кончается? — Через восемнадцать дней.
— А раньше вырваться не удастся? Она посмотрела на меня. — Зачем?
— Может быть, мне захочется тебя увидеть. А может быть, мне захочется видеть тебя каждый день, утром и вечером… — И каждую ночь? — Как ты догадалась? — А я вообще проницательная. Быть может, ты и жениться на мне хочешь? — Выброси «быть может». — Я старше тебя, глупый. — Всего на три года, — возразил я. — А кроме того, женщины по статистике живут дольше. У нас есть шанс умереть в один день, как и положено счастливой паре. Счастливой на всю жизнь, понимаешь? — Ты и вправду надеешься дожить до старости? — А что? — Не загадывай. И не смотри на меня так, я ничего не знаю. Просто общие соображения насчет роли и места государства в государстве. Корпорация пытается быть симбионтом — в ней упорно видят паразита. Чем это кончится, никому не известно. — Ну и что? — возразил я. — Жить вообще вредно. — Согласна. Но ты вот о чем подумай: женишься ты на мне — и станешь вдвое уязвимее. Понимаешь почему? Ты сначала окончательно определись, с кем ты, а потом уже я подумаю над твоим предложением, если оно к тому времени еще будет в силе. Хорошо? — Плохо, — искренне возразил я. — Почему? — Потому что я тебе не нужен. Ты же уникум, к тебе, наверное, весь «Гриф» ходит… поправить психику. И уж точно я не первый, кто делает тебе предложение. Сколько их у тебя — десять? двадцать? — Больше сорока. — И ты всем говоришь, что подумаешь? — Только некоторым. — Спасибо и на том, — пробормотал я.
Она вздохнула и вдруг, улыбнувшись, поманила меня к себе. Оказалось, только для того, чтобы чмокнуть в маковку. Но и от этого невинного действия я совершенно растаял. — О! — сказал Димка Фролов, появляясь в горловине люка. — Я тоже так хочу. — Бог подаст, — ответил я. Надя хихикнула. — Злые вы, уйду я от вас, — обиженно сообщил Димка. — Свят, зайди в центральный, тебя начальство видеть хочет. — Подождет. Сначала ты уйди и не возвращайся, а то я правда злой…
Вадим Вадимович Стерляжий сидел, пристегнутый ремнями к подобию сиденья перед подобием стола. Он был хмур и не удостоил меня даже кивка. — Не передумал? — И не передумаю. — Ну-ну, полегче… ежик в тумане. Колючий и сам не знаешь, куда топаешь. Что мне с тобой делать, Окаянный, а? Вниз списать? — Лучше бы на Луну-Крайнюю. — Зачем? — Любопытно. — На бесплатную экскурсию, значит, напрашиваешься? Перебьешься. Вечерним лифтом уедешь вниз. — Это наказание? — осведомился я холодно. — Надо бы тебя наказать, да момент не тот. Чего ты на самом деле не хочешь: торчать на «Грифе» или летать наперехват? — На «Грифе» бы я еще поторчал… — Не сомневаюсь, — сказал Стерляжий таким тоном, что у меня вновь появилось желание заехать ему сплеча по толстой ряшке. На что он, собственно, намекает? — Не хочешь гробить технику, пусть чужую? Жалеешь ее? — Я поколебался и кивнул. — Не хочешь больше работать в моей группе?, — Смотря чем она будет дальше заниматься.
Он прищурился, отчего стал похож на гигантского хомяка. — А ты не экстремист, хвалю. Так вот, слушай внимательно и забудь по прослушивании, информация секретная. Госзаказ подходит к концу. Те несколько спутников, что мы еще не завалили, пусть пока летают, толку от них немного. В дальнейшем, по-видимому, будем менять тактику — очень уж топорно мы их валим, разговоры идут… Далее. Никакой такой «группы Стерляжего» не существует… пока не существует. Все знают, что пятеро асов, летающих на перехват спутников ПРО, и есть группа Стерляжего, и не стоит их в этом разубеждать. На самом деле она не более чем прикрытие для настоящей группы. От коллег у меня нет секретов — дело в том, что информация имеет свойство просачиваться… На данном этапе нам выгодно, чтобы там, внизу, — жестом Цезаря Стерляжий опустил большой палец вниз, — были свято уверены, что Корпорация по-прежнему озабочена исключительно добычей драгметаллов. Мы всегда должны быть впереди в информационном плане, иначе нас сожрут. Еще недавно внизу были убеждены, что мы нашли платиновую жилу на Луне, теперь им известно о Клондайке. Можно сказать, что теперь им известно почти столько же, сколько нам, а это значит, что мы имеем более чем опасную ситуацию. Для ее ликвидации создается — не создана, а только создается — настоящая «группа Стерляжего», группа перспективных исследований. Какое-то время ее будут путать с группой, работающей по госзаказу, чего нам и надо. — Стерляжий перевел дух и посмотрел мне прямо в глаза. — Твое добровольное согласие желательно. — Ты же списал меня вниз, — напомнил я.
