устремляется вверх, механизм списывается и отправляется ржаветь на свалку. Если только поблизости не оказывается никого, кто мог бы внушить ему желание еще пожить. Вот оно, искусственное сознание, созданное нами и незамеченное, суперсовременное, человекоподобное, построенное на нечеткой логике — и не на спроектированных регулярностях в кристаллах кремния и арсенида галлия, а на их непредсказуемых «плавающих» дефектах…
Надя только посмеялась над моей гипотезой, Стерляжий тоже. Но никто ее не опроверг.
Жаль, что я не математик. Собрать бы статистику странных повторяющихся случаев от полуанекдотического разрушительного «эффекта Паули» на одном полюсе до реального «эффекта Свята» на другом да обработать уж не знаю как… Может, что и получится. Родятся, например, специальные тесты и появится отдельная графа в документе о профпригодности с оценкой в баллах. Пятерка — получай допуск к технике; единица — займись юриспруденцией или хоровым пением и не бери в руки ничего сложнее лопаты. Испортишь — не жалко, предмет дешевый.
Третий, слышишь меня? — напомнил о себе дежурный оператор.
Только тебя и слышу…
— Поздравляю. Пять попаданий. Отличная работа. По первым прикидкам, вход в атмосферу через пятнадцать минут.
— Чей вход в атмосферу — спутника или мой? Оператор хохотнул. — Шутник. Можешь расслабиться, у тебя одиннадцать минут зоны невидимости. Потом подхватим тебя и вернем в лучшем виде. Пойдешь на неполной тяге, перегрузки будут умеренные. — И на том спасибо. — Да чего там, мы же понимаем… До связи.
Они, конечно, понимали. Три с половиной месяца в невесомости — это серьезно, несмотря на обязательные тренажеры. Мышцы слабеют, кости тоже. Чрезмерные нагрузки им не показаны.
Между прочим, лететь к «Грифу» на реактивном выхлопе — такое же средневековое варварство, как шарашить по спутникам из пулеметов. Боевые капсулы следует оснастить приемником энергошнура и таскать их туда-сюда на энергоприводе, как лифтовые кабины. Куда надежнее баллистики. Беда в том, что приемников всего пять — включая тот, что появился на свет фактически на моих руках, — и четыре из них задействованы в лифтах. С генераторами дело обстоит лучше, их не то семь, не то восемь.
Ничего, со временем размножатся. И тогда уже не будет нужды посылать на выполнение ответственных заданий любимца техники Святополка Окаянного в расчете на то, что уж он-то обязательно вернется, при нем аппаратура не засбоит…
Что я им, талисман какой?
А ведь верно — талисман. Предмет, приносящий удачу, при том что абсолютно никого не интересует, как он устроен.
Ну и пусть.
Главное, я нужен. Меня ценят и терпят, хотя Капустян двадцать раз хватался за сердце, а Стерляжий столько же раз обещал выкинуть меня с «Грифа» вон, только не мог решить куда — списать на Землю или вытолкнуть в пространство. В последнем случае — в скафандре, дабы я хоть напоследок задумался над тем, что такое хорошо и что такое плохо.
Подозреваю, что я думал бы о другом, Например, поразмышлял бы над тем, какой я спутник Земли — искусственный или естественный? Важный классификационный вопрос. По запуску — несомненно, искусственный, а по происхождению — столь же однозначно естественный, не в пробирке вырос.
Надо вздремнуть на обратном пути. Устал что-то…
Пережидая одиннадцать минут зоны невидимости, я начал клевать носом. Смотреть на Землю отчего-то не хотелось — кажется, впервые. Приедается, что ли? Я не отказался бы посмотреть, как подбитый спутник прочертит в атмосфере прощальную огненную дорожку, но цель уже ушла с экрана монитора, скорее всего скрылась за горбом Земли. Ну и ладно, не больно-то хотелось…
Ускорение навалилось неожиданно — на этот раз оператор не счел нужным выйти на связь, хотя вообще-то был обязан. Голову оторву. Или нажалуюсь. Нет, лучше сломаю ему пульт — пусть придет в ножки кланяться.
А может, и прощу. Все-таки ускорение он дал щадящее, как и обещал. Если не выйдет на связь до конца подъема и даст вздремнуть — точно прощу.
Я летел домой.
Несколько часов безделья — и я дома. Мой дом — «Гриф».
«В гостях хорошо, а дома лучше» — верно сказано. Но тем сильнее хочется в гости. — Поздравляю, ас, — сказал Стерляжий. — Это у тебя третий? — И последний, — ответил я.
