока подождал и посмотрел, что будет делать «Гофман». Сомневаюсь, что они раскошелятся. Та еще банда. Со временем ваши клиенты взбунтуются, но вы можете послать их к черту. – Френч влил в себя полную рюмку водки. – Впрочем, давайте исходить из лучшего. Мунихэм не проигрывал сто лет. Стоит ему добиться сурового вердикта, и все изменится. Вы снова оседлаете золотую жилу.
– Люди «Гофмана» сказали мне, что после Флагстафа готовы перекочевать прямиком в округ Колумбия.
– Вероятно, блеф. Все зависит от того, как пройдет процесс во Флагстафе. Если там они много потеряют, то не смогут отмахнуться от сделки. Тут может быть два решения: если этот суд признает их ответственность, но сочтет ущерб незначительным, они попробуют попытать счастья в другом суде и, вполне вероятно, выберут вас. А вы приведете какого-нибудь ломового жеребца и надерете им задницы.
– Не советуете мне самому выступать в суде?
– Нет. У вас опыта недостаточно. Нужно не один год повариться в этом котле, чтобы войти в высшую лигу. Такие вещи требуют времени.
Несмотря на всю свою любовь к шумным процессам, Пэттон явно не испытывал энтузиазма по поводу того сценария, который сам развернул перед Клеем, и отнюдь не желал быть тем самым «ломовым жеребцом» на суде в округе Колумбия. Просто он рассматривал разные возможности, чтобы успокоить молодого коллегу.
На следующее утро Клей вылетел в Питсбург – ему было все равно куда, лишь бы не в округ Колумбия. В самолете он говорил с Оскаром, просматривал электронные сообщения и газетные отчеты о флагстафском суде. Истица, шестидесятишестилетняя женщина с раком груди, выступала прекрасно. Она вызывала глубокое сочувствие присяжных, и Мунихэм играл на струнах ее страданий, как на скрипке.
– Давай, сделай их, старина, – бормотал Клей.
Взяв напрокат машину, он часа два ехал на север, в самое сердце Аллеганских гор. Найти Ридсбург на карте было почти так же трудно, как найти дорогу к нему на шоссе. Но, переехав через перевал, он увидел расстилающийся внизу гигантский завод. «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В РИДСБУРГ, ПЕНСИЛЬВАНИЯ, – приветствовал его огромный щит, – НА РОДИНУ КОМПАНИИ „ХЭННА ПОРТЛЕНД“, ОСНОВАННОЙ В 1946 ГОДУ!» Из двух труб-колоссов валил густой дым, медленно уносимый в сторону ветром. По крайней мере завод еще действует, подумал Клей.
Следуя указателю «В центр», он выехал на главную улицу и нашел стоянку. Клей не боялся, что его узнают в джинсах, бейсболке и с трехдневной темной щетиной на щеках. В кофейне «У Этель» он уселся на шаткий табурет перед барной стойкой. Этель лично приветствовала гостя и приняла заказ: кофе и сандвич с жареным сыром.
У него за спиной два старожила разговаривали о футболе. Ридсбургские «Пантеры» проиграли три матча подряд, и оба болельщика считали, что лучше справились бы с делом, чем нынешний главный тренер команды. Согласно висевшему на стене возле кассы турнирному календарю, тем вечером «Пантерам» предстояла игра на своем поле.
Этель принесла кофе и спросила:
– Вы у нас проездом?
– Да, – ответил Клей, сообразив, что она знает каждого из одиннадцати тысяч ридсбургцев в лицо.
– А откуда вы?
– Из Питсбурга.
Он не знал, хорошо это или плохо, но Этель не задала больше ни одного вопроса и ушла. За другим столиком двое мужчин помоложе говорили о работе. Из их слов можно было понять, что оба ее недавно лишились. На одном была фирменная кепка с эмблемой «Хэнна Портленд». Жуя свой жареный сыр, Клей прислушивался к тому, как они рассуждали о пособиях по безработице, выплатам по кредиту, деньгах, оставшихся на банковском счете, и вероятности почасового найма. Один сказал, что договорился с местным дилером: тот возьмет на комиссию его «форд-пикап» и постарается перепродать.
На откидном столике возле входной двери стояла огромная пластмассовая бутыль из-под воды. Рукописный плакат, висевший над ней, призывал всех вносить пожертвования в фонд «Хэнна Портленд». Бутыль была наполовину заполнена монетами и купюрами.
– Это зачем? – спросил Клей у Этель, когда она пришла, чтобы подлить ему кофе.
– Ах, это. Чтобы собрать денег для семей тех, кого уволили с завода.
– С какого завода? – Клей делал вид, что ничего не знает.
– С цементного, самого большого в городе. На прошлой неделе уволили почти полторы тысячи рабочих. Мы здесь, знаете, привыкли держаться вместе. Расставили такие копилки по всему городу – в магазинах, кафе, церквях, даже в школах. Пока собрали чуть больше шести тысяч. Деньги пойдут на оплату счетов за электричество и покупку продуктов, если станет совсем туго. Если нет, их передадут в больницу.
– Что, бизнес плохо пошел? – спросил Клей, не переставая жевать. Жевать – еще куда ни шло, а вот глотать становилось все труднее.
– Нет, наш завод всегда прекрасно работал. Хэнна знают свое дело. Но недавно их привлекли к суду, где-то в Балтиморе, кажется. Адвокаты обезумели от жадности, потребовали себе слишком много, и компания обанкротилась.
– Позор! – воскликнул один из стариков. Здесь, судя по всему, в разговоре было принято участвовать всем. – Этого не должно было случиться! Хэнна делали все, чтобы решить вопрос, они действовали по совести, а эти чертовы слизняки из округа Колумбия наставили на них пистолет. Хэнна сказали: «Да пошли вы!» – и оставили их с носом.
Неплохое резюме событий, мелькнуло в голове у Клея.
– Я проработал на заводе сорок лет, и ни разу не было такого, чтобы нам вовремя не выдали зарплату. Разрази их гром, этих поганых адвокатов!
Поскольку все явно ждали, что Клей тоже поддержит разговор, он спросил:
– Здесь редко случаются увольнения?
– Хэнна ненавидят увольнять людей.
– Их возьмут обратно?
– Компания пытается делать все, что можно. Но суд по делу о банкротстве еще не кончился.
Клей кивнул и поспешно вернулся к своему сандвичу. Двое молодых мужчин встали и направились к кассе. Этель решительно отвергла их попытку расплатиться.
– Нет-нет, ребята, за счет заведения.
Они благодарно кивнули и вышли, предварительно опустив в бутыль несколько монеток. Через несколько минут Клей попрощался со стариками, расплатился, поблагодарил Этель и, проходя мимо копилки, сунул в нее стодолларовую купюру.
После наступления темноты он сидел на трибуне для приезжих и смотрел матч между ридсбургскими «Пантерами» и командой «Лоси» из Энида. Трибуны для местных были заполнены до отказа. Оркестр играл громко, публика ревела, поддерживая своих и требуя победы. Но игра не интересовала Клея. Он смотрел в программку и гадал, сколько игроков являются членами семей, подпавших под увольнение. Потом, ряд за рядом оглядывая противоположную трибуну, старался угадать, у кого из этих людей есть работа, а у кого нет.
Сразу после исполнения гимна и перед тем, как мяч был введен в игру, местный священник прочел молитву о безопасности игроков и об улучшении экономической ситуации в общине. Он закончил словами: «Помоги нам, Господи, пережить эти тяжкие времена. Аминь».
Если был в жизни Клея Картера момент, когда он чувствовал себя хуже, чем сейчас, то припомнить его он не смог.