— Не списал, а отправил на отдых перед серьезной работой. Между прочим, ты можешь от нее отказаться, право выбора есть право выбора. Но тогда тебе придется поскучать на одной из наших баз по меньшей мере несколько недель. Во избежание утечки. Естественно, ее все равно не избежать, но мы рассчитываем, что к тому времени успеем вырваться вперед. Если согласишься, я потребую безоговорочного подчинения, без твоих всегдашних фокусов. Говоря попросту, мне будет дано право убить тебя на месте в случае малейшего неповиновения. Никакой коллегиальности, никакого голосования за варианты. В случае удачи — крупное вознаграждение и некоторый вес в Корпорации. Возможно — повышение должностного статуса. Ну? Тебе решать. — Прямо сейчас? — У тебя была уйма времени — три месяца на «Грифе». Твои проблемы, если ты ни о чем не догадывался и ни о чем не думал. Хорошо, можешь подумать до вечернего лифта. — Можно хоть намеком понять, чем мне придется заниматься? — поинтересовался я как можно небрежнее, стараясь не выглядеть чересчур заинтригованным. — Видимо, тем же самым. Уходом за техникой. Вероятно… э… в иных условиях. — А подробнее нельзя? — спросил я, изнывая. — Хоть намеком… — Намеком? А может, тебе дать подписать бумагу о неразглашении? Ты просто не понял, как у нас поставлено дело: либо тебе доверяют без бумажек, либо ты не работаешь в Корпорации. Ладно, вот тебе намек: ты не ошибся, Кошачий Лаз может вывести не только к Клондайку. Вряд ли он предназначался только для того, чтобы мы могли черпать платину, как грязь. Достаточно?
— Нет.
— Так я и думал. Через Кошачий Лаз можно выйти еще по меньшей мере в восемь миров. По крайней мере столько известно на сегодня. Но я тебе этого не говорил, и вообще ты сегодня глух на оба уха. Все, плыви отсюда.
И я уплыл.
Глава 2
Опять это отвратительное снежное месиво под ногами! И в воздухе — то же месиво. Только пореже и почище.
Второй день на город свирепо валился мокрый снег. Я шел по Тверской, притерпевшись к мокрым плюхам в лицо, грея руки о хот-дог, на моем плече болталась сумка с кипой лохматых выкроек, которые мама попросила занести ее старой подруге, а мои ноги месили гнусно чавкающую субстанцию из снега, воды и грязи. Кое-где, правда, дворники пытались воевать с субстанцией большими лопатами, но терпели очевидное поражение. Декабрь в Москве вообще не украшение года, но ведь выпадают же иногда приличные декабри! Нынешний, гнилой и гриппозный, был не из них.
А ведь у меня украли осень!..
Я тут же поправил себя: не украли, а обменяли на лучшее, правда, меня не спросясь. Испарился в конце августа, вернулся в середине декабря. Разве я в претензии? Ничуть. Надо быть законченным идиотом, чтобы негодовать по поводу выигрыша в лотерее. А все-таки чуть-чуть обидно…
Хуже всего оказались две недели земной — точнее, подземной, — реабилитации. Меня предупреждали, что, несмотря на тренажеры «Грифа», я вряд ли смогу самостоятельно передвигаться, и я, конечно, верил этому только на словах. Оказалось — правда. Правда в том, что в ногах правды нет. Ка-ак они начали дрожать и подламываться при попытке встать! Нет, меня не вынесли на руках из кабины лифта, как труп — это было бы уже слишком, — в пределах досягаемости от меня вдруг оказалось чье-то очень уместное плечо, на котором я радостно и повис. Все было не так: и ноги не желали ходить, и кровать оказалась не на потолке. Одна радость — еду я нашел на тарелке, а не в тюбике. Какую-то специальную диету, впрочем, довольно сносную.
Сон, книги, телевизор — и мучители в белых халатах, заставляющие ходить, приседать, крутить велоэргометр и плавать в бассейне как раз тогда, когда мне этого меньше всего хотелось. Я говорил им такое, за что любой нормальный мужик немедленно и рефлекторно влепил бы мне хук правой, но,