Он не понял. Иначе бы не спросил: «Почему?» Он действительно чего-то не понимал в этой жизни. — По госзаказу больше не работаю, — объявил я. — С каких это пор? — С данного момента.
— Да ну?
Я сдержался и промолчал в ответ на это издевательское «да ну». Но отступать от своего не собирался. Пусть выдаст мне мои законные сто граммов за сбитый (пластиковая оболочка с трубочкой, розлив не указан, сделано по спецзаказу и идет куда подальше.
Госзаказ достал всех. Луна-Крайняя осведомлялась, не забыли ли на «Грифе» о ее существовании. Стерляжий мрачнел. Капустян неумело, но старательно матерился. Остальной персонал собачился с начальством и друг с другом. От Нади с ее природными способностями утихомиривать горланов-главарей одним своим присутствием толку было мало. Хотя, возможно, без нее было бы гораздо хуже. Лифт бегал туда-сюда, как сумасшедший, — и все с горючкой, с горючкой для капсул! Один раз внизу совсем очумели, отправили груженую кабину днем, правда, не с первой площадки, а с четвертой. Она где-то на юге, в заброшенной угольной шахте. Опять среди населения пойдут байки о том, что плюнуть некуда — везде эти НЛО, да еще цилиндрические, как пивные банки…
Сердить Стерляжего сейчас, пожалуй, не стоило. Но почему никто никогда не интересуется эмоциями подчиненных? — Будешь и дальше работать, — сказал он с угрозой. -Как миленький будешь. — А что, если я в следующий раз промахнусь? Нет, не нарочно, разумеется. Как можно такое подумать? Просто от отвращения к работе и вызванных им ошибочных действий. Тогда как? А если бы я промазал сегодня и «Пасифис» подобрал спутник? — Уйди с глаз долой, — сказал Стерляжий.
Я ушел. Вернее, уплыл. А как было бы хорошо четко развернуться и выйти, хлопнув дверью, без слов дав понять: кранты и баста! На-до-е-ло!
В кают-компании сшивался без дела Димка Фролов, смотрел по видику «Аттилу, предводителя гуннов» и зевал. Узрев меня, он всколыхнулся и подвсплыл, как аэростат, которому удлинили привязочный трос. — Как настроение? — поинтересовался он. -Загнал шар в лузу? — Чего ж не загнать-то, — пробурчал я. — Луза большая. — Не скажи, — оживился Димка. — Я в позапрошлый раз два захода делал, едва горючки хватило вернуться. Попадания вижу ясно — вот они, — а цель почти не тормозится, только вращается, как ненормальная. Шесть попаданий,и все до одного касательные. Ну не свинство? — Стрелять лучше надо. — Кто из нас лучше стреляет, это еще вопрос, — отпарировал Димка. — Да чего там вопрос. Нет никакого вопроса. Я лучше стреляю. — Тогда автоматика наводки барахлит.
— =— Проверяли — нет. Да ты же и проверял, помнишь? Если бы барахлила, я бы вообще никуда не попал. — Ну, значит, гнутие ствола, — сказал я, теряя терпение. — Отдай Стерляжему, пусть разогнет о коленку. У него мослы здоровые. — Издеваешься, да? — Чего ты от меня хочешь? — спросил я. — Ты сегодня какой-то невеселый, — прозрел Димка. — Случилось чего, а?
— Да ничего особенного. Обрыдло мне все. Вниз хочу, — И что ты внизу будешь делать? — Это уж мое дело. Что захочу, то и буду. Может, напьюсь для начала. А спутники сбивать — не могу больше. Они же беззащитные. Как дети. . — Ничего себе детки, — поразился Димка. — Ты хоть знаешь, что эти спутники умеют? — Гореть в атмосфере они умеют, и то с нашей помощью… Только не надо политграмоты! Тошнит уже. — Та-ак, — с интересом протянул Димка. — Свят впал в депрессуху. Свершилось наконец-то. Устал всех на уши ставить. У всего «Грифа» праздник, потому что Свят смысл жизни ищет. Найдешь — расскажи, не забудь. А пока плыви-ка ты лучше в спальный модуль, там сейчас Надя, она тебя утешит… — Тебе когда последний раз морду били? — спросил я, сатанея. — А что? Э, да ты меня не так понял! Я говорю, иди побеседуй с ней. А ты что подумал? Побеседуй, говорю, способствует. А со мной — не способствует. Кстати, драться на станции — моветон, за это можно на Грыжу загреметь в два счета, а насчет «пойдем выйдем» я с тобой и разговаривать не стану — холодно снаружи и воздуха нет… И вообще я кино смотрю, а ты
